— Ты ведь не отдала им все деньги? — встревожился Эллиот, демонстрируя трогательную заботу о нашем благосостоянии.

— Да, я в полном порядке, спасибо за беспокойство, — ответила я.

— Да я вижу, что ты в порядке, — удивленно глядя на меня, сказал он, как будто я была полной дурой. — Они все деньги забрали?

— Почему тебя не интересует, не изнасиловали ли они меня? — спросила я.

— Но они не могли этого сделать, — пренебрежительно пожал плечами Эллиот. — Ты ведь проститутка. Проститутку изнасиловать невозможно.

— Какой же ты урод! — выдохнула я.

— Что? Ты не согласна с этим? Ты хочешь сказать, что тебя можно изнасиловать?

— «Нет» означает «нет», кто бы это ни говорил. Я поднимаюсь в номер, согласившись на секс в обмен на определенную сумму денег. Если бы я передумала и отказалась от этих денег, это не давало бы права мужчине принуждать меня к сексу.

— Да, но…

— Заткнись. Если ты хочешь продолжать здесь жить и получить от меня деньги, просто заткнись.

Я сделала громче звук телевизора, подтянула колени к груди и уставилась на экран. Мне стало ясно, что мне необходимо от него уйти. Он отравлял мою жизнь. Если бы он не украл все мои деньги, я не сидела бы сейчас здесь, дрожа от отвращения к собственному телу. Я уже толком не понимала, кто я, хотя мне по-прежнему отчаянно хотелось вырваться из этого замкнутого круга.

Я снова оказалась в тупике. Я не собиралась заниматься этим долго, но прошло уже два с половиной года, и ничего не изменилось.

Но меня наверняка ждет что-то хорошее.

Ты согласна?

Леди (ха-ха!) В Дерьме

Глава 15

Либби

— Скажите, Либби, чего вы ждете от наших сеансов? — интересуется сидящая напротив женщина.

Я нахожусь в одной из комнат ее расположенной в цокольном этаже квартиры. Матовые жалюзи закрывают большие окна, но пропускают немного света. Кабинет обставлен изящной и в то же время удобной мебелью. Вдоль двух стен выстроились книжные полки с книгами по психологии, психотерапии и психотравме. Третью стену, у нее за спиной и рядом с дверью, занимают рамки с дипломами и регалиями. За моей спиной, под окном, стоит большой деревянный письменный стол, на котором царит идеальный порядок. Ей также удалось втиснуть сюда два больших пухлых кресла, в одном из которых в настоящий момент утопаю я. Оба кресла снабжены подушками. Это кажется несколько избыточным, зато создает впечатление уюта и комфорта. Но в настоящий момент я не ощущаю себя здесь комфортно.

— Я не знаю, — честно отвечаю я.

Я хочу снова стать собой. Я хочу вернуться в ту часть моей жизни, где я была уверена в том, что Джек меня любит, и считала, что я просто должна дать ему время исцелиться, и тогда он сможет продемонстрировать мне всю силу своей любви. Я хочу избавиться от своих странных снов. Я хочу получить обратно свое лицо и свои волосы. Я хочу понять, как такого чудесного человека, каким, судя по всему, была Ева, могло засосать в тот страшный мир, в котором она оказалась. Я хочу слишком много, и я не смогу все это получить, просто поговорив с этой женщиной.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но это отличное начало. У вас нет нереалистичных ожиданий, а значит, вы можете рассчитывать на успех.

Мне приходилось сталкиваться с нереалистичными ожиданиями клиентов, приходивших на прием к косметологу в надежде обратить время вспять и исправить результат двадцати лет поджаривания на солнце, сна в полном макияже, курения и злоупотребления алкоголем.

— Вам повезло, — говорила я таким клиентам. — У вас отличная структура лица. Состояние кожи зависит от генов, а также от правильного ухода. Полагаю, что курс процедур вам поможет, но не могу обещать, что нам удастся свести на нет весь вред, который вы успели нанести своей коже.

Другими словами, у вас нереалистичные ожидания, и единственное, что я могла бы сделать, чтобы их оправдать, — это получить доступ к машине времени, вернуться в вашу молодость, с ног до головы обмазать вас кремом с солнечным фильтром, вырвать из вашей руки сигарету, стоять над вами каждый вечер, пока вы не смоете весь макияж, и отправлять вас домой с вечеринки уже после нескольких выпитых бокалов.

И теперь эта женщина говорит мне то же самое, потому что она выслушала краткий рассказ о моих проблемах по телефону и, видимо, решила, что перед ней классический случай из учебника, и она вполне способна вернуть мне душевное равновесие и психическое здоровье. Хотя, увидев меня живьем, она, возможно, так уже не считает. Теперь она думает то же самое, что думала я, когда передо мной представала очередная курящая любительница солнца и алкоголя: это нереалистичные ожидания.

Я ничего не отвечаю Орле Дженкинс. Людям с нереалистичными ожиданиями я всегда даю понять, что сделаю все от меня зависящее и что следует надеяться на чудо. Сейчас я достаточно реалистично оцениваю ситуацию, чтобы осознавать, что в данном случае чудес ожидать не стоит. Если мне повезет, я уйду отсюда, чувствуя себя немногим лучше, но все мои проблемы все равно останутся со мной и будут разрывать меня изнутри.

— Какая проблема в настоящий момент беспокоит вас больше всего остального? — спрашивает Орла Дженкинс.

Я хочу уйти от своего мужа. Я одержима умершей женщиной. Я до сих пор не могу свыкнуться с тем, что меня охватывает ужас при каждом взгляде в зеркало, потому что из него на меня смотрит женщина, ничуть не похожая на мое представление о себе. Всякий раз, когда я выхожу из дома, я попадаю в ад, в котором меня пытают самыми разнообразными и изощренными способами.

— Как вы сегодня сюда добрались?

— Пришла пешком.

— И как вам это далось?

— Нелегко. Мне очень трудно ходить даже на короткие расстояния.

— Вы уже садились в машину после аварии?

— Да, когда ехала из больницы домой. Не могла же я сесть в автобус. Пришлось вызвать такси.

— И все?

— Да.

— Что вы чувствовали, сидя на заднем сиденье автомобиля?

— Я чувствовала себя плохо, — призналась я. — Наверное, мне было бы легче, если бы я сидела за рулем. Мне не нравилось, что я просто сижу там и жду…

Мой голос сорвался, и я замолчала.

— Чего ждете? — подсказывает Орла Дженкинс.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, — шепчу я.

— Похоже, контроль над ситуацией для вас очень важен. Вы не любите терять контроль?

А кто любит? Разве те, кто позволяет контролировать что-либо другим людям, не терзаются постоянными сомнениями относительно того, правильно ли они поступают?

— Не люблю и не вижу в этом ничего странного. Я не являюсь исключением из правил.

— Но ведь жизнь полна ситуаций и событий, никак не зависящих от вас или ваших желаний.

Все это время я ковыряла кончик ногтя на указательном пальце. Наконец мне удалось поддеть ногтем большого пальца краешек лака и снять его одной большой чешуйкой. Лак снимается с ногтя, как крышечка со стаканчика с йогуртом. Удовлетворение, которое я при этом испытываю, несколько приглушает боль, причиненную ее словами, указывающими на то, что я — наглядное подтверждение простой истины: жизнь — это набор случайных событий, которые мы не в состоянии контролировать. Ведь не так уж давно совершенно не знакомый мне мужчина решил, что может вписаться в просвет между мчащимися машинами. Одновременно он разговаривал по прижатому подбородком к плечу мобильнику, из-за чего на мгновение отвлекся, немного не рассчитал и тем самым изменил мою жизнь. Я не собираюсь утверждать, что он ее сломал, потому что моя жизнь не сломана. Жизнь осталась при мне, и это доказывает то, что я хожу, дышу и говорю. В прямом смысле этого слова я никого не потеряла (случай с Джеком исключителен и в счет не идет). Так что моя жизнь не сломана. Хотя вряд ли я вернусь к работе косметолога. Мне кажется, я уже никогда не смогу этим заниматься, даже если замаскирую шрам и надену парик, пока не отрастут мои собственные волосы. И все же мне повезло. Я это знаю.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но это никак не меняет того факта, что мне не нравится жизнь, где царят хаос и анархия. Я предпочитаю контролировать свою жизнь, по крайней мере насколько это возможно.

Орла Дженкинс вздыхает.

— Дело в том, Либби, — произносит она тоном, к которому люди прибегают в том случае, когда собираются прочитать кому-то мораль, — что меня больше всего беспокоит ваше отношение к тому, что произошло. Вы пытаетесь все проанализировать и объяснить. Вы выключаете из работы чувства.

Я выключаю чувства? Да я только и делаю, что что-то чувствую! Я уже наплакала несколько ведер слез.

— За последние несколько недель я плакала больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, — сообщаю я ей.

— Но вам не удается как следует расслабиться и выплакаться по-настоящему. Вы злитесь. Вам обидно и грустно, и я вас могу понять. Но вы не позволяете себе прочувствовать это до конца.

— А кому будет хорошо, если я разобижусь до глубины души? Чего я этим достигну? Повергну в депрессию всех окружающих, и больше ничего, — возражаю я ей. — Да и на кого мне злиться?

— А как вам кажется, на кого вам следует злиться?

— На идиота, управлявшего той машиной, — без особой убежденности в голосе произношу я.

Я почему-то не могу думать о нем в свете того, что произошло после аварии. Всякий раз, когда мне звонят из полиции, чтобы рассказать, как идет следствие, я не могу с ними говорить и отдаю трубку Джеку. Первые несколько раз, когда он пытался пересказать мне услышанное, он замолкал уже после первых слов, заметив, что я смотрю на него остекленевшими глазами и прижимаю к ушам руки. Я ничего не хотела знать. По какой-то неизвестной причине я не могла ничего знать.

— Похоже, вы в этом не уверены, — замечает Орла Дженкинс.

— Час уже прошел? — спрашиваю я.

— Нет.

— Да? Ну ладно… Послушайте, вы очень добры, и у вас бесподобная кожа, и я уверена, что вы очень многим помогли, но я больше не могу здесь находиться. Все это не для меня. Я думаю… Я думаю, мне надо просто принять все как есть. Понимаете? Просто перестать себя жалеть. Я думаю, что если я попытаюсь отнестись к происшедшему более позитивно и сосредоточиться на том, что у меня есть, то у меня все наладится. — Я встаю, натягиваю шапочку на самые брови и снова закутываюсь в плащ. — Большое спасибо. Вы мне очень помогли. Честное слово.

— Мне очень жаль, что вы не нашли здесь того, что искали, — качает головой Орла Дженкинс и тоже встает. — Но если вы передумаете, то знаете, как со мной связаться.

— Спасибо, — повторяю я. — В случае необходимости я обязательно вам позвоню.

Я не позвоню, и мы обе это понимаем.

Но я совершенно точно знаю, что я сделаю, как только приду домой.


Либби

Вернувшись домой, я обнаруживаю, что в подвале дверца в «шкафу Евы» приоткрыта, а сам шкаф пуст. Вчера он был заперт. Я молча стою и смотрю на него, чувствуя, как у меня внутри все холодеет от ужаса. Я надеюсь, что он сделал это не ради меня. Я надеюсь, он не избавился от ее вещей из-за меня. Я этого не стою. Во всяком случае, для него это чрезмерная цена.

Если он уничтожит ее вещи или просто выбросит их, рассчитывая, что это изменит наши отношения, он начнет ненавидеть меня за то, что я «вынудила» его это сделать. А потом он возненавидит себя за то, что поддался слабости и пошел на это.

Разве он виноват в том, что не любит меня? Не более чем я в том, что по-прежнему его люблю.

— Ну и вляпалась ты в историю! — сочувственно произносит Ева с ящика с документами, на котором она сидит, притянув к груди колени и пристально глядя на меня.

— Мы обе вляпались, — отвечаю я.

И тут я понимаю, что окончательно свихнулась. Разве станет нормальный человек, находясь в здравом уме и трезвой памяти, беседовать с умершей женой своего в скором будущем бывшего супруга?


Ева

25 мая 1995 года


Итак, я в Брайтоне.

Тот разговор с Эллиотом стал для меня последней каплей, и я наконец решилась изменить свою жизнь. На следующий день, едва за ним закрылась дверь, я упаковала свои дневники, свое чудесное платье, четки тети Мэвис, фото с родителями и деньги, которые я прятала в сумке дяди Генри. Я запихнула в эту сумку столько вещей, сколько в нее влезло, и сбежала.

Поговорив с ним, я поняла, что я его практически не интересую, зато его очень интересуют деньги, которые я зарабатываю своим занятием, и решила, что я обязана в первую очередь позаботиться о себе. Я прыгнула в черный кеб и попросила отвезти меня на вокзал Виктория. С каждым поворотом, с каждой улицей, по которой мы проезжали, узел тревоги и страха, туго стянувший мои внутренности, все ослабевал и ослабевал. Я поняла, что наконец-то от него избавлюсь. Я уже решила, что уеду из Лондона. Не было никакого смысла оставаться там, где существовала, пусть и незначительная, вероятность того, что я могу столкнуться с Эллиотом. Это было бы слишком больно, да и вообще ужасно.