Марлисс Мун - При свете звезд

Кристиан уже решил, что это будет Мерри.

Он еще не говорил об этом с женой, заранее зная, что это будет стоить ему недель отлучения от супружеской постели, и все же собирался передать Мерри в руки Элреда, уверенный, что добрый аббат сделает все, что в его силах, чтобы не отдать Мерри на растерзание.

Кристиану хотелось бы найти другой способ, чтобы избежать гнева женщины, которую он боготворил.

Может быть, Феникс и в самом деле поможет снять с Мерри обвинение в приписываемых ей преступлениях. Кристиан обернулся и увидел, что жена не сводит с него глаз.

– Если кто и сможет ее защитить, так это Феникс, – сказала Кларисса, словно прочитав его мысли, и добавила: – С помощью короны.

Кристиан прислонился к подоконнику и скрестил на груди руки.

– Короне придется сначала подать прошение в Рим, – произнес он, досадуя, что приходится разочаровать Клариссу. Он знал, как дорога Клариссе ее семья. Мысль о том, что он не оправдает доверия жены, была для Кристиана невыносима. – Почему ты думаешь, что Феникс согласится взять ее в жены? – осторожно спросил он.

Кларисса нахмурила лоб.

– Мерри красива. Ее тело может довести до греха и святого.

Кристиан прищелкнул языком.

– Это делает ее скорее отменной любовницей, – сказал он, – чем хорошей женой.

Сказав это, он сделал ошибку. У Клариссы зарделись щеки. Ее золотисто-карие глаза вспыхнули.

– Господи, ведь она спасла ему жизнь! Он перед ней в долгу. Как ты смеешь низводить мою сестру до статуса любовницы! Она дочь дворянина!

Кристиан поморщился. Тема любовницы была достаточно щекотливой. Когда-то он допустил промашку, попросив Клариссу стать его любовницей.

– Я не хотел ее оскорбить, поверь! Но речь идет о фаворите принца, его главном землепользователе,[8] который, учитывая болезнь Стефана, вскоре станет главным землепользователем короля. Ему под стать герцогиня или принцесса, во всяком случае, не дочь скромного помещика.

Кларисса понимала, что муж прав, но не желала сдаваться.

– Не так уж все беспросветно, – упрямо твердила она. – Мерри говорит, что Феникс благородный, добрый, отважный. Объясни ему, что он обязан отблагодарить Мерри, и тогда, возможно, он женится на ней.

Кристиан опустился на кровать.

– Это не так просто, – возразил он.

Жена тяжело вздохнула.

– А что, если она понесла? – Кларисса подняла на мужа глаза.

– Я, наверное, ослышался, – произнес он. Кларисса опустила глаза.

– Я знаю, они были близки, – промолвила женщина тихо. – Достаточно услышать, как она о нем говорит.

– Это не значит, что она понесла, – возразил муж.

– Но это вполне могло случиться, – парировала Кларисса.

Тихо ругнувшись, Кристиан повалился на кровать рядом с ней.

– Я бы предпочел от нее избавиться, – проворчал он.

Возмутившись, жена снова ударила его по руке.

– Говорю же тебе, что она изменилась, – стояла на своем Кларисса. – Стала мягче, добрее. И все благодаря Фениксу. Она прежняя милая девочка, какой была до нападения на наш дом Фергюсона. Так что не злись, давай действовать сообща! Я хочу, чтобы Феникс взял ее в жены. Только в этом случае возможна отмена приговора. К тому же она любит его, Кристиан! Или ты забыл, что такое любовь?

– Ничего я не забыл. – Кристиан запечатлел на губах Клариссы страстный поцелуй.

Лишь когда Чонси издал пронзительный крик, они вспомнили о зажатом между ними ребенке.

– Ребенку место в детской, – прорычал Кристиан, отодвигаясь.

Отняв малыша от груди матери, он направился с ним к двери и громко позвал няньку.

Минуту спустя появилась Доррис и, с недовольным видом забрав ребенка, дерзко подмигнула хозяйке.

– Зачем же так кричать? – упрекнула мужа Кларисса. – Все в замке знают, когда мы уединяемся.

Кристиан вернулся, на ходу расстегивая ремень.

– Мне все равно. – И он, зарычав, бросился на постель.

– Итак, что мы предпримем для воплощения в жизнь моей идеи? – спросила Кларисса, прижавшись к теплому боку мужа.

Он не сразу сообразил, что она имеет в виду.

– Я говорю о женитьбе Феникса на моей сестре, – напомнила Кларисса.

Кристиан застонал.

– Ты все еще думаешь об этом? А я так старался отвлечь тебя от этих мыслей!

– Фу! – выдохнула она. – Давно пора понять, что на меня это не действует.

– Вы за это заплатите, леди, – пообещал он. – У меня к вам встречный вопрос. – Он поймал прядь ее волос и пропустил между пальцами. – Прежде чем вмешиваться в это дело, подумай хорошенько, чтобы потом не пожалеть.

Кларисса оттолкнула его руку.

– Но я должна спасти сестру. Неужели ты не понимаешь?

Кристиан понял, что потеряет шанс на второй раунд, если не сдастся.

– Что я должен делать? – спросил он, понурившись. Краем глаза Кристиан заметил ее удовлетворенную улыбку.

– Я скажу, когда придет время. А пока надо оставить их в покое. Пусть все идет своим чередом.

В плане Клариссы имелась одна закавыка, но до поры до времени ее мужу не следовало об этом знать.

Люк пытался открыть глаза. Он хотел сказать склонившейся над ним женщине, что пришел в сознание, что чувствует все свои конечности и, следовательно, знает, что жив и находится на пути к выздоровлению. Однако мысли путались, он не мог открыть глаза, не мог заговорить. Видимо, находился под воздействием какого-то снадобья, приготовленного Мерри.

Вскоре он понял, что Мерри собирается его искупать. Она стянула с него одеяло, обнажив грудь. Его тело обдало теплым воздухом, и Люк вдруг осознал, что лежит нагой. Каким-то образом она умудрилась его раздеть.

Он услышал плеск воды, и когда Мерри стала его намыливать, слегка вздрогнул. Но Мерри, казалось, этого не заметила. Плавными круговыми движениями она начала обмывать его грудь.

С трудом приподняв веки, Люк успел на нее посмотреть, прежде чем веки снова сомкнулись. На Мерри было платье цвета лютиков. Оно напомнило ему сон, который рассказала ему Мерри в ту ночь, когда они остались одни. Воспоминания о той ночи пробудили в его теле жизнь. Он готов был поклясться, что чувствует запах мяты, лаванды и розы, исходивший от девушки. Ее волосы были покрыты платком, чтобы не мешали, когда она над ним склонялась. Он вспомнил, как прохладные шелковистые пряди щекотали его разгоряченную кожу.

Только сейчас он ощутил, что его кожа горит от ее нежных прикосновений.

Его грудь вдруг обдало прохладой, и Мерри пошла прикрыть ставню.

– Теперь ты не простудишься, – сказала Мерри. Раз или два Люк слышал второй женский голос, из чего заключил, что находится в Хелмсли. Оба голоса были похожи, и Люк догадался, что второй голос принадлежал сестре Мерри. Как мог он здесь очутиться, недоумевал Люк.

Последнее, что он помнил, прежде чем впасть в беспамятство, была Мерри, бросившаяся на его противника. Неужели это она спасла его от охотников за вознаграждением и позаботилась, чтобы его благополучно доставили в Хелмсли? Вряд ли она могла такое осилить, даже при помощи его ратников.

Мерри тем временем откинула одеяло с нижней части его тела, окунула в воду мочалку, отжала, прошлась ею по его здоровой ноге, что в значительной степени сняло напряжение, чего нельзя было сказать о желании, которое возрастало с каждой минутой.

Его мужская плоть восстала. Теперь Мерри должна понять, что он все чувствует, и сделать соответствующие выводы!

Наконец ее рука замерла. Люк ждал, что она опустит одеяло, и снова попытался разомкнуть веки, но безуспешно.

– Тебе снится сон? – спросила она, снова взяв мочалку.

Когда она слегка задела его копье, Люк затаил дыхание. Было ли ее прикосновение намеренным?

О да. Она нежно провела пальцем по мошонке, затем пробежала ладонью по всей длине члена и повторила это несколько раз, возбуждая его все больше и больше.

Его тело содрогнулось от экстаза.

Люк приоткрыл глаза.

Она посмотрела на него и ахнула.

– Ты был в сознании! – в ужасе воскликнула Мерри и отвернулась.

Люк едва заметно кивнул.

«Не расстраивайся, Мерри. Это было изумительно».

Даже не оглянувшись, Мерри бросилась вон из комнаты.

Люк обругал себя. Зачем он признался, что был в сознании? Он вспомнил, как растерялась Мерри в таверне, сбитая с толку его отчуждением. Как он мог так унизить ее?

Он дал ей ясно понять, что их единственная ночь в Айверсли ничего не значила для него. И все же он снова выдал свое физическое влечение к ней, капитулировав под влиянием ее прикосновений. Все это делало их неизбежное расставание более тягостным не только для нее, но и для него.

Он снова задумался над возможностью сделать Мерри своей любовницей.

Куда подевались цели, которым он до сих пор твердо следовал? Он мечтал владеть Арунделом. Он почти достиг респектабельного положения, к которому стремился, и не мог позволить страсти, испытываемой к Мерри, разрушить все его планы.

И все же стоило ему снова представить ее нежные руки, ее искреннее желание доставить ему удовольствие, как его тело тут же предательски отреагировало и плоть подала признаки жизни, желая снова испытать наслаждение, которое Мерри столь бескорыстно ему подарила.

Мерри заметила, что Кит перебрался с изножья кровати к изголовью и свернулся клубочком рядом с ней. Его громкое мурлыканье заглушало звуки, доносившиеся со двора, и далекое скандирование толпы у ворот.

Пресвятая Богородица! Как же ей стыдно! Она думала, что Люк пребывает в беспамятстве. Она даже спросила его, не снится ли ему сон, но он не произнес ни слова. Ни слова! Тогда она поддалась своим сладострастным фантазиям, полагая, что он об этом никогда не узнает.

Мерри снова застонала, и на ее щеку скатилась горячая слеза. Как низко она пала в его глазах!

Видя, что он возбудился от ее прикосновений, Мерри захотела, чтобы он испытал наслаждение. Он заслужил награду за то, что, несмотря на ее упреки, бросился ее спасать и рисковал жизнью, выступив против отряда охотников за наживой.

Ее благородный рыцарь. Он снова и снова приходил ей на помощь, ничего не требуя взамен. Она вздохнула. Не так-то легко быть человеком чести, преданным слугой принца.

Неудивительно, что после их ночи в Айверсли он отстранился от нее. Это был единственный способ уберечь ее от глупых грез.

Она никогда больше не сможет посмотреть ему в глаза. Ухаживать за ним теперь будет горничная Мегги. Но сама эта мысль вызвала у нее острый приступ ревности. Конечно, Мегги не придется его мыть, как это делала Мерри, она будет приносить ему еду и убирать. Люк на пути к выздоровлению. Он сам сможет мыться, обрабатывать рану мазью и делать себе перевязки. Он больше в ней не нуждается.

Он больше в ней не нуждается. Значит, все кончено. Свой долг она Фениксу вернула. Не имея больше цели, она будет проводить дни в безделье, заточенная в стенах Хелмсли. Правда, лишь в том случае, если Рубака позволит ей остаться.

Толпа у ворот неистовствовала. Некоторые швыряли через стену камни. Кто-то запустил в крытую тростником крышу зажженную стрелу.

Случится чудо, если муж сестры позволит ей остаться. Зачем ему это нужно, если он даже не сможет открыть ворота? Они жили, как в осаде, расходуя провизию из запасов, вместо того чтобы есть свежие продукты с полей. И все это они терпели из-за Мерри, встречи с которой Рубака избегал всеми правдами и неправдами. Но она его не винила.

В отчаянии Мерри закрыла глаза. Останется ли она в Хелмсли или попадет в руки охотников за наживой, которые передадут ее церкви, судьба у нее незавидная. В любом случае она обречена мечтать о мужчине, который никогда не будет ей принадлежать.

Мерри не жалела, что Люк появился в ее жизни. Благодаря ему она узнала, что семья все еще любит ее, что она может применять свое искусство с добрыми намерениями и находить в этом удовлетворение. Но за все в жизни приходится платить. Мерри пришлось заплатить собственным разбитым сердцем.

Мерри не знала, когда именно полюбила Феникса. То ли когда он вынес ее из огня в монастыре, то ли когда первый раз поцеловал. А может быть, в ту ночь, когда показал ей разницу между насилием и любовью.

Единственное, что Мерри знала, – ее сердце ей больше не принадлежит. Мерри отдала его Люку Ленуару.

Люк сел в постели – единственная дань вежливости, какую он мог себе позволить из-за раненой ноги. Вплывшая в комнату женщина не была горничной Мегги, которая приносила ему еду и баночки с мазями и убирала грязные повязки. Не была она и Мерри, которую он жаждал увидеть и просил позвать, но она так и не пришла.

Женщина, которую увидел Люк, обладала поразительным сходством с той, которая завладела его мыслями. Леди Кларисса была выше Мерри, и ее рыжие волосы имели мягкий золотистый оттенок. На ней было великолепное платье из бордового шелка.

– Добрый день, – пробормотал он, чувствуя себя оборванцем в замызганной серой тунике и коротких штанах.