— Ты хочешь поиграть в футбол? — спросил Бенджи. — Я забиваю тете Либби гол за голом. Я выигрываю, и поэтому она считает, что я маленький паршивец.

Джек посмотрел на свои черные беговые часы и явно что-то прикинул в уме. Затем он снова переключил внимание на Бенджи.

— Пожалуй, я могу ненадолго задержаться и забить тебе несколько голов. Не рассчитывай на поблажки только потому, что ты ниже меня ростом. Я знаю, что на самом деле ты первоклассный футболист. А тетя Либби может постоять на воротах.

— Правда? Можно? — оживилась я.

— Да! — хором ответили оба.

— Отлично, ловлю вас на слове.

Бенджи и Джек принялись кружить вокруг мяча, отбирая его друг у друга, применяя различные обводки и делая всевозможные финты. По правде говоря, они в моем участии не нуждались, потому что играли исключительно друг с другом. Когда они все же приближались к воротам с целью забить гол, я послушно падала на землю, пытаясь перехватить мяч.

Примерно через полчаса Джек снова посмотрел на часы.

— Мне действительно пора, — обратился он ко мне. — Родители ждут меня к обеду. — Он положил руку на короткие и жесткие кудри Бенджи. — Спасибо за игру, приятель. Я получил истинное удовольствие. Ничья?

— Не-е-ет! — воскликнул Бенджи. — Я забил шесть голов, а ты — только четыре.

— Ага! А я-то надеялся, что ты не умеешь считать. В таком случае ты выиграл. Приятно было познакомиться.

— Мне тоже, — вежливо ответил Бенджи и пожал протянутую ему руку. — Надеюсь, тетя Либби когда-нибудь согласится с тобой пообедать.

— Я тоже, дружище, я тоже очень на это надеюсь. Может, ты замолвишь за меня словечко?

— Может быть, — кивнул Бенджи.

Джек улыбнулся Бенджи и обернулся ко мне.

— Рад был тебя повидать, Либби.

Я кивнула.

Несколько секунд он пристально смотрел мне в глаза, взглядом спрашивая, не передумала ли я и не соглашусь ли с ним пообедать. Несмотря на все то, что он сказал, когда мы с ним ели круассаны, запивая их кофе, за прошедшие с того дня две недели он ни разу мне не позвонил. Но сейчас Джек снова просил дать ему шанс. Я не ответила, и на его лицо легла тень разочарования. Он опустил глаза и уставился на траву, а затем отвернулся и направился к дорожке, на ходу вставляя в уши наушники.

Вообще-то он был очень даже ничего. Уже дважды он продемонстрировал мне свои весьма привлекательные качества. Человек, с которым я познакомилась в автосалоне, не имел ничего общего с мужчиной, угощавшим меня круассанами и игравшим в футбол с Бенджи. Может, он действительно отличается от других похожих на него мужчин, с которыми мне приходилось встречаться? Может, ему таки стоило предоставить еще один шанс?

— Джек! — окликнула я его как раз в тот момент, когда он вставлял второй наушник в левое ухо.

С наушником в пальцах и вопросительным выражением на лице он медленно обернулся.

— Хорошо, — сказала я.

— Хорошо?

Я кивнула.

— В следующую субботу, если ты свободен.

Он улыбнулся и кивнул. На его лице восторг боролся с удивлением.

— Позвони мне на работу.

Он снова кивнул, помахал рукой Бенджи и побежал в том направлении, откуда появился.

Мы с Бенджи наблюдали за тем, как он бежит к выходу из парка. Не успев окончательно скрыться из виду, он подпрыгнул и рубанул кулаком воздух.

— Почему он это сделал? — спросил Бенджи, переведя на меня удивленный взгляд.

— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Наверное, он просто странный.

— Пожалуй, ты права, — согласился Бенджи. — Купишь мне мороженое?


— Все указывает на внутреннее кровотечение, вызванное разрывом селезенки. Ее необходимо срочно поднять в операционную.

«Почему они так кричат? Я даже мыслей своих из-за них не слышу. Они мешают мне вспоминать».

— Сообщите в отделение пластической хирургии и нейрохирургии, чтобы их специалисты ждали нас в операционной.

«Пожалуйста, перестаньте кричать! Быстрее от этого все равно не будет».

— Надо сообщить о том, что происходит, ее мужу.


Август 2008

Мы обменивались шутками, забыв о нашем неудачном знакомстве. Мы болтали и поддразнивали друг друга, как старые друзья. Он как будто позволил мне узнать, каким он может быть, если удается соскрести с него цветистый и броский налет, образовавшийся вследствие слишком легкого и беспечного существования. Он иронизировал над собой, засыпал меня вопросами и изо всех сил пытался рассмешить. И мой смех был совершенно искренним. Он срывался с моих губ, зарождаясь и расцветая у меня в груди и даже в сердце. Он смеялся точно так же.

К моей профессии косметолога он относился с уважением, а не пренебрежительно. Джек, в свою очередь, сообщил мне, что является младшим партнером в адвокатской конторе в Брайтоне. Я рассказала ему о том, что переехала в Брайтон из Лондона, когда поступила в университет, да так и осталась там, потому что жизнь в таком огромном городе, как Лондон, стала для меня неприемлемой. Он рассказал мне о том, что вырос среди равнин и холмов Суссекса, и для него Брайтон и Хоув — крупные города. Мы делились друг с другом смешными случаями и любопытными фактами. Мне казалось, что даже воздух вокруг нас бурлит от нашего оживления. Я не могла припомнить, когда мне в последний раз было так интересно на свидании.

После обеда мы стояли на тротуаре возле ресторана, продолжая разговаривать. Он осторожно взял меня за руку и предложил зайти к нему — а жил он буквально за углом, — чтобы оттуда вызвать такси и отправить меня домой.

В этом не чувствовалось ни малейшего намека на двойной смысл. В его предложении звучало лишь искреннее желание еще немного продлить чудесный вечер.

— Прежде чем ты что-то скажешь или подумаешь, — предостерег он меня, когда мы повернули на одну из спускавшихся к морю улиц, — я хочу, чтобы ты знала: я купил этот дом много лет назад. Тогда он представлял собой самые настоящие руины. Мне пришлось потратить много сил и денег, прежде чем он стал пригодным для жизни. Я им горжусь и не хочу, чтобы ты думала, что я купил его готовым, заплатив за него миллион, за который его можно сейчас продать. Мне он достался за гораздо меньшую сумму Понятно?

— Понятно, — кивнула я.

И тут мы остановились возле огромной викторианской виллы с двумя входами, кремовыми стенами, створчатыми окнами и каменными ступенями, ведущими к черного цвета входной двери, расположенной повыше окон нижнего этажа, куда, видимо, попасть можно было только изнутри.

Я так резко вздернула голову, чтобы посмотреть на своего шутника, что у меня даже позвонки хрустнули.

— Я тебя предупреждал, — напомнил мне он.

— А я ничего не сказала, — заметила я.

За входной дверью оказалась широкая веранда с вешалками дли одежды, устланная толстым ковром. С веранды остекленная дверь вела в длинный и широкий коридор с гладким деревянным полом, упиравшийся в крутую лестницу. Слева от входной двери, под массивной золоченой рамой зеркала, стоял пристенный столик на гнутых ножках. Рядом с зеркалом находилась дверь, а дальше по коридору виднелось еще две двери.

Если он не лукавил и действительно купил этот дом в полуразрушенном состоянии, то он вложил в свое жилище много любви и труда. Мне было также ясно, что вернуть зданию его первоначальное изящество, сохранив при этом верность эпохе, было весьма затратно. Чего стоили одни только карнизы, лепнина, панели и кованые решетки радиаторов отопления!

Я остановилась у зеркала, ожидая приглашения Джека пройти в дом. Но вместо того, чтобы шагнуть вперед, он обернулся ко мне. На его губах играла озорная улыбка.

— Можно мне тебя понюхать? — спросил он, делая шаг ко мне и вынуждая меня отступить.

Я почувствовала спиной стену. Отступать дальше было некуда. Он стоял совсем близко, но не касаясь меня, и в его зеленых глазах плясали чертики.

— Понюхать меня? — изумленно переспросила я.

— Да, понюхать. Только шею, если позволишь.

Я не усмотрела в этом никакого подвоха. Я-то думала, что он собирается меня поцеловать, но раз уж ему необходимо сначала меня понюхать, что ж…

— Если тебе так хочется, — сказала я.

— Я только…

Он прижался лицом к моему затылку, и вдруг меня окружил его запах. Это был аромат его кожи, немного влажной и соленой, к которому примешивался какой-то оттенок, который мне не удавалось распознать. Это смешение ароматов ударило мне в нос, откуда немедленно угодило в кровь, в мгновение ока воспламенив ее. Все мое тело охватила истома, все во мне кипело и бурлило от… его запаха.

— Этот запах весь вечер сводил меня с ума, — пробормотал он, как будто не замечая, что со мной происходит. — Он пробуждал во мне неописуемые ощущения, и я спрашивал себя, твой ли это аромат. И он действительно твой. — Он еще плотнее прижался носом к моей шее, теперь уже касаясь меня всем телом. — Он твой!

Последние два слова он произнес, проводя губами по моей коже, и я вскрикнула, как от боли, и прижалась к стене, пытаясь удержаться на ногах. В ответ он прижался ко мне еще теснее, продолжая касаться губами моей шеи. Я снова вскрикнула.

Он выпрямился и пару секунд смотрел на меня сверху вниз.

— Ты такая красивая! — прошептал он и опустил голову, как будто намереваясь меня поцеловать, и я закрыла глаза. Когда его губы так и не коснулись моих губ, я снова посмотрела на него. — Такая красивая! — повторил он и поцеловал меня в шею.

Каждый ласковый и осторожный поцелуй взвинчивал меня все сильнее. Это дикое и безудержное чувство было для меня совершенно новым. Его руки опустились мне на плечи, под лацканы пальто, сдергивая его и роняя на пол, туда, где уже лежала моя сумка. Его запах и близость пьянили меня, и я была не в силах оказать ему сопротивление. Его ладони скользнули по моему телу, облаченному в синее платье до колен.

— Ты не возражаешь? — прошептал он мне в ухо.

Его дыхание было горячим и прерывистым.

— Нет, — тоже с трудом дыша, едва выдавила я.

— Может, ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он.

«Да, — мысленно ответила я. — Да, да, да, остановись! Пожалуйста, остановись!» Я его почти не знала. Зато он, казалось, знал меня очень близко. Он знал, где коснуться, где поцеловать, как взбудоражить мои чувства. Я понимала, что мне не следует это делать, но…

— Нет. Не останавливайся, — прошептала я. — Не останавливайся.

— Я должен узнать твой вкус, — произнес он, отстраняясь. Его теперь темно-изумрудные глаза несколько секунд всматривались в мое лицо, ожидая возражений. — Я должен тебя попробовать, — повторил он и в следующее мгновение очутился передо мной на коленях.

Приподняв подол платья, он потянул вниз мои черные трусики, опустив их к коленям. Я машинально сделала шаг, освобождаясь от них, и он немедленно раздвинул мои ноги еще шире. Сначала я ощутила в себе его пальцы, которые трогали, теребили, вторгались, а затем язык, который касался, скользил, дразнил.

Спустя всего несколько секунд я извивалась и стонала. Мои ноги дрожали и могли вот-вот подкоситься. Мое тело трепетало и выгибалось навстречу ему, стремясь все к новым ласкам, пока в моих жилах не взорвался жидкий динамит и, откинув голову назад, я вонзила ногти в стену. Из моего горла рвались стоны наслаждения.

Все вокруг плыло и качалось, а он выпрямился и, взяв меня за руку, заставил сделать один шаг, отделявший меня от зеркала, а сам остановился у меня за спиной.

— Посмотри, какая ты красивая, — шепнул он мне на ухо. — Ты это видишь?

Я взглянула в зеркало, но не на себя. Все мое внимание было сосредоточено на нем. Он преобразился, превратившись из беспечного и непринужденного парня, с которым я провела вечер, в страстного мужчину с горящим желанием взором.

— Я хочу тебя трахнуть, — пробормотал он мне в волосы. — Можно мне тебя трахнуть?

— Да, — прошептала я. — Да.

Я перевела взгляд с зеркала на коробку с салфетками на столике передо мной. У меня за спиной раздался звук расстегиваемого ремня, затем расстегиваемой верхней пуговицы, шорох замка молнии и опущенных брюк, треск разрываемой упаковки презерватива. И вот уже его рука осторожно наклонила меня вперед, заставив опереться о столик. Он снова вздернул мое платье и придвинулся ко мне… И внезапно мы стали единым целым. Он вошел в меня вслед за своим запахом. Он изогнулся, прижимаясь ко мне теснее и снова касаясь губами моей шеи. Из его рта вырывались приглушенные стоны.

Я подняла глаза к зеркалу, чтобы взглянуть на его лицо и убедиться, что для него это означает то же, что и для меня, но мой взгляд зацепился за мое собственное отражение.

Это была уже не я.