— Сэр, мистер Эштон... — Его потемневшие грустные глаза обежали комнату, встречаясь с тревожными взглядами собравшихся. — Там двое господ хотят поговорить с вами и хозяйкой. Один — этот мистер Синклер, который уже был здесь, а другой говорит, что он отец миссис Лирин, то есть миссис Леноры.

Лирин вся сжалась, по телу пробежала крупная дрожь.

— Пусть войдут, Уиллис, — сразу посерьезнев, сказал Эштон. — От семьи у меня секретов нет.

— Слушаю, мистер Эштон, — торжественно произнес слуга и, опустив плечи, вышел из комнаты.

Тетя Дженнифер воткнула иглу в шитье, даже не завершив последнего стежка, а Аманда пристально посмотрела на внука, который встал рядом с Лирин. Та не отрывала застывшего взгляда от двери. Эштон опустил руку ей на плечо, и она немного расслабилась. Потершись щекой о его руку, Лирин подняла на него повлажневшие глаза. В настороженной тишине звук приближающихся шагов напоминал гром барабанов, возвещающих начало казни. Лирин выпрямилась и подняла голову, готовая с достоинством встретить гостей.

Малкольм Синклер вошел первым. В левой руке у него были какие-то бумаги, а в правой — довольно большая, завернутая в холст картина. Чуть позади держался седовласый, изящно одетый господин. Он с любопытством огляделся и, заметив Лирин, устремился к ней с протянутыми руками. Ловя ее взгляд, он изо всех сил старался успокоиться, но губы у него дрожали и вообще казалось, он едва держится на ногах. В конце концов он все же взял себя в руки и весело улыбнулся Лирин.

— Я места себе найти не мог, гадая, что с тобой стряслось и вообще жива ли ты. Малкольм сказал лишь, что тебя выкрали, и мы уже потеряли надежду увидеть тебя.

Лирин высвободила пальцы из его ухоженных рук и пристально взглянула в его грустные серые глаза. Они влажно поблескивали, нос немного покраснел. Может, он плакал, подумала Лирин. Густая грива седых волос и пышные усы, закруглявшиеся у уголков рта, оттеняли морщинистую бронзового цвета кожу. Он был почти на голову ниже своего спутника; стройную фигуру плотно облегали фрак и темный жилет.

— Прошу прощения, сэр, — сказала она. — Боюсь, я не узнаю вас.

Седовласый с изумлением обернулся на Малкольма. Тот шагнул к нему и мягко положил руку на плечо.

— Ленора, — нежно, словно боясь огорчить ее, сказал он, — это твой отец, Роберт Сомертон.

Ленора умоляюще посмотрела на Эштона.

— Это верно?

Ощущая на себе пристальный взгляд обоих мужчин, тот лишь покачал головой.

— Извини, дорогая, этого я сказать не могу. Я никогда не встречался с твоим отцом.

— Может, это убедит вас? — сказал Малкольм, протягивая Эштону бумаги.

— Это брачное свидетельство, подтверждающее, что два года назад я женился на Леноре Сомертон.

Эштон взял бумаги и, бегло просмотрев их, убедился, что это действительно так. Он вернул их молодому человеку, кратко заметив:

— У меня есть такой же документ, свидетельствующий о женитьбе на Лирин Сомертон. К сожалению, ни то, ни другое не доказывает ее имени.

Малкольм вспыхнул и, с трудом подавляя раздражение, показал на седовласого:

— Но это же ее отец!

— Весьма вероятно, — неопределенно пожав плечами, сказал Эштон. — Но подтвердить этого я не могу, ибо никогда его прежде не видел.

— Боже мой! Какие же тогда доказательства вам нужны? — Малкольм все больше терял терпение. — Ну скажем, зачем, черт побери, мне сюда являться и доказывать, что эта женщина моя жена, если на самом деле это не так? В этом же нет никакого смысла!

— Этого я сказать не могу, — откликнулся Эштон, — однако же я должен считаться со своими чувствами, а я убежден, что это Лирин.

— Покажи ему портрет, Малкольм, — попросил седовласый. — Может, это убедит его?

Молодой человек поставил картину на стол и, не снимая холста, обратился к Эштону:

— Разве вам не послали портрет вашей жены?

— Послали, — кратко кивнул Эштон.

— И у вас не было никаких сомнений, что это действительно изображение Лирин?

— Нет. — При виде самодовольной улыбки собеседника у Эштона мурашки по спине побежали.

— Тогда я попрошу внимательно посмотреть на этот портрет и сказать, что вы по этому поводу думаете. — Он снял холст с картины. У всех вырвался вздох изумления. Портрет в точности походил на тот, что они показывали Лирин. Впрочем, были и незначительные различия. У женщины, изображенной на портрете, черты лица потоньше. И хоть тот портрет, что был у Уингейтов, близко воспроизводил лицо женщины, сидящей сейчас в гостиной, ясно было, что позировала она для другого — того, что стоял на столе.

— На вашем портрете изображена Лирин, ваша жена, а на этом — Ленора, моя жена. — Видя смущение Эштона, Малкольм с трудом удержался от улыбки.

— Ну теперь-то, сэр, вы согласны, что произошло недоразумение?

Аманда и тетя Дженнифер понуро смотрели на Эштона. Тот хмуро молчал.

— Может, теперь вы позволите отвезти жену домой...

— Пожалуйста! — выдохнула Лирин, приникая к плечу Эштона. — Я не знаю этих людей...

Эштон мягко погладил ее по плечу.

— Не волнуйся, дорогая. Никто не отнимет тебя у меня.

— Что-что? — чуть не взревел Малкольм. — Вы не имеете права удерживать здесь мою жену!

— Это решит суд, — заявил Эштон. — Должно быть проведено тщательное расследование, а до тех пор я не собираюсь отказываться от своих прав на эту женщину. Когда Лирин три года назад упала за борт, не нашлось никаких следов...

Малкольм только фыркнул насмешливо.

— Да разве впервые Миссисипи уносит с собой свои жертвы?

— Это мне известно, но я должен быть до конца уверен, что все сделано, чтобы удостоверить личность Лирин.

— Леноры! — поправил Роберт Сомертон.

— Я пошлю людей в Англию, Билокси и Новый Орлеан. Пусть как следует займутся этим делом.

— Но ведь на это уйдут месяцы! — запротестовал Малкольм.

— Это не имеет значения! — резко оборвал его Эштон. — Меня интересуют лишь Лирин и результаты расследования. Если выяснится, что я не прав, мне останется лишь примириться с фактом. Но до тех пор все останется, как есть.

— Вы что же, хотите сказать, что все это время моя жена будет жить здесь? — Малкольм с трудом сдерживал себя.

— Вы же видите, что она сама хочет остаться, — вежливо улыбнулся Эштон.

— Ни за что! — В карих глазах Малкольма вспыхнули искры гнева.

— Ну что ж, тогда дело за судом.

— Мне приходилось слышать о вас в Натчезе, — усмехнулся Малкольм, — говорят, вы человек упрямый и любите настоять на своем. Но позвольте сказать, что вы обо мне еще услышите, и тогда вам придется убедиться, что и я не люблю, когда мне наступают на ногу. Может, дело решит поединок...

Женщины испуганно переглянулись, надеясь, что Эштон откажется. Ничего подобного.

— Я готов, сэр, — спокойно ответил он. — Сегодня?

У Малкольма сузились глаза.

— Я дам вам знать, когда буду готов.

— Пожалуйста, — кивнул Эштон. — Может, тогда не будет необходимости в расследовании. Это сбережет мне массу времени и усилий.

Малкольм презрительно усмехнулся.

— Для человека, которого только что убедили в ошибке, вы выглядите слишком уверенно.

— Может, у меня есть для того основания.

Малкольм посмотрел на него ледяным взглядом.

— Самоуверенность никогда еще не приводила к победе в поединке.

— Ну что же, поживем — увидим, — пожал плечами Эштон.

— Подумай о Леноре, — сказал Роберт Сомертон, кладя Малкольму руку на плечо. — Я уверен, что все эти разговоры о дуэли угнетают ее.

— Да, разумеется, вы правы, — откликнулся тот. Казалось, он с облегчением оборвал этот обмен репликами.

Малкольм шагнул к столу и принялся заворачивать портрет в холстину, но остановился, заметив, что Эштон подошел к нему.

— Эта картина еще недавно висела в доме судьи Кассиди. Откуда вы узнали о ее существовании?

— А какая разница? — небрежно спросил Малкольм.

— Все в этом доме принадлежит Лирин либо, если угодно, мне. А вы вламываетесь туда, чтобы забрать картину.

— Если вы собираетесь обвинить меня в воровстве, имейте в виду, что картина — единственное, что я взял. Я знал, что она там. Ленора говорила мне, что ее отец послал судье два портрета. Увидев, что одного недостает, я решил, что он у вас. — С этими словами Малкольм взял картину и направился к двери, остановившись ненадолго рядом с Лирин.

— Я не совсем понимаю, что у тебя случилось с памятью, Ленора, но знай, дорогая, что я вечно буду тебя любить.

Круто повернувшись, он вышел из комнаты. Роберт Сомертон последовал за ним. В тишине особняка громко отдавался звук шагов по мраморному полу, и сама уверенность походки Малкольма свидетельствовала о том, что этот человек готов встретиться с любым вызовом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Солнце скатывалось на запад, с трудом пробиваясь сквозь сгущающуюся массу дождевых облаков. Ночь набрасывала на землю свое черное покрывало, вдали полыхали зарницы, докатывался низкий гул грома. Гроза надвигалась медленно и неотвратимо и наконец под утро разразилась во всю силу. Эштону не спалось, но заснуть ему мешала вовсе не гроза. Он ненавидел узкую кровать в гостевой комнате, куда пришлось перебраться, пока судья не удостоверит личность Лирин. Никому из них не нравилось жить раздельно, но ради приличия, а также чтобы не шокировать пожилых дам, — пришлось. Для Эштона это была неделя сплошной муки. Он места себе не находил от страха, что снова потеряет Лирин. Бессонными ночами он вертелся в своей одинокой постели. Эштон тосковал по ее теплу, по гибкому телу, готовому в любой момент прижаться к нему; как примириться с тем, что нельзя теперь протянуть руку и прикоснуться к ней посреди ночи, обнять, приласкать?

Яростные порывы бури зеркально отражали его внутреннее состояние. Ослепительная вспышка молнии разорвала черноту ночи, осветив залитые дождем окна. Сразу последовал сухой треск грома. Эштон, выругавшись, вскочил с постели. Он быстро зашагал в сторону ванной и вышел через нее в свою спальню. При свете полыхающих молний Эштон разглядывал стройную, одетую в белое, такую одинокую на огромной кровати фигуру. Лирин сидела, обхватив себя руками и подтянув ноги к подбородку. Она неотрывно смотрела на Эштона, и, когда очередная вспышка прочертила свинцово-черное небо, взгляд ее соскользнул на его обнаженные чресла. Ничуть не смущенная его восставшей мужской плотью, она спокойно дождалась, пока его колени не коснутся края кровати и матрас не заскрипит под тяжестью тела. Эштон прикоснулся к краю ее халата, и Лирин послушно подняла руки, чтобы ему было удобнее стянуть его. С подавленным вздохом она откинулась на подушку, и уста соединились в страстном поцелуе. Он взял ее лицо в руки и, пытаясь разглядеть в темноте ее глаза, почувствовал, что волосы у нее повлажнели.

— Где ты была? — удивленно спросил Эштон.

— Не спалось, — прошептала она, — и я вышла на балкон.

— Под дождем?

Она кивнула.

— Так одиноко было, что я почти и не заметила.

Он поцеловал ее в щеку.

— Надо было прийти ко мне.

— А я не знала, хочется ли тебе этого.

— Боже милосердный, Лирин! — воскликнул он, едва веря своим ушам. — Разве я так мало повторял, что люблю тебя... и хочу тебя? Как же еще доказать тебе?

— А вот так и доказать, — едва слышно сказала она.

Он прижался к ее груди, и она, в свою очередь, любовно пробежала пальцами по таким знакомым изгибам и выпуклостям. Он изо всех сил прижал ее к себе, и они растворились друг в друге, как влюбленные, навечно предназначенные друг другу. Под напором его страсти она взмыла далеко за пределы здешнего мира, в небеса, где кругом шла голова и плясали в безумном танце мириады звезд. В возбужденном сознании стремительно проносились и иные образы, возникла смутная фигура обнаженного мужчины, черты которого она никак не могла уловить. Как ни старалась она, лицо его упорно не попадало в фокус. Одно только можно было сказать: он так же решителен и ласков, как и тот, что сейчас вместе с ней.

Она медленно пришла в себя, видение рассеялось, и остался лишь один звук — это билось прижатое к ее груди сердце Эштона.

— Я так надеялась, что ты придешь, — вздохнула Лирин. — Мне было очень плохо всю эту неделю одной на этой огромной кровати.

Эштон привстал на локте и заглянул в бездонную глубину ее глаз.

— Я тоже не мог больше терпеть.

— Ну и что же мне теперь делать? — тихо спросила она. — Я не могу не думать, что я твоя жена. И в то же время — Малкольм...

— Мне и самому в этом трудно разобраться, — вздохнул он и легонько дернул ее за ухо. — Но все равно никуда я тебя не отпущу.

— Придется... если Малкольм мне муж.

— Не могу я этому поверить, — простонал он, поворачиваясь на спину. — Даже подумать страшно, если тебя вдруг со мной не будет. Я и мужчиной-то почти перестал быть, когда решил, что ты умерла, а теперь, когда ты снова со мной, как же отдать тебя другому?