— Да, конечно, — были последние донесшиеся до меня слова Гарета.

Парочка удалилась в глубь сверкающего хромом автосалона.

Я развернулась в кресле. Они остановились возле большого, изящно изогнутого стола администратора. Джек был на целую голову выше Гарета. Он стоял, широко расставив ноги, делая руками вульгарные жесты, явно изображая женскую грудь. Очки прочно сидели у него на носу. Гарет смотрел на него, слегка выкатив глаза и упиваясь каждым его словом. Ради того, чтобы приехать сюда и купить эту машину, мне пришлось взять на работе отгул. А Джек, который, скорее всего, понятия не имеет, что такое работа, просто зарулил сюда и заставил мир вращаться вокруг своей персоны.

Я перевела взгляд на свою машину. Свою маленькую красавицу. Я ее обожала, но не настолько, чтобы позволить так с собой обращаться. В мире существовало много мест, где я могла сидеть, понимая, что меня попросту игнорируют. Для этого даже необязательно было ехать так далеко. К несчастью для Гарета, хотя я и вытащила из кошелька свою банковскую карточку, он не успел провести ее через свой аппарат. И это означало, что я спокойно могу уйти, не потеряв ничего, не считая времени. Я встала, выудила из кипы документов на столе Гарета свои права и карточку, сунула их в сумку и решительным движением перебросила ее ремень через плечо. Пусть Гарет заставляет ждать каких-нибудь других лохов. Эта конкретная дура уже ждала достаточно долго. Теперь она идет домой.

Окинув их взглядом, исполненным презрения, я пересекла зал и толкнула дверь, ведущую на улицу.

— Либби! — окликнул меня Гарет. — Э-э, подождите! Я сейчас.

Не выпуская дверной ручки, я обернулась к нему, обдала его очередным пренебрежительным взглядом и вышла на улицу.

Снаружи было жарко. Воздух, насыщенный ожиданием дождя, всей тяжестью лег мне на плечи. Я сделала глубокий вдох и, оглянувшись, в последний раз грустно посмотрела на свою машину и начала спускаться по широкой дороге, ведущей от автосалона к оживленной магистрали. Я не знала, возмущаться мне или грустить. Меня возмутило то, как бесцеремонно Джек оборвал мою беседу с Гаретом. И мне было грустно оттого, что моя импульсивность помешала мне приобрести машину, которую я успела полюбить. Черт! Придется все начинать сначала. Но уже после того, как я преодолею испытание автобусом, поездом и снова автобусом и окажусь дома. Вот тебе и отгул.

— Либби, Либби! — раздался позади мужской голос.

Я, даже не оборачиваясь, поняла, кто меня зовет. Несколько секунд спустя он уже преградил мне путь. Очки по-прежнему красовались у него на носу.

— Мне действительно очень жаль, — произнес он. — Я просто…

— Не захотели дожидаться своей очереди, увидев в кресле какую-то никчемную тетку? Вы ведь такая значительная персона, что ваши потребности по определению важнее, — перебила его я.

Он был настолько поражен, что сдернул очки и уставился на меня.

— Если честно, то я не знаю, что на это ответить, — признался он.

— Может, потому, что ответа попросту не существует, Джек? — предположила я.

Он даже в лице переменился. Было ясно, что он не привык, чтобы с ним так разговаривали.

— Может быть, если я попрошу прощения, это станет подходящим ответом? — спросил он.

Я пожала плечами.

— Может быть.

— Простите. Я поступил очень некрасиво. Мне не следовало прерывать ваш разговор. Я прошу меня за это простить.

Все было произнесено вполне корректно. Тем не менее в его словах прозвучала очень неприятная нотка. Несмотря на покаянные интонации, он явно надо мной насмехался. Он, наверное, вообще над всем и всегда насмехался, и это сходило ему с рук, потому что никто не мог понять, он на самом деле неискренен или они излишне чувствительны.

— И это все? На большее вы не способны? Класс! Я надеюсь, что там, где вы работаете, вам нечасто приходится извиняться, потому что вы в этом не преуспели, — ответила я. — И если таким образом вы пытались тонко и иронично меня поддеть, то мне вас очень жаль.

Я обошла его и продолжила свое движение к автобусной остановке.

Увидев в витрине автосалона эту красивую машинку, я сразу представила себя в ней за рулем. Я мчалась по шоссе с открытыми окнами и включенным на полную мощность радио, и мой голос сливался с голосом исполнителя песни. Даже пробки казались мне не таким уж большим злом, потому что в этом случае я была бы надежно защищена своим небесно-голубым коконом. Но теперь из-за наглости Джека и моей гордости мне придется все начинать с нуля.

Но вот он снова передо мной — стоит на моем пути, не позволяя сделать больше ни шага.

— Что еще вам от меня нужно? — спросила я.

— Послушайте, мне и в самом деле очень жаль, что так вышло, — ответил он. — Из-за моего поведения у Гарета сорвалась сделка. Будет нечестно, если мой визит лишит его средств к существованию.

— Средств к существованию? — переспросила я, постаравшись, чтобы это прозвучало так же насмешливо и некрасиво, как и у него. Мне это было вовсе не по душе, и стало ясно, что с этим человеком надо разговаривать на его собственном языке. — Его существование зависит от продажи одного автомобильчика?

— Нет, но все равно при нынешней экономической ситуации клиентов терять не стоит. А если вы еще начнете всем вокруг рассказывать о том, что тут произошло… Во всем виноват я один. Простите. Я очень вас прошу, дайте Гарету еще один шанс. Он хо-роший парень, и он изо всех сил старается хорошо делать свою работу. А я повел себя, как полный идиот.

— А вот с этим я спорить не буду.

— Так вы дадите ему еще один шанс?

Передо мной снова возникло видение: я мчусь по шоссе с опущенными стеклами и громыхающей стереосистемой. Теперь Гарет будет сама предупредительность. Он уже не попытается продать мне что-то помимо машины. Пределом его мечтаний станет моя подпись под договором. Кроме того, мне так полюбилась эта машинка…

«Ты самый упрямый человек из всех, кого я знаю, — часто повторяла моя лучшая подруга Энджела. — Ты будешь стоять на своем, даже если это явно не в твоих интересах. Иногда, милая, надо просто отпустить ситуацию и поплыть по течению».

Итак, с одной стороны, машина, с другой — желание послать этого типа куда подальше. Что же выбрать?

На самом деле существовало лишь одно правильное решение.


— Она все еще в сознании.

— В сознании?

— У нее закрыты глаза, но она пытается что-то сказать.

— Либби любит поговорить.

— Зато ты не любишь. Верно, Джек? Во всяком случае, о том, что по-настоящему важно.

— Продолжайте с ней говорить, это поможет.

— Либби? Это я, Джек. Я здесь, рядом с тобой. Все будет хорошо. Ты будешь в полном порядке.

— Я не чувствую себя в порядке. Я вообще почти ничего не…

— Сколько нам еще ехать?

— Около трех минут. Надо сообщить, чтобы нас встретил врач.

— Говорят, все врачи заняты. Добавь газу. Черт! Давление продолжает падать…


Июль 2008

Пока я заканчивала решать вопросы с Гаретом, Джек сидел на капоте красного автомобиля и грыз яблоко. Он подтянул свои длинные ноги к груди и, вывернув колени наружу, оперся о них локтями. Я покосилась на него, кивнула и снова зашагала к магистрали.

— Все в порядке? — окликнул он меня, снимая очки.

— Да. Все в порядке.

— Отлично.

Неожиданно водительская дверь машины, на которой он сидел, распахнулась и из нее показалась пара стройных загорелых ног в сандалиях от Прада. Владелица ног медленно встала с сиденья. Разумеется, она оказалась прекрасна: идеально наложенный макияж, белокурые с медовым оттенком волосы до плеч, короткая и воздушная туника от Гуччи и инкрустированный бриллиантами Ролекс на запястье. Ни дать ни взять два ходячих стереотипа — что он, что она.

— Грейс, это Либби. Либби, это Грейс, жена моего лучшего друга. Она согласилась отвезти меня домой, потому что мой автомобиль в ремонте.

— Привет, — кивнула я Грейс, удивляясь, что он утруждает себя подобными разъяснениями.

Неужели ему важно, приму я ее за его подружку или нет?

Грейс улыбнулась. Ее улыбка была такой искренней, что просто обескуражила меня. По долгу службы я постоянно имею дело с девушками вроде нее. Обычно они ведут себя так, как Джек. То есть как будто весь мир обязан вращаться вокруг них.

— Привет, — отозвалась она.

Уголки ее накрашенных прозрачной помадой губ приподнялись. Ее явно позабавило то, что Джек вздумал оправдываться. Если она не была его подружкой, ей это не могло не понравиться.

— Приятно познакомиться.

— Мне тоже, — отозвалась я.

Я попрощалась с ними очередным коротким кивком и снова зашагала к автобусной остановке. Минуту спустя он опять стоял передо мной. Тыльной стороной руки он вытер блестевший у него на губах яблочный сок и, сняв очки, сунул их в карман.

— И это все? — спросил он.

— Вы о чем?

— О вас и обо мне. Все кончено?

— А у нас что-то было? — подняла брови я.

— Мне показалось, что между нами что-то пробежало. Нечто, с чего мы могли бы начать.

— Пробежало? Вы имеете в виду свои насмешки и мое утверждение, что вы в этом не преуспели? Это между нами пробежало? Мне от души жаль женщин, с которыми вы встречаетесь.

— Так значит, у этого, — он пальцем обвел пространство между нами, — продолжения не будет?

— А какое, по-вашему, тут возможно продолжение?

— Ну, например, поход в ресторан или в бар.

— Джек, сожалею, но я вынуждена вам сообщить, что вы мне не особенно нравитесь. Ваша раздутая сверх всякой меры уверенность в том, что вам все что-то должны, пробуждает во мне не самые лучшие чувства. Понимаете? Обычно я никому такого не говорю, а я, поверьте, каждый день встречаю много людей, от которых дурно пахнет, и поэтому умею держать свои мысли при себе. Но в вашем случае мне это не удалось. Так что я не считаю, что возможно какое-либо продолжение.

Он молча разглядывал меня, плотно сдвинув брови над зелеными с болотным оттенком глазами.

— По крайней мере, скажите мне свое полное имя.

— Зачем?

— Чтобы я на всю жизнь запомнил человека, который не был сражен моим обаянием или тем, что я таковым считаю и чем на самом деле не располагаю.

Уже давно висевший в воздухе дождь внезапно решил пролиться на этот мир. Этот дождь в начале июля был необыкновенно желанным, прекрасным и умиротворяющим. Я подняла лицо к небу, улыбаясь каплям, ласково разбивающимся о мою кожу. Влага была врагом моих волос, которые в считанные минуты неминуемо должны были превратиться в неуправляемую курчавую копну, но я все равно наслаждалась прохладными прикосновениями дождя.

Опустив голову, я увидела на горизонте, за спиной Джека, приближающуюся громаду автобуса. Он двигался в интересующем меня направлении, и если я хотела спасти остаток выходного, то обязана была в него попасть.

— Нет, я вам не скажу своего полного имени, — покачала я головой. — Я знаю, вы забросите его в Гугл — просто потому, что не сможете с собой совладать. А потом вам придется позвонить по тому номеру, который вы там обнаружите. Опять-таки потому, что вы не сможете с собой совладать. Поверьте, так будет лучше. — Говоря все это, я шарила в сумке, ища билет на автобус. Наконец обнаружив его между книгой, которую я читала, и зонтиком, я выудила билет. — Еще раз прощайте.

Не дожидаясь ответа, я обошла его и бросилась бежать по скользкому от дождя асфальту к автобусной остановке.

— Либби! — позвал он.

Я остановилась и обернулась, отбрасывая с лица пряди мокрых черных волос.

— Что?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Ничего. Мы еще увидимся.

Я пожала плечами.

— Все может быть.

Я развернулась и припустила за автобусом, в итоге едва успев в него вскочить.

Джек как будто прирос к месту. Когда автобус проезжал мимо, он помахал мне рукой.

Я слабо улыбнулась в ответ и устремила взгляд вперед, сосредоточившись на дороге, уводящей меня прочь от этого места.


— Кровяное давление продолжает падать. У нее сильная тахикардия.

Почему у меня перед глазами мелькает только часть моей жизни? Как насчет всего остального? Оно что, не в счет?

— Надо закачать в нее еще физраствора.

Неужели в моей жизни нет больше ничего, кроме Джека?

— Пульс не прощупывается!


Июль 2008

— Скажи-ка, Либби Рабвена, — обратилась ко мне Палома, когда я вернулась в благословенный покой служебного помещения, окончив мучительную процедуру по восковой эпиляции зоны бикини, — ты от нас что-то скрываешь?