– Мне по душе затея с лифтом. Эстер нравится ее спальня, и она любит прогуливаться по дому. Благодаря лифту она сохранит все, что ей было привычно в прошлом. Думаю, на это уйдет масса времени, но спланировать надо. Что еще?

– Нужно заменить старый генератор, сделать что-то с подвалом. Я пока еще не решил, что именно. Это не вопрос первостепенной важности. Больше всего меня заботит третий этаж.

– Пусть там будет новый шикарный кабинет для известного писателя.

Эли улыбнулся и покачал головой.

– Первым в моем списке стоит лифт… и потом я хочу снова устраивать вечеринки в Блафф-Хаусе.

– Вечеринки?

– Мне они когда-то очень нравились. Приятные люди, добрые друзья, любимые родственники, хорошая еда, музыка. Мне хочется проверить, не окончательно ли я утратил вкус к жизни.

От этой мысли у Эйбры слегка закружилась голова.

– Давай устроим вечеринку, настоящую большую вечеринку в честь продажи прав на твою книгу.

– Ну, об этом пока еще рано говорить.

– Нет, я оптимистка, об этом нужно не только говорить, но уже и строить точные планы.

Когда к ним подошел официант с салатами, Эйбра даже нетерпеливо поерзала на стуле, ожидая, когда тот отойдет и оставит их вдвоем. Из-за распространенного суеверия или по каким-то другим причинам Эли не хочет устраивать вечеринку в честь книги, на которую не только не были проданы права, но которая даже еще не закончена.

Нужно найти компромисс, подумал он.

– Почему бы нам не устроить вечеринку в честь возвращения бабушки домой?

– Превосходная идея! – Перед тем как взять вилку, она восторженно пожала руку Эли. – Ей это страшно понравится. Я знаю одну неплохую группу, играющую свинг.

– Свинг?

– Да. Будет чудесно. Немного ретро. Женщины в красивых вечерних нарядах, мужчины в летних костюмах, ведь я уверена, что Эстер вернется в Блафф-Хаус еще до конца лета. Китайские фонарики на террасе, шампанское и повсюду цветы. Серебряные подносы с изящно сервированными угощениями на белых столах.

– Вы зачислены в штат.

Эйбра рассмеялась.

– Я действительно иногда занимаюсь организацией вечеринок.

– Признаюсь, я почему-то не удивлен.

Она помахала вилкой в воздухе.

– Я знаю очень многих полезных в таком деле людей.

– Нисколько не сомневаюсь. А твои собственные планы? Что ты скажешь, например, о студии йоги?

– Она внесена в список.

– Я готов тебя немного профинансировать.

Она чуть-чуть отодвинулась от него совсем немного.

– Я люблю сама себя финансировать.

– Значит, никакие инвестиции не принимаются?

– Нет, по крайней мере пока. Мне нужно большое пространство. Удобное, спокойное место. Хорошее освещение. Зеркальная стена, может быть, небольшой красивый фонтан. Хорошая акустическая система, которой в церкви, к примеру, нет. Освещение, которое можно было бы легко менять. Разноцветные коврики, разнообразные мелочи, очень много всего. Со временем можно взять на работу еще пару тренеров. Но ничего грандиозного. Совсем небольшая комната для массажа. Пока что я довольна и тем, что имею и чем занимаюсь.

– То есть всем.

– Всем, что мне нравится. Разве мы с тобой не счастливы?

– В данный момент я чувствую себя предельно счастливым.

– Я имею в виду, что мы должны быть счастливы от того, что имеем возможность заниматься тем, что нам нравится. Мы сидим здесь, за этим столиком. У нас первое свидание, которое мне очень-очень нравится. Мы обсуждаем планы относительно разных вещей, которые нам тоже очень нравятся. Благодаря этому необходимость иногда заниматься вещами не слишком приятными становится не такой уж страшной.

– И что же тебе не нравится?

– Вот прямо здесь и прямо сейчас я не могу ничего вспомнить, – улыбнулась Эйбра.


Позже, лежа в постели рядом с ним и погружаясь в темные глубины сна, она поняла, что в самом Эли и в окружающих его людях и вещах ей нравится абсолютно все. И, думая о завтрашнем дне, Эйбра думала о нем.

Она понимала, прислушиваясь к шуму прибоя за окном, что, чуть-чуть ослабив свойственную ей внутреннюю дисциплину, она влюбится по уши в него. Ей оставалось лишь надеяться на то, что она готова к приходу этого восхитительного чувства.

Глава 23

По ее имени – Шеррилин Берк, – по голосу, который он слышал по телефону, а также по резкому северному акценту Эли представлял эту женщину себе худощавой блондинкой в безупречном костюме. Однако на пороге стояла сорокалетняя коротко стриженная брюнетка в джинсах, черном свитере, потертой кожаной куртке и черных кедах. В руках она держала «дипломат».

– Мистер Лэндон.

– Мисс Берк.

Она подняла солнечные очки и оставив их на голове, протянула ему руку.

– Милый песик, – добавила она и протянула руку Барби.

Та в ответ вежливо подала лапу.

– Она громко лает, но, кажется совсем не склонна кусаться. Лая, по-видимому, вполне хватает.

– Наверное. Ну и домик у вас.

– Да, действительно очень большой. Проходите. Может быть, кофе?

– От хорошего кофе никогда не откажусь. Черный, пожалуйста.

– Проходите, садитесь. Я сейчас приготовлю.

– Может быть, для экономии времени я пройду с вами на кухню? Вы сами мне открыли дверь, сами собрались готовить кофе, из чего я делаю вывод, что у вашей прислуги выходной.

– У меня нет прислуги, как вам, наверное, уже хорошо известно.

– Это часть моей работы. И полная открытость с обеих сторон, – добавила гостья с улыбкой, обнажившей кривой резец. Если не возражаете, я бы хотела осмотреть дом. Я, конечно видела журнальные фотографии интерьеров. Но находиться внутри – совсем другое дело.

– Я не возражаю.

Пока они шли в глубь дома, гостья внимательно осмотрела фойе, затем главную гостиную, музыкальную комнату с двойными дверями, которые открывались в гостиную во время приемов и вечеринок.

– Ваш дом кажется бесконечным. Но очень уютным, совсем не похожим на музей. Вы сумели сохранить стиль. Внутренние интерьеры соответствуют архитектуре здания.

– Блафф-Хаус очень важен для моей бабушки.

– И для вас?

– И для меня тоже.

– Он слишком велик для одного человека. Ваша бабушка жила здесь одна в течение последних нескольких лет?

– Да. И она вернется снова, как только врачи ей позволят. А я останусь с ней.

– Все правильно, семья прежде всего. Мне это прекрасно известно. У меня у самой двое детей, мать, которая меня постоянно выводит из себя, и отец, который выводит ее из себя с тех пор, как вышел на пенсию. Отслужил тридцатник.

– Ваш отец был полицейским?

– Да, он был одним из этих «ребят». Но вам это, наверное, тоже известно.

– Часть моей работы.

Она усмехнулась. Затем повернулась и прошла на кухню.

– Да, здесь явно многое переделано, но все равно отражает общий стиль. Вы сами готовите?

– Нет.

– Я тоже, честно говоря, неважная повариха. Но ваша кухня производит впечатление места, где работает профессионал.

– Бабушка любит выпечку.

Эли проследовал к кофемашине, а его гостья удобно устроилась на табурете у высокого стола-стойки.

– И та женщина, которая сейчас выполняет обязанности экономки, очень неплохо готовит. Ее зовут Эйбра Уолш. Она… экономка у вас, не так ли?

– Да, именно так. Неужели моя личная жизнь имеет значение для вас, мисс Берк?

– Называйте меня Шеррилин. Для меня все имеет значение. Такой уж у меня принцип работы. Поэтому я вам очень благодарна за то, что вы дали мне возможность ощутить дух вашего дома. Кроме того, я большая поклонница матери мисс Уолш. И из того, что мне удалось узнать, я заключаю, что и ее дочь достойна восхищения. Она сумела начать здесь заново жить полнокровной жизнью после того, что с ней случилось. Вам это удается?

– Я тоже стараюсь. Прилагаю все усилия.

– Вы ведь были неплохим адвокатом в своей области. – И вновь на лице гостьи появилась и практически тут же исчезла загадочная улыбка. – Значит, теперь вы пытаетесь стать писателем.

– Да, вы совершенно правы.

– Вы обречены на громкий успех. Потомок старого, именитого и очень богатого рода, с именем которого связан громкий семейный скандал и некая страшная тайна.

Внутри у Эли медленно закипало раздражение.

– Я не собираюсь строить свой успех на славе моего семейства или на убийстве жены.

Шеррилин Берк пожала плечами:

– Хотите вы того или нет, но это все равно ассоциируется с вами, мистер Лэндон.

– Лучше называйте меня Эли, если хотите оскорбить.

– Не обижайтесь, я просто, так сказать, снимаю с вас мерку. После убийства вашей жены вы сотрудничали с полицией больше, чем можно было бы ожидать.

– Больше, чем мне следовало, как я теперь понимаю. – Эли поставил перед ней чашку кофе. – Я тогда рассуждал не как адвокат, но когда все-таки начал, то было уже немного поздно.

– Вы любили ее?

Я ведь сам просил, чтобы мне нашли детектива-женщину, напомнил себе Эли. Кого-то со свежим незашоренным взглядом и с тщательным подходом к делу. И вот получил то, что просил, – детектива, который совершенно не похож на того, что работал со мной сразу после гибели Линдси.

Теперь придется смириться с полученным результатом.

– Нет, на момент смерти Линдси я уже не любил ее. И сейчас, как это ни тяжело, я уже не могу точно сказать, любил ли я ее вообще когда-нибудь по-настоящему. Но она очень многое для меня значила. Она была моей женой, чем прежде всего и объясняется мое нынешнее отношение к ней. И теперь я хочу знать, кто убил ее. Большую часть прошлого года я пытался защитить себя, практически не предпринимая никаких усилий найти ответы на упомянутые вопросы.

– Статус главного подозреваемого в деле об убийстве не способствует спокойной жизни. Насколько я знаю, она изменяла вам. И вы пытались пойти на справедливый и цивилизованный развод, в котором на карту были поставлены немалые деньги и репутация вашей семьи. Даже при наличии брачного контракта вы рисков ли потерять очень большие деньги, и тут вы обнаруживаете, что она водит вас за нос. Вы приходите в дом, за который заплатили собственные деньги, так как ее дом на момент покупки находится в доверительном управлении. Вы сталкиваетесь там с ней, ссоритесь, выходите из себя. Затем хватаете кочергу и расплачиваетесь с ней за все. После чего, опомнившись, вызываете полицию и пытаетесь прикрыться старой как мир фразой «я пришел и нашел ее мертвой».

– Да, именно так они и пытались все представить.

– В полиции.

– В полиции, в семье Линдси, в прессе.

– Ее семья не имеет значения, да и журналисты, в принципе, всегда одинаковы. Но и полицейские в конце концов так и не смогли собрать доказательную базу.

– Да, в полной мере, конечно, не смогли. Однако благодаря этому я не становился невиновным ни в их главах, ни в глазах кого бы то ни было еще. Родители Линдси? Они потеряли дочь, поэтому, с их точки зрения, я убийца, ловко ускользнувший от возмездия. Конечно, на газеты и телевидение можно не обращать внимания, но ведь они формируют взгляды очень многих людей. Им почти удалось выиграть дело против меня в суде общественного мнения, и моя семья очень из-за этого пострадала.

Она внимательно его рассматривала, пока он говорил, и Эли неожиданно понял, что она пытается ухватить его внутреннюю суть, так же как она только что проделала с Блафф-Хаусом.

– Вы пытаетесь завести меня? Подзуживаете?

– Не исключено. Из вежливой беседы трудно почерпнуть нужную информацию. Дело Линдси Лэндон на первый взгляд казалось элементарным. Озлобленный муж, секс, измена, большие деньги, преступление, совершенное в состоянии аффекта. В подобных случаях первое подозрение всегда падает на мужа и на человека, обнаружившего труп. В вашем лице соединились оба. Никаких следов взлома, ни малейших следов борьбы. Никаких признаков неудавшегося ограбления. С другой стороны, громкая прилюдная ссора с жертвой утром того же дня. Все очень весомо.

– Я прекрасно осознавал и осознаю весомость всего вами перечисленного.

– Но проблема в том, что на этом все, собственно, и заканчивается. Все только на поверхности просто. Стоит копнуть чуть глубже, и стройное дело тут же рассыпается. Начнем с того, что преступление не укладывается во временные рамки. Время смерти жертвы, время, когда вас несколько свидетелей видели выходящим из вашего офиса, время, когда вы сняли сигнализацию, войдя в дом, – все не складывается. Вы не могли войти и выйти, а затем снова вернуться, так как вас видели в офисе, там у вас были встречи с клиентами, были беседы до шести вечера. Свидетели также точно указывают время ухода жертвы из галереи, где она работала. Она вошла в дом – и это тоже абсолютно точно установлено – примерно за два часа до того, как в нем тем вечером появились вы.

– В полиции считали, что хотя временные рамки очень узкие, но тем не менее чисто теоретически я мог войти, поругаться с ней, убить ее, а затем попытался скрыть следы преступления перед тем, как позвонить в полицию.