Не могу представить, что он на такое способен. Чушь какая-то. Даже думать смешно. И я вспомнила рассказ доктора Нэша о моем пребывании в больнице. «Вы утверждали, что врачи сговорились против вас, — сказал он тогда. — У вас наблюдались симптомы паранойи».

Теперь, похоже, они вернулись.


Внезапно приходит воспоминание. Вырвавшись из пустоты прошлого, оно больно бьет меня, отбрасывает назад, — и так же внезапно исчезает. Я и Клэр, и еще одна вечеринка. «Господи, — говорит она. — Как же это все надоело. Знаешь, что я думаю? Что все просто помешались на этом сексе. Ну, собачки ж тоже трахаются, правда? Шуму много, и только. Как его ни назови, сути это не меняет».

Неужели это возможно — пока я пребывала в личном аду, Клэр и Бен нашли утешение в объятиях друг друга?

Я опускаю взгляд. Телефон камнем лежит у меня на коленях. Я понятия не имею, куда уходит Бен каждое утро и куда заходит по пути домой. Куда угодно. А у меня нет ни малейшей возможности строить подозрения, основываясь на других подозрениях, и связывать между собой факты и мелкие детали. Даже если в один прекрасный день я застану Бена и Клэр в постели, то сразу же об этом забуду. От такой жены гулять — милое дело. Может, я их уже видела в постели и успела запамятовать.

Я думаю так — и в то же время как-то не верится. Я доверяю Бену — и в то же самое время ни капли ему не доверяю. Оказывается, вполне можно жить, имея в голове две противоположные точки зрения, балансируя между ними.

«Но зачем все-таки он лжет? Он думает, что так будет лучше, — беспрестанно повторяла я себе. — Защищает тебя. Скрывает от тебя то, чего тебе лучше не знать».


Конечно же, я позвонила. Я не могла иначе. Раздался гудок, потом другой, третий, потом щелчок и голос. «Здравствуйте, — сказал голос. — Пожалуйста, оставьте ваше сообщение».

Это был голос Клэр. Сомнений быть не могло.

Я оставила сообщение. «Пожалуйста, перезвони мне, — сказала я. — Это Кристин».

И спустилась вниз. Что ж, я сделала все, что могла.

* * *

И стала ждать. Час, другой. За это время делала записи и, поскольку она так и не перезвонила, сделала себе сэндвич и съела его в гостиной. Потом пошла на кухню и принялась вытирать стол, сгребая крошки в ладонь и отправляя их в раковину — и тут в дверь позвонили. Это напугало меня. Я отложила губку, вытерла руки кухонным полотенцем, висевшим на ручке духовки, и отправилась посмотреть, кто это.

Через матовое стекло виднелись очертания мужчины. Не в униформе, нет, скорее, в костюме и при галстуке. Бен? — подумала я, но тут же отмела эту мысль: он еще на работе. И открыла дверь.

Это оказался доктор Нэш. Я поняла это — отчасти потому, что больше было некому, но отчасти (хотя, читая о нем утром в дневнике, я представления не имела о том, как он выглядит, а мужа своего не вспомнила даже после того, как он сказал мне, что он, собственно, муж) — оттого, что я его узнала. Волосы у него были короткие, с пробором, галстук повязан кое-как, свитер не сочетался с пиджаком.

Должно быть, он заметил мой удивленный взгляд.

— Кристин? — спросил он.

— Да, — ответила я. — Да, — и лишь чуточку приоткрыла дверь.

— Это я, Эд. Эд Нэш. Доктор Нэш.

— Я знаю, — ответила я. — Я…

— Вы читали дневник?

— Да, но…

— У вас все в порядке?

— Да, вполне.

Он заговорил тише:

— Бен дома?

— Нет. Его нет. Просто я, м-м, не ждала вас. Мы разве договаривались о встрече?

Он помедлил — всего несколько секунд, но и этого было достаточно, чтобы нарушить плавный ритм нашего разговора. Не договаривались, я это знала. Или, во всяком случае, в дневнике ничего про это не было.

— Да, — ответил он. — Разве вы не записали это в дневник?

Не записала, но говорить ему не стала. Мы стояли на пороге дома, который я пока не научилась считать своим, и смотрели друг на друга.

— Можно войти? — спросил он.

Я не сразу ответила. Поскольку не была уверена, что хочу его впускать. Это отчего-то казалось мне ошибкой. Предательством.

Но кого я предавала? Бена и его доверие? Теперь я и не знала, важно это для меня или нет. После того, как он мне соврал. А я убила целое утро, читая одну его ложь за другой.

— Да, — сказала я и открыла дверь.

Входя, он кивнул и огляделся. Я забрала у него пиджак и повесила на вешалку рядом с дождевиком — судя по всему, принадлежавшим мне.

— Сюда, — я провела его в гостиную.


Я налила нам кофе и дала ему чашку, присев напротив. Сделав медленный глоток, я подождала, пока он сделает то же самое. Он поставил чашку на кофейный столик, который стоял между нами.

— Вы не помните, что вы попросили меня прийти? — спросил он.

— Нет, — ответила я. — Когда?

От его ответа у меня поползли мурашки:

— Сегодня утром. Когда я звонил сказать, где лежит ваш дневник.

Я совершенно не могу вспомнить, чтобы он звонил с утра, даже теперь, когда он ушел.

Я стала думать об остальных вещах, которые записала. О тарелочке с ломтиками дыни — я не помню, чтобы я ее заказывала. О печенье — я не помню, чтобы его просила.

— Не помню, — сказала я. Мне стало страшно.

На его лице промелькнуло сочувствие.

— Может, вы снова заснули? Вздремнули?

— Нет. Совсем нет. Я просто не помню. Когда это было? Когда?

— Кристин, — сказал он. — Успокойтесь. Скорее всего, ничего страшного.

— Но что если… я не…

— Кристин, прошу вас. Это ни о чем не говорит. Вы просто забыли об этом, вот и все. Такое со всеми случается.

— Но забыть целый разговор! Всего пару часов назад!

— Да, — сказал он. Он говорил ласково, пытаясь меня успокоить, но оставался сидеть, где сидел. — Ваша память всегда была нестабильной. То, что вы что-то забыли, вовсе не означает, что вам стало хуже и вы не поправитесь. Понимаете?

Я кивнула, отчаянно желая верить ему, его словам.

— Вы попросили меня прийти, потому что хотели поговорить с Клэр, но толком не знали, хватит ли у вас духу на это. И чтобы я поговорил с Беном от вашего имени.

— Правда?

— Да. Вы сказали, что вряд ли справитесь в одиночку.

Я посмотрела на него и вспомнила обо всем, о чем писала. Поняла, что не верю ему. Скорее всего, дневник я нашла сама. Сегодня я не просила его приходить. Не просила поговорить с Беном. Зачем? Ведь я сама решила пока ничего ему не говорить. И зачем ему звонить Клэр, если я совсем недавно сама набрала ее номер и оставила сообщение?

Он говорит неправду. И я подумала: должно быть, есть другие причины его визита. О которых он не решается мне сказать.

Может, у меня и отшибло память, но не ум.

— Зачем вы пришли на самом деле? — спросила я. Он заерзал в кресле. Может, просто хотел посмотреть, как я живу. Или просто повидать меня еще раз — до того, как я поговорю с Беном. — Беспокоитесь, что Бен не позволит нам видеться после того, как все узнает?

Мне приходит в голову еще кое-что. Может, никакого научного исследования нет. Может, ему хочется проводить со мной столько времени по другой причине. Но я гоню эту мысль прочь.

— Нет, — ответил он. — Вовсе нет. Я пришел потому, что вы меня позвали. К тому же вы решили не говорить Бену о наших встречах. Во всяком случае, до разговора с Клэр. Помните?

Я покачала головой. Не помню. Понятия не имею, о чем он говорит.

— Клэр трахается с моим мужем, — выпалила я.

Мои слова его шокировали.

— Кристин, — начал он, — я…

— Он обращается со мной, как с полной дурой, — сказала я. — Врет мне обо всем и обо всех. Но я-то не дура.

— Я знаю, — ответил он. — Но с чего вы взяли…

— Они трахаются уже сто лет, — продолжала я. — Поэтому он и соврал, что она уехала. Поэтому мы и не видимся, хотя она якобы моя лучшая подруга.

— Кристин, — сказал он. — Вы запутались. — Он встал с кресла и пересел ко мне на диван. — Бен вас любит. Я это знаю. Я говорил с ним, когда хотел убедить его позволить мне встречаться с вами. Он был абсолютно предан вам. Верен. Он сказал, что один раз уже потерял вас и больше не хочет. Что ему пришлось смотреть, как вы мучаетесь, когда вас пытались лечить, и он больше не желает видеть ваших страданий. Он вас любит. Это же очевидно. И хочет защитить. От правды, я так полагаю.

И я вспомнила то, о чем читала утром. О нашем разводе.

— Но он ушел от меня. Чтобы быть с ней!

— Кристин, — сказал он. — Посудите сами. Если бы это было правдой, зачем бы ему вас забирать? И привозить сюда? Он мог оставить вас в Вэринг-Хаусе. Но он этого не сделал. Он ухаживает за вами. Каждый день.

Я почувствовала, как внутри меня что-то оборвалось, замкнулось. Я слушала то, что он говорил, но не слышала ни слова. Я чувствовала тепло его тела, видела ласковый взгляд. Когда я посмотрела на него, он улыбнулся. Казалось, он становится больше, и скоро единственное, что я видела перед собой, — это его тело, а слышала лишь его дыхание. Он продолжал говорить, но я не разбирала слов. Я чувствовала только одно — любовь…

Я не собиралась этого делать. Все случилось внезапно — моя жизнь сорвалась с места, точно заевшая крышка люка, которая наконец подалась. Через мгновение я чувствовала свои губы на его губах, мои руки обвивали его шею. Волосы его были влажными, но я не понимала, отчего — и мне было все равно. Хотелось заговорить, рассказать ему, что я чувствую, но я не стала, потому что заговорить означало бы перестать целовать его, прервать мгновение, которое хотелось переживать вечно. Наконец-то я почувствовала себя женщиной. Я абсолютно владела собой. Не помню — во всяком случае, не писала — целовалась ли я с кем-нибудь помимо своего мужа, хотя наверняка целовалась. Что ж, пусть для меня это будет первый раз.

Не знаю, сколько это длилось. Даже не понимаю, что именно произошло: я просто сидела на диване рядом с ним, ощущая себя совсем крошечной, как будто вот-вот исчезну, а в следующий миг целовала его. Не помню, чтобы я желала этого, хотя не то чтобы мне этого не хотелось. Не помню, как это началось. Помню лишь эти два состояния, и ничего между, ни сомнения, ни сознательного решения.

Он не стал резко отталкивать меня. Был деликатен. По крайней мере, позволил мне это сделать. Не оскорбил возмущенным вопросом, мол, «что это на вас нашло?» или «вы в своем уме?». Он просто отстранился, потом убрал мои руки с плеч и сказал: «Не надо».

Я удивилась. Не надо того, что делаю я? Или того, что делает он? Я до сих пор не понимаю. Я чувствовала лишь одно: в какой-то момент я превратилась в другого человека, в другую Кристин, а потом снова стала прежней. Однако я не испытывала страха. И разочарования тоже. Даже радовалась, что благодаря ей, другой, наконец-то что-то произошло.

Он посмотрел на меня.

— Простите, — сказал он; я не понимала, что он чувствует. Злость? Жалость? Досаду? Возможно все что угодно. На его лице отражалась буря чувств. Он еще немного подержал мои руки в своих, а потом положил их мне на колени. — Простите, Кристин, — повторил он.

Я не знала, что ответить. И что делать. Я молчала, намереваясь извиниться. А потом сказала:

— Эд, я люблю вас.

Он закрыл глаза.

— Кристин, — начал он. — Я…

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Не надо. Не говорите, что вы не почувствовали чего-то похожего. — Он нахмурился. — Вы же любите меня, признайтесь.

— Кристин, — сказал он. — Прошу вас. Вы… вы…

— Сошла с ума?

— Нет. Вы запутались.

Я рассмеялась:

— Запуталась?

— Да, — ответил он. — Вы меня не любите. Помните, мы говорили про фантазии? Это часто случается с людьми, которые…

— А, — сказала я. — Знаю. Помню. С людьми, которые потеряли память. Вы это хотите сказать?

— Вполне возможно. Очень возможно.

После этих слов я его возненавидела. Думал, что знает меня лучше, чем я сама. А на самом деле знает только мою болезнь.

— Я не дура, — повторила я.

— Знаю. Я знаю это, Кристин. Я так вовсе не думаю. Я…

— Не может быть, чтобы вы меня не любили.

Он вздохнул. Теперь я начала испытывать его терпение. Действовать ему на нервы.

— А зачем вы так часто сюда приходите? Возите меня по Лондону. Или вы всех своих пациентов так?

— Да, — начал он. Потом поправился: — Нет. Не совсем.

— Тогда зачем?

— Я пытаюсь вам помочь.

— И все?

Он помедлил, затем ответил:

— Нет, не все. Я пишу научную работу.

— Изучая меня?

— Ну… в некотором роде. — Я попыталась вытеснить из памяти его слова.

— Но вы мне не сказали, что я и Бен в разводе, — не унималась я. — Почему? Почему вы этого не сделали?