Разумеется, я столкнулась с Джеком.

Я больше не называю его Джеком Бритчемом, потому что так я его называла тогда, когда была очарована им, когда он был для меня мужчиной моих грез, вручившим мне визитку со своим полным именем. Теперь я стала старше и мудрее, а он превратился в просто Джека. Забавно, что изменившиеся обстоятельства могут повлиять на то, как воспринимается тот или иной челочек. Я нисколько не сомневаюсь, что пару лет назад была в него влюблена. Те чувства не были придуманными или наигранными. Но они не были и долговечными. Так мне казалось.

Я подошла к столику, за которым он сидел, неся его заказ — чашку крепкого черного кофе, — который приняла Клара, а потом выскочила за дверь, чтобы украдкой перекурить. Я не обратила на него никакого внимания. Я вообще перестала смотреть на клиентов после того, как обнаружила, что мне повсюду мерещатся мужчины, которых я сопровождала, когда была проституткой. Наверное, в некоторых случаях я не ошибалась, но бывало и такое, что у меня холодела спина при виде ни в чем не повинных людей.

Мне также иногда казалось, что шрамы на моей душе видны всем, кто на меня смотрит, и мне хотелось спрятаться, скрыться от устремленных на меня взглядов и перестать ощущать себя цирковым уродцем.

До моих шрамов никому не было дела. Никто не обратил бы на них внимания, даже если бы они были снаружи. Люди слишком озабочены своими собственными проблемами, своими любовными историями, своими травмами. Другой человек, особенно если это совсем незнакомый человек, кажется им слишком ничтожным и совершенно незаметным. Я все это понимаю и тем не менее низко опускаю голову и избегаю встречаться глазами с другими людьми, чтобы случайно не открыть миру все свои шрамы и несовершенства.

— Готов поклясться, что передо мной Просто Ева собственной персоной, — произнес он, когда я поставила чашку на стол.

Я подняла глаза, и наши взгляды… врезались друг в друга.

Я не удержалась от улыбки, и он улыбнулся в ответ.

— Джек, — сказала я, и по звуку собственного голоса поняла, что все еще испытываю к нему какие-то чувства.

Я также уловила, что эти чувства уже не такие, как прежде. Наверное, это объяснялось тем, что я стала другой. Так же, как я выросла из любовных романов, я выросла и из глупой романтической любви.

— Ты назвала меня по имени, — отметил он. Его голос тоже изменился. Очевидно, он, как и я, вырос из глупой любви. — Ты ни разу не произнесла мое имя после той нашей самой первой встречи.

— Это из-за того, что я почему-то всегда думала о тебе как о Джеке Бритчеме, а не просто о Джеке. Я не могла и надеяться, что ты поймешь, почему я это делаю.

— И почему же ты это сделала? — спросил он, и я тут же сообразила, о чем он меня спрашивает.

Я пожала плечами и покачала головой.

— Просто так.

— Тебе не понравилось? — настороженно и очень тихо спросил он.

— Джек, это было невероятно. Честное слово. Лучше и представить себе невозможно, но… так уж случилось.

Это действительно было самое невероятное событие в моей жизни.

— Несмотря на то, что Судьба совершенно определенно хочет, чтобы мы были вместе, я так понимаю, о том, чтобы пригласить тебя в бар, не может быть и речи, — произнес он.

— Вовсе нет.

— Ты встретишься со мной? Придешь на свидание?

— Да.

— Почему?

— Просто так.

— Может, ты мне и свой номер телефона дашь?

— Дам, — ответила я и снова увидела на его лице изумление.

Я согласилась дать ему номер телефона и пойти с ним в бар, потому что часто вспоминала о тех мгновениях счастья, которые с ним пережила. В моей жизни таких событий было немного, и мне хотелось, чтобы их стало больше. Если у меня был хоть малейший шанс на то, что Джек может дать мне немного радости или просто скрасить мою жизнь, я не хотела его упускать. Терять мне было нечего. Я больше не собиралась разыгрывать из себя мученицу.

Итак, самый обычный день стал для меня счастливым. Я вернулась к работе, а он сидел и пил свой кофе. Мы поглядывали друг на друга, пока он не ушел, оставив чаевые — пятерку, — которые сунул под белый картонный квадратик. Я поняла, что это такое, еще до того, как взяла его в руки. Разумеется, это была его визитка. Я взглянула на оборотную сторону и увидела там несколько слов, написанных мною много лет и жизней назад.

Я сунула визитку в лифчик, отдала пятерку Кларе и вернулась к своим клиентам.

Звонит телефон, и я знаю, что это он.

Ева


Май 1999 года

(еще немного информации задним числом)


Я забыла, как это приятно — целовать Джека. Я действительно напрочь об этом забыла. Но его поцелуи — это что-то неземное! Мы только этим и занимаемся. Хотя мы занимаемся и другими вещами, и это тоже невероятно. Впрочем, на этот раз мы шли к этому целых два месяца. Да-да, я не ошиблась — два месяца.

У нас обоих были причины не спешить. Я думаю, он не забыл, как я сбежала после первого раза. Более того, с тех пор он так больше ни с кем этим и не занимался, что меня очень удивило. Но, похоже, Джек обладает невероятной силой воли. Сам процесс ему нравится, но он не испытывает потребности заниматься этим всякий раз, когда ему подворачивается удобный случай. А я думаю, что эти случаи ему подворачиваются регулярно, потому что ему регулярно подворачиваются женщины. Странно, что я не замечала этого раньше, но женщины часто останавливаются и смотрят на него. Моя сверхчувствительность относительно заметности и очевидности моих внутренних шрамов делает меня сверхбдительной. Джек стал для меня отличным камуфляжем, потому что, когда я с ним, я превращаюсь в невидимку.

Женщины постоянно ему улыбаются. Некоторые говорят «привет», другие пытаются пообщаться, а кое-кто предлагает ему свой номер телефона. При этом их не смущает то, что он держит меня за руку или даже обнимает за плечи. Их это не волнует, так как все они из богатых и влиятельных семей и отлично знают, что я не одна из них, в отличие от Джека. Соответственно, они смотрят на меня как на его временное развлечение.

Мне нравится, что Джек всегда вовлекает меня в разговор. Он довольно часто оборачивается ко мне и спрашивает:

— Я не знаю, нужен ли нам номер (далее следует имя очередной богатенькой девушки)?

В этом случае они сразу теряются. И я не думаю, что это родители научили его хамить представительницам своего сословия. Грубость по отношению к простолюдинкам вроде меня они наверняка не считают чем-то неприличным. Собственно, я пытаюсь сказать, что за то время, которое прошло с момента нашей первой близости, у Джека могло быть множество женщин, но он отверг всех, кто претендовал на его внимание. Судя по тому, как он держится со мной, все это время он надеялся на то, что когда-нибудь мы встретимся снова. Иногда я спрашиваю себя, как долго он был готов ждать.

Что касается меня, то причины, по которым я не торопилась с близостью, достаточно очевидны.

В этом не было вины Джека, но после потери ребенка мне потребовалось много времени, чтобы снова войти в контакт с собственным телом. После случившегося я часто спрашивала себя: не заключается ли причина моей трагедии в том, что я так часто отгораживала свое тело от рассудка и сердца и в итоге связь с ним ослабла? Умом я понимала, что дело вовсе не в этом. Скорее всего, что-то случилось с ребенком, которого я должна была называть эмбрионом, и он просто перестал развиваться. Судя по всему, у природы есть свои приемы, с помощью которых она решает всевозможные проблемы. Может быть, с учетом того, как был зачат этот ребенок, так было даже лучше. Но это все из области логики. Дело в том, что я думала о нем или о ней как о ребенке. Это был желанный ребенок, и я мечтала, что стану о нем заботиться. Я думала, что у меня появится кто-то, кого я смогу любить. Но я его потеряла безо всякой видимой причины. Мне никто ничего не смог объяснить. И это еще одним камнем легло мне на душу. Добавился еще один шрам, который, как мне казалось, видят все, кто меня окружает. И в этом я винила свое тело. А что еще мне оставалось? Когда речь идет о таких событиях, слова «просто так» ничего не объясняют.

Таким образом, я не горела желанием снова вступить в сексуальные отношения, так изранившие мне душу. Мне плевать на рекомендации наподобие того, что после падения с лошади необходимо как можно скорее снова на нее взобраться. Последнее, к чему стремится человек, получивший серьезную травму, — это снова подвергнуть себя опасности. Даже если это означает, что ты уже никогда не будешь заниматься какой-то конкретной деятельностью.

Если бы я упала с лошади и от этого чувствовала себя так, как сейчас, я больше ни разу в жизни не подошла бы к ней. Разве что кто-то сумел бы убедить меня в том, что моя следующая лошадь будет на сто процентов безопасна.

Джек был безопасен.

На то, чтобы это понять, у меня ушло два месяца. Но поцелуи все равно были лучше всего остального. Он сказал мне, что целовался со многими женщинами, потому что этим заменял все остальное. Но он не понимал, какое наслаждение могут доставлять поцелуи, пока не поцеловал меня. Перечитав написанное, я понимаю, что это звучит очень глупо. Но когда он мне об этом сказал, я сразу поняла, что он имел в виду.

Я чуть было не сказала (нет-нет, я сдержалась), что ему больше не придется целовать кого-нибудь, кроме меня, потому что я надеялась, что мне больше не придется спать с кем-либо, кроме него. Уверена, что, если у нас ничего не получится, я больше никогда не буду заниматься сексом. Как бы сильно я ни хотела ребенка, я просто не смогу позволить войти в меня другому человеку.

Наверное, я еще не скоро что-то здесь напишу, потому что мы с Джеком проводим почти все наше свободное время вместе. Мы жадно хватаемся за каждое свободное мгновение. Мне удалось выкроить несколько минут и что-то здесь написать, так как сегодня воскресенье, уже перевалило за полдень и мы обнаружили, что у нас ни в холодильнике, ни в шкафчиках не осталось никакой еды. Мы не выходили из дома, а если точнее, из спальни, с вечера пятницы.

— Я буду охотником-добытчиком, — воскликнул Джек, колотя себя кулаками в грудь, и отправился добывать провизию.

Впрочем, я решилась отпустить его только после множества поцелуев.

Это ужасно глупо, но всякий раз, когда мы вынуждены расставаться, я должна сказать ему, что люблю его, и подтвердить это поцелуем. Я хочу, чтобы он помнил об этом, даже если мы больше никогда не увидимся. Я не собираюсь оставлять его или умирать, но иногда мне начинает казаться, что меня разыскивает либо Эллиот, либо Цезарь. Я думаю, что, если кто-то из них меня найдет, он меня убьет.

Но это не пугает меня так сильно, как мысль о том, что, если я умру, Джек так никогда и не узнает, что в своей жизни я по-настоящему любила только одного мужчину. Я любила Питера, но он был мальчиком. В своей взрослой жизни я любила только одного мужчину, и этот мужчина — Джек.

Итак, это то, что я хотела рассказать о своей нынешней жизни.

Мне кажется, я не сумела передать, как я счастлива. Наверное, такое понятие, как счастье, чуждо женщинам вроде меня, но я и правда счастлива. С ним я смеюсь, думаю, разговариваю. Мы целуемся. Иногда мы даже вместе занимаемся ремонтом дома. Я не позволяю ему приходить в мою квартиру, потому что для меня очень важно больше никогда не впускать мужчину в свое личное пространство, независимо от того, кто этот мужчина и как сильно я его люблю. Я нуждаюсь в собственном уголке, и поэтому продолжаю снимать квартиру, несмотря на то, что практически живу у Джека.

Я счастлива. Я продолжаю работать. Я посещаю подготовительные курсы. У меня есть Джек. Так что я действительно счастлива. И это единственное, что имеет значение: я счастлива!

С любовью,

Ева


22 ноября 1999 года


Привет, подруга, ты снова здесь.

Мне нравится, что ты всегда здесь. Что ты никогда меня не покидаешь. Что ты ни за что меня не осуждаешь. Я могу надолго тебя покинуть, но уверена, что, когда буду в тебе нуждаться, то знаю, где тебя найти. И ты действительно мне нужна.

Что же на этот раз произошло в драматическом мире Евы? Я снова его увидела, вот что. Я говорю о Цезаре. Я снова его встретила.