– Просто они не знали, кто такая Эстер Лэндон.

– Теперь знают, – ответила Эстер. – Не все делается так быстро, как хочется. Мне нужна твоя мать. Мне нужен твой отец. Он хороший сын и всегда был таким. Я уже встала на ноги, но мне часто нужен отдых, подолгу ходить я пока не могу. Так что я, мой дорогой, побуду в Бостоне, пока не пойму, что здоровье мое полностью восстановилось. А ты, Эли, оставайся здесь.

– Как скажешь. Если тебе этого хочется.

– Вот и решили. Сейчас мне хочется лишь этого. Как, впрочем, и всегда. Было время, когда мне казалось, что я буду последней из рода Лэндонов, кто жил в Блафф-Хаусе. Я не раз задавала себе вопрос: неужели моя неприязнь к Линдси была вызвана тем, что она так старалась привязать тебя к Бостону?

– Бабушка…

– Это может показаться неприятным, но отчасти все было именно так. Я бы примирилась с этим или хотя бы попыталась примириться, если бы она сделала тебя счастливым, как Триша – своего мужа.

– В этом моя сестра – дока, великий талант, согласна?

– Она пошла в вашего деда и вашего отца. Она была рождена и воспитана для того, чтобы продолжить семейное дело. Ты, Эли, больше похож на меня. Мы справляемся с делами и можем вести наш бизнес, когда того требует судьба, да и разумом господь нас не обделил. Но все-таки главная наша стезя – служение высокому искусству. – Эстер потрепала внука по руке и добавила: – Даже когда ты решил стать юристом, истинное счастье тебе все-таки приносила литература.

– Да, творчество казалось мне развлечением, забавой, а не работой. Но сейчас оно стало работой, смыслом жизни. Когда я был юристом, мои адвокатские дела представлялись мне куда более важным делом – в отличие от грез наяву, как тогда я воспринимал литературное творчество.

– Ты считал это грезами?

– Не совсем. Это Линдси так говорила. – Эли почти забыл об этом. – Вряд ли она хотела меня обидеть… но несколько коротких рассказов – это действительно не слишком впечатляет. Ей больше нравилось то, что производит впечатление, так что у нее и в мыслях не было меня оскорблять. Она не притворялась, она всегда была самой собой. Но если считать брак цепочкой компромиссов, то, увы, следует признать, что Линдси редко шла на уступки. Или я просто не замечал ее уступок. Те, кто утверждает, что о мертвых следует говорить только хорошее, просто не имеют мужества говорить правду.

– Но ты мужественней человек.

Эли не ожидал, что с кем-то заговорит о Линдси, тем более с собственной бабушкой. Но, наверное, это случилось потому, что они с Эстер сейчас в их родовом гнезде.

– Не могу сказать, что это была исключительно ее вина.

– Согласна. Так не бывает, чтобы кто-то был полностью в чем-то виноват.

– Я думал, что мы с ней пойдем по жизни вместе, соединим наши сильные и слабые стороны для достижения общих целей. Но я женился на принцессе. Отец Линдси ее так всегда и называл, принцессой.

– Да, верно, теперь я вспоминаю.

– Она всегда получала то, что хотела. Ее воспитали в убеждении, что в жизни ей все будет доставаться легко, без особых усилий. Она от природы была обаятельна, красива и непоколебимо уверена в том, что ее жизнь должна быть совершенной, такой, как она захочет.

– Но жизнь – не сказка даже если ты считаешь себя принцессой.

– Верно, – согласился Эли. – Оказалось, что ее жизнь со мной была далека от сказочной.

– Да, она была молодой и избалованной, но думаю, что с возрастом стала бы мудрее. Она была обаятельна, разбиралась в искусстве, моде, интерьере. Но надо честно признать: Линдси была тебе не пара. Вы с ней были слишком разными, совершенно не созданы друг для друга.

– Ты права, – согласился Эли. – Совместная жизнь у нас не сложилась.

– Самое мягкое, что можно о вас сказать, – вы оба допустили ошибку. Но она заплатила за свою ошибку слишком большую цену, и мне ее жаль. Такая молодая, такая красивая женщина. Ей бы жить и жить, но ее жизнь оборвала смерть, бессмысленная и жестокая. И тут уж ничего не поделаешь.

Не совсем так, подумал Эли. Убийца должен ответить за это.

– Хочу задать тебе вопрос, – продолжила Эстер. – Ты счастлив здесь?

– Я был бы безумцем, если бы не был счастлив в родном доме.

– Тебе хорошо здесь работается?

– Лучше, чем я ожидал или надеялся. Большая часть прошлого года, когда я только взялся за книгу, была, по сути, попыткой бегства от жизни. Теперь писательство – мое главное занятие. Я хочу стать хорошим писателем. Думаю, что мое пребывание здесь помогало мне в этом.

– Потому что это – твой родной дом, Эли, а Виски Бич – твой родной край. Что касается Триши, то ее жизнь, ее семья и ее дом – в Бостоне. – Эстер посмотрела через застекленные двери террасы на Сэди и Барби. – Блафф-Хаус для нее – это место, куда можно приехать на выходные и праздники, где можно проводить отпуск летом и отдыхать зимой. Блафф-Хаус никогда не был для нее родным домом.

– Это твой дом, бабушка.

– Да, ты прав, Эли, – согласилась Эстер и посмотрела на морскую гладь. – Вон на том берегу я влюбилась в твоего деда. Это было пьянящей весенней ночью. Я поняла, что он будет моим и этот дом станет нашим домом, в нем появятся на свет наши дети, в нем мы проживем наши жизни. Это мой дом, и я вольна им распоряжаться как угодно.

Она повернулась к Эли. Ее нежный взгляд сделался решительным и твердым.

– Если только ты не скажешь мне или не убедишь меня в том, что он тебе не нужен и ты не можешь жить в нем и быть счастливым, я отдам распоряжение оставить его тебе в наследство.

Эли в изумлении посмотрел на нее.

– Бабушка, ты не можешь отдать мне Блафф-Хаус.

– Я могу поступить так, как пожелаю, мой мальчик. – С этими словами Эстер похлопала его по руке. – Я всегда довожу до конца то, что задумала.

– Но, бабушка!…

Эстер снова похлопала его по руке, на этот раз строже.

– Блафф-Хаус – это дом, а в доме непременно кто- то должен жить. Ты его наследник, и на тебя ложится ответственность за него. Я хочу знать, желаешь ли ты сделать его своим. Или ты хотел бы жить где-то в другом месте?

– Нет, не хотел бы.

– Тогда решено. Уфф, я как будто сбросила с сердца тяжкий груз, – сказал Эстер и, удовлетворенно вздохнув, снова посмотрела на море.

– Неужели?

– Меня окончательно убедило то, что ты оставил себе собаку, – улыбнулась она и ласково погладила внука по руке.

В следующее мгновение дверь, ведущая на террасу, распахнулась, и на пороге появилась Триша.

– Если вы способны оторваться от кресел, то добро пожаловать в нашу компанию. Пора красить пасхальные яйца.

– Верно, займемся этим важным делом. Дай мне руку, Эли. Садиться я могу легко, а вот встаю я с трудом.

Эли помог бабушке встать, после чего обнял ее за плечи.

– Я возьму на себя заботы о доме, обещаю тебе. Но ты приезжай поскорее.

– Договорились.

Слова Эстер заставили его задуматься, но стоило ему взяться за раскраску пасхальных яиц, как все мысли улетели прочь. Эли самозабвенно отдался этому занятию, и когда зазвонил колокольчик входной двери, весь кухонной стол был завален раскрашенными яйцами и заляпан краской.

В сопровождении верной Барби он пошел открыть дверь. На пороге стояла Эйбра. На обоих плечах по сумке. В руках – поднос.

– Извини, не хватает рук, чтобы самой открыть дверь.

Эли улыбнулся и поцеловал ее.

– Я как раз собирался тебе позвонить, – сообщил он и, взяв поднос, отошел в сторону, чтобы дать ей пройти. – Думал, ты придешь раньше. Знала бы ты, с каким великим трудом мне удалось приберечь для тебя несколько пасхальных яиц.

– Спасибо. Просто меня задержали дела.

– Что-то случилось?

– Почему что-то должно случиться? – вопросом на вопрос ответила Эйбра, ставя сумки на пол. – Привет, Барби! – Она решила рассказать обо всем позже, чтобы не портить людям праздник. – Просто пирожки быстро не испечешь.

– Пирожки?

– Пирожки. – Она забрала у Эли поднос, и они вместе прошли в дом. – Судя по звукам, к тебе кое-кто приехал.

– Такое впечатление, будто они здесь уже неделю.

– Это хорошо или плохо?

– Это хорошо, даже очень хорошо.

Эйбра и сама это поняла, как только вошла в кухню. Семья в полном составе сидела за столом. Здесь же подсыхали пасхальные яйца, раскрашенные с разной степенью художественного вкуса и изобретательности. Когда на нее обратились взгляды присутствующих, она широко улыбнулась и постаралась выбросить из головы все неприятности.

– Всех с Пасхой! – объявила она, ставя поднос с пирожками на стол. Затем подошла к Эстер и обняла ее: – Рада снова видеть тебя. Рада видеть вас всех!

– Дай мне посмотреть на тебя. Я скучала по тебе, Эйбра.

– Хочу, чтобы ты чаще приезжала.

– Так ведь у тебя всегда полно забот. Но я еще побуду здесь, и мы посидим с тобой, ты с бокалом вина, а я с бокалом мартини, и всласть посплетничаем. Знаешь, мне тоже нисколько не стыдно признаться, что я тоже скучала по тебе.

– Спасибо. Привет, Роб! – Чтобы обнять отца Эли, Эйбре пришлось встать на цыпочки. Затем она обняла всех остальных членов семьи. Естественно и искренне. Наблюдая за ней в окружении близких ему людей, Эли понял, что она самым непостижимым образом вошла в их жизнь и стала ее неотъемлемой частью.

Только сейчас до него дошло, что он сам… отдалился от семьи. Причем сделал это сам. И довольно давно.

Через считаные минуты Эйбра оказалась рядом с его сестрой, и у них завязался разговор о том, как лучше расписывать пасхальные яйца и какое имя стоит дать будущему ребенку.

Отец отвел Эли в сторону:

– Пока они тут занимаются делами, отведи меня в подвал. Посмотрим, что там такое.

Не самое приятное дело, однако отговорок у Эли не нашлось. Они с отцом спустились в подвал. Роб задержался возле винного погреба, встал, сунув руки в карманы брюк. Эли же неожиданно подумалось, насколько они с ним похожи: одинаковый рост и телосложение, одинаковый цвет глаз и походка.

– Когда была жива моя бабушка, здесь все было заставлено банками с желе, джемами, консервированными овощами и фруктами. Вот тут стояли ящики с яблоками и мешки с картошкой. Мне казалось, Эли, что в подвале пахнет осенью и ее дарами. Твоя бабушка продолжила эту традицию, правда, в более скромных масштабах. К тому времени понемногу сошли на нет бесконечные пышные званые вечера и приемы.

– Я застал кое-какие пышные званые вечера.

– Ну, это не сравнить с тем, что бывало раньше, – сказал отец, когда они прошли дальше, в глубь подвала. – Мы принимали сотни гостей, из которых несколько десятков оставались на несколько дней или даже недель. Это отнимало массу свободного времени, горы продуктов и реки напитков. Не говоря уже о прислуге. Мой отец был предпринимателем до мозга костей. Если он и исповедовал какую-то религию, то это был бизнес и только бизнес.

– Я никогда раньше не слышал про коридоры для прислуги. Лишь недавно о них узнал.

– В детстве, к своему великому разочарованию, я узнал о том, что их закрыли еще до моего рождения. Мама говорила, что это нужно сделать и с частью подвала. Мне нравилось тайком спускаться туда вместе с моими приятелями. Одному богу известно, почему подвал так манил нас.

– Меня тоже. Я делал то же самое.

– Думаешь, я это не знал? – усмехнулся Роб и похлопал сына по плечу. Когда они подошли к старой части подвала, он остановился.

– Боже праведный! Ты мне сказал, что яма большая, но я и представить себе не мог, насколько она велика! Что это за безумие такое?

– Думаю, это лихорадка кладоискательства. Все остальные мотивы просто не имеют смысла. Жить в Виски Бич и не заразиться этой лихорадкой, кажется, невозможно.

– Да, ею все тут переболели, пусть даже в самой легкой форме.

– Значит, и ты тоже?

– Да, и я тоже. Подростком я, как и все, верил в приданое Эсмеральды. Перечитал все книги, охотился за старинными картами. Брал уроки подводного плавания, чтобы стать настоящим искателем сокровищ. Потом стал старше и вырос, так сказать, из коротких штанишек кладоискателя. Но все равно в моей душе остался уголок, где по-прежнему живет способность верить в чудеса. Но это… бессмысленно. И опасно. Полиция выяснила, кто это делал?

– Не знаю. Может, они что-то и выяснили, но мне ничего не сказали. Их можно понять, они расследуют убийство.

Эли уже много думал об этом, взвешивал все «за» и «против», но так и не решил, стоит ли рассказать отцу все. Однако в самый последний момент пришел к выводу, что молчать не стоит.

– Думается, убийство и поиск клада в подвале как-то связаны, – признался он.

Роб пристально посмотрел на сына.

– Мне кажется, что пора вывести собак на прогулку. Давай пройдемся, и ты расскажешь мне, как и почему это может быть связано.


* * *

Эйбра и Эстер перешли в утреннюю комнату и устроились в креслах.

– Здесь так красиво, – похвалила Эйбра. – Мне нравится приходить сюда.