– Жаль, что я не умею делать koekjes, как моя мама. Это такое печенье. Ты ела когда-нибудь печенье? – Анника посмотрела вниз на Баттонз, которая стояла возле стола и внимательно ее слушала. Она была уже одета и готова тронуться в путь.

– Печенье? – повторила она, не сводя с Анники глаз.

Анника вздохнула. Она все еще пребывала в нерешительности, не зная, как поступить, и мысли ее вновь и вновь обращались к дилемме, перед которой она стояла. Ей хотелось быть с Баком, хотелось дать Бейби-Баттонз все то, что должно быть у каждого ребенка – любовь, хороший дом и другие преимущества, какие были у нее самой, когда она росла. Но она не могла остаться на всю жизнь в этом забытом Богом уголке. Как не могла и забрать с собой Баттонз. Место Бейби было рядом с Баком. Он любил девочку и был для нее единственной семьей, какую та знала. Но, глядя сейчас на Бейби, которая вдруг бросилась в дальний угол за своей жалкой деревянной куклой, она не могла не думать о том, как много сделала бы для ребенка ее собственная семья.

Анника легко могла представить, как отреагируют ее родители, если она явится в Бостон с Бейби и заявит им, что желает удочерить ребенка своего похитителя. Калеб, остающийся в любых обстоятельствах прежде всего юристом, примется задавать ей вопросы и не отстанет от нее до тех пор, пока у него не исчезнут последние сомнения в правильности ее решения, или пока он не убедит ее отказаться от этой мысли. Мама, наоборот, сначала все обдумает, посоветуется с Калебом и только потом сообщит ей свое мнение. Тетя Рут, разумеется, согласится со всем, что она скажет. Однако тут же займется изучением астрологических схем и таблиц, после чего примется советовать, как и когда ей следует приступить к осуществлению своих планов.

– Мы идем? – Бейби дернула Аннику за пальто.

– Да, сейчас. – Анника наклонилась и взяла девочку на руки. – Нельзя упускать такой чудесный день.

Подхватив узелок с едой, Анника направилась к двери. Не успела она, однако, дойти до нее, как дверь распахнулась и на пороге возник Бак. Окинув быстрым взглядом их одежду и узелок в руке у Анники, он похолодел, и у него противно засосало под ложечкой.

– Собрались куда-то?

От Анники не укрылось мелькнувшее в его глазах подозрение.

– На пикник. День сегодня такой чудесный.

– На пикник? Правда?

Анника видела, что Бак не верит ей. Неужели он и вправду полагает, что она собиралась сбежать вместе с ребенком, не сказав ему даже «до свидания», как вор?

– Хочешь пойти вместе с нами?

Он быстро проговорил, беря у нее ребенка:

– Она становится тяжелой. – Взгляд его упал на узелок в ее руке. – Ты хоть на минуту задумалась над тем, что подвергаешь себя опасности, отправляясь одна на этот свой пикник?

– День такой прекрасный… – начала было она, но тут же умолкла, вспомнив вдруг, как Бейби едва не утонула. – Я не собираюсь даже приближаться к реке.

– Я думал не об этом. Неподалеку отсюда я видел следы кошки.

Анника рассмеялась.

– Кошки?

– Пумы.

Она мгновенно посерьезнела.

– О!

– Вот именно, о!

Внезапно она сообразила, что у нее появился предлог, которым можно было воспользоваться, чтобы убедить Бака отправиться на пикник вместе с ними.

– В таком случае, как мне кажется, будет лучше, если ты пойдешь вместе с нами. Еды я взяла с собой более чем достаточно. По правде говоря, я задумала эту прогулку, чтобы доесть лосятину, в надежде что ты принесешь домой что-нибудь другое.

Он не придал значения тому, что она употребила слово «домой». Вряд ли это было сделано ею сознательно.

– Что еще ты положила?

– Кукурузный хлеб.

Бак отошел в сторону, давая ей пройти, после чего вошел в дом и крикнул через плечо:

– У меня есть вино.

– Вино? Где ты его прятал?

Сунув со смехом голову в комнату, Анника увидела, что он передвигает стоявшие в углу бочки и мешки. В следующее мгновение в руках у него появилась высокая, янтарного цвета стеклянная бутылка с торчащей из горлышка пробкой.

– Если бы я знала, что ты прячешь здесь вино, то давно бы его выпила.

– Вот поэтому я и спрягал бутылку. Даже я слыхал, что благовоспитанные барышни в городе любят время от времени пропустить стаканчик.

Возможно, он лишь поддразнивал ее, но почему-то она сомневалась в этом.

– Я такая, какая есть, Бак, тут уж ничего не поделаешь.

– То же самое можно сказать и обо мне.

День был слишком прекрасен, чтобы опять затевать ссору, и, ничего не сказав на замечание Бака, Анника зашагала вперед. Вскоре они поднялись достаточно высоко по склону близлежащего холма, и взору их открылась раскинувшаяся внизу за хижиной долина.

Анника показала рукой на небольшую поляну между сосен, где снег уже слегка подтаял и обнажилась каменистая поверхность. Тающий снег стекал ручейками вниз, так что казалось, будто склон покрыт десятками сверкающих на солнце атласных лент. Высоко над их головами в верхушках деревьев шумел ветер. Ветер был теплым, по-настоящему весенним. Он предвещал скорее наступление хорошей погоды, но Аннике вдруг почудилось, будто она слышит в его шепоте грустные нотки прощальной песни. Она тряхнула головой, прогоняя мрачные мысли, и принялась раскладывать еду на плоском валуне, который был достаточно велик для того, чтобы сидеть на нем и одновременно использовать его в качестве стола.

Бак положил на землю ружье и поставил на полотенце в центре импровизированного стола бутылку с вином.

– Стаканы я не захватила, – сказала Анника.

– Мы можем по очереди пить из горлышка, если ты, конечно, не возражаешь.

Их взгляды встретились.

– Разумеется.

Вначале бутылки будут касаться его губы, затем ее. При мысли об этом по спине Анники пробежал холодок. Прошла целая неделя, сказала она себе. Семь долгих дней. И каждую ночь у нее возникал соблазн поддаться чувству, которое пробудил в ней Бак Скотт. Когда огонь в камине догорал и Бейби-Баттонз крепко засыпала в своей кроватке, Анника готова была, отбросив всякий стыд, признаться Баку, что он нужен ей, что она хочет, чтобы он вновь занялся с ней любовью. Но она знала, что с наступлением рассвета перед ними встанет все та же дилемма: должен ли он покинуть горы или лучше ей остаться навсегда в этом Богом забытом углу и стать женой ему и матерью Бейби? Ответом на последнее было определенное «да», но, какой бы сильной ни была ее любовь к нему, она была не готова вот так, одним махом, отказаться от прежней жизни, избрав вместо нее прозябание в этом безлюдном, далеком от цивилизации месте.

Растянувшись на нагретом солнцем камне, Бак смотрел на плывущие по синему небу облака. Ему хотелось забыть обо всем, выбросить из головы мысли, не дававшие ему последнее время покоя, и в полной мере насладиться моментом. Он был жив, над головой у него сияло солнце и рядом сидела женщина, которую он любил.

Он попытался взглянуть на себя с Анникой как бы со стороны, глазами стороннего наблюдателя. Они вдвоем расположились на большом плоском камне, здесь же разложен их ленч и стоит бутылка вина, кажущаяся еще более янтарной в лучах солнца. Анника сидит в одном костюме, подстелив под себя свое новое пальто. Отвесно падающие на поляну лучи солнца согрели воздух, и ей не холодно.

Бак бросил на нее взгляд украдкой и увидел, что она сейчас лежит на камне на боку, спиной к нему, и наблюдает за Бейби, собирающей камешки. Ее костюм от постоянной носки немного истрепался и был сильно измят, а на подоле виднелись подпалины. Насколько он мог судить, у нее изорвались даже манжеты белой блузки, выглядывающие из-под рукавов облегающего жакета. А ее когда-то прекрасные и, очевидно, весьма дорогие ботинки из козлиной кожи, испытавшие на себе воздействие воды и грязи, были безвозвратно испорчены. Она бы, вероятно, сказала, если бы ее спросили об этом, что вид у нее сейчас хуже некуда. Он же, глядя на нее, подумал, что никогда еще она не выглядела такой красивой, как в этот момент.

Машинально Анника провела пальцем по еле заметному шраму на виске. Бак был весьма горд своей работой. Сняв швы, он тут же велел ей постоянно втирать в ярко-красный рубец медвежье сало. И теперь на месте швов остались лишь крошечные отметинки.

Бейби побежала вокруг скалы. Анника, следя за девочкой, повернулась, и их взгляды встретились.

Анника вновь дотронулась до шрама.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать врачом?

Ее слова обожгли его как виски, выплеснутый на открытую рану. Он весь напрягся, не желая ответить грубостью на ее в сущности невинное замечание, и ровным голосом произнес:

– Оставь это, Анника.

Она села, согнув ноги в коленях, и уткнулась в них подбородком.

– Я серьезно. Мне вдруг пришло в голову, что из тебя вышел бы замечательный врач, и я решила узнать, думал ли ты сам когда-либо об этом.

– Нет, – соврал он.

– И, однако, у тебя несомненные способности к врачеванию. Взгляни-ка на мой шрам. – Она откинула назад выбившуюся из косы прядь, которая закрывала ей висок.

Ему не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что рана хорошо зажила и шрам едва заметен. Он проверял его каждый день, украдкой глядя на ее висок, когда она не знала, что он на нее смотрит.

– Он почти не виден, – продолжала Анника. – Твои швы были столь совершенны… и когда я думаю, что ты вылечил Бейби, когда у нее был жар, и меня от боли в горле… Сколько, по-твоему, людей знают толк в лечебных травах?

– Множество.

– Может быть, но многие ли из них являются также и превосходными хирургами?

Опершись на локоть, Бак повернулся к Аннике лицом. Взволнованный ее близостью, он и так уже почти ничего не соображал, а теперь затеянный ею разговор о том, что из него мог бы получиться отличный врач, грозил окончательно лишить его рассудка.

– Что ты хочешь этим сказать?

Обрадованная его готовностью выслушать ее, Анника, удостоверившись, что Бейби играет неподалеку, продолжала:

– Бак, я еще не видела никого, кто бы умел оперировать так, как ты.

– Не сомневаюсь. Ты также никогда не видела и как освежевывают кролика, пока я тебе не показал. Так что тебе в сущности не с чем и сравнивать мое умение.

Она вздернула подбородок.

– Человек не так уж и отличается от других животных, если говорить о таких вещах, как печень, сердце и… – она сделала широкий взмах рукой, – и так далее. Ты уже знаешь, где найти эти органы у животных. Бьюсь об заклад, что ты не растеряешься, если попадешь в анатомический класс.

– Мы здесь уже довольно долго, и разреженный воздух тебе вреден. Давай-ка поедим и начнем собираться в обратный путь.

– Где ты научился так лечить?

– Передай мне хлеб. – Бак вытащил из бутылки пробку. За что только он любит, мелькнуло у него в голове, эту женщину, которая в сущности вызывает у него почти постоянное раздражение? Ответа на этот вопрос он не знал. – Бейби, иди кушать, – позвал он.

– Не Бейби! – ответила сердито девочка.

– Ладно. Баттонз, иди кушать.

– Бак, – продолжала настаивать на своем Анника. – Ты меня слушаешь или нет?

– Я пытаюсь не слушать, но мне это не удается, поскольку ты продолжаешь зудеть у меня над ухом.

– Ты раньше зашивал кому-нибудь раны, или моя была первой?

В раздражении он откусил кусок хлеба и тщательно его прожевал, прежде чем ответить.

– Конечно, я зашивал людей и раньше. Кто еще мог это сделать?

Охваченная возбуждением Анника отказалась от предложенного им хлеба, но взяла бутылку с вином, и, поднеся ее ко рту, машинально сделала большой глоток.

Бак уставился на нее в изумлении. Вот это да! Ну и женщина!

– А как все было в те дни, когда ты охотился на бизонов?

– Было что?

– Тебе приходилось тогда кого-нибудь оперировать? Я имею в виду, кого-нибудь не из членов твоей семьи?

Мгновение поколебавшись, он ответил:

– Ну… в общем, да.

– Кого?

Бак пожал плечами.

– Не могу сказать точно.

– И почему это сделал ты, а не кто-то другой?

– Потому.

– Потому что это получалось у тебя лучше, ведь так?

Отец говорил всем вокруг то же самое, но он не собирался признаваться в этом Аннике.

– Я права? – Она явно ждала от него ответа.

– Идем, Анника.

– Откуда ты так много знаешь о травах, мазях и настоях, которые готовишь?

Как мог он объяснить ей, что он, похоже, всегда умел лечить людей? Он схватывал, казалось, все на лету. Его Ма была повитухой и выращивала лечебные травы везде, где бы они ни жили, поскольку жители гор всегда обращались к ней, если заболевали. Когда же его Па забрал их и они покинули свой дом, он еще многому научился, путешествуя по стране. Он собирал цветы и травы, в каких могла возникнуть нужда, и экспериментировал с незнакомыми образчиками. Он всегда заботился о них всех: о Па, Сисси и Пэтси. И упустил их всех троих.

– В этом нет ничего невозможного, – продолжала Анника давить на него.