Аманда Маккейб - Придворная роза

Она скользнула пальцем между складок, и большего уже не понадобилось.

— Черт, Селия! — вскрикнул Джон, теряя самообладание.

Его руки в один миг схватили ее за бедра, но он не повалил ее на кровать, чтобы овладеть ею, а подтянул ее бедра к себе и впился губами в ее сокровенные лепестки. Селия вскрикнула, схватилась за резной столбик кровати. А он, погрузив пальцы в ее мягкие ягодицы, целовал, смаковал ее губами и языком. Селия больше не владела собой, но ей было все равно. Только бы чувствовать на себе его губы и руки. Предъявляющие права, заставляющие вспомнить все — и забыться.

Он лизнул ее чувствительное место внутри, и она застонала. Он провел рукой по ее бедру и погрузил длинный палец в манящую глубину, вслед за языком. Потом палец выскользнул наружу, и Селия беззвучно вскрикнула.

— Джон… — простонала она.

— Расслабься, моя Королева Фей, — прошептал он. — Ты со мной. Ты в безопасности.

Она и вправду чувствовала себя странно защищенной, как никогда прежде. Вот в нее скользнул второй палец, и она ощутила стесненность в низу живота. Какое забытое ощущение! Близость с мужчиной давно стала для нее болью и унижением, и вот теперь Селия вспоминала, чем еще она может быть… была… с Джоном. С одним только Джоном. Возбуждение стремительно росло изнутри, так что уже стало трудно дышать. Все ее тело заполнилось золотым светом.

— Не сдерживайся! — проговорил он и с силой нажал языком на ее чувствительную точку, изгибая пальцы.

Селия уже и сама не могла дольше сдерживаться. Она содрогнулась, давление достигло предела и взорвалось, словно огненный шар. Селия вскрикнула, вцепилась руками в кровать, чтобы не улететь в разверзшуюся пропасть.

Но Джон не считал, что это конец. Он оторвал от нее губы и привалился к спинке кровати, притянул Селию к себе, и она снова оказалась сидящей на нем верхом.

— Покатайся на мне, Селия, — хрипло выговорил он. — Я весь твой.

Она уперлась ладонями в его скользкие от пота плечи, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Она видела, как блестит на его губах ее сокровенная влага, видела его глаза, потемневшие и дикие от желания. Она чувствовала, как смешиваются их запахи, и от этого ее желание многократно возросло. Она хотела, чтобы и он хотел ее с такой же неистовой силой. Чтобы вспомнил, как когда-то они принадлежали друг другу.

Она немного привстала, ощутив под собой его трепещущий пенис, и медленно своей раскрытой плотью поглотила его, опустилась ниже, соприкоснувшись с ним бедрами. Его глаза вдруг затуманились, он откинул назад голову, с силой сжал ее талию.

— Черт побери, Селия, — простонал он. — Ты такая нежная… такая прекрасная. Я не могу больше…

Она снова приподнялась и опустилась, еще и еще, ловя ритм. Он выгнул бедра навстречу ей. Они задвигались быстрее, энергичнее. И вот Селия почувствовала, как близится решающий миг, и зажмурилась. В черноте перед ней неслись звезды, голубые, зеленые, белые, они ослепительно вспыхивали, и Селия бессознательно выкрикивала имя Джона.

— Селия! — вскрикнул и он, бормоча бессвязные ругательства, и тело его застыло. И она почувствовала, как он наполняет ее освободительным теплом, сам освобождаясь и взлетая.

Она в изнеможении упала на кровать, вся дрожа, охваченная небывалой слабостью, едва переводя дух. Низкий потолок с дубовыми балками медленно вращался над головой. Джон вытянулся рядом. Они не касались друг друга, но она чувствовала жар его тела, слышала его прерывистое дыхание.

Селия повернула к нему голову. Глаза его были закрыты, влажные волосы падали на лоб. Она нежно убрала их, а он поймал ее руку и поцеловал ладонь.

Селия со вздохом закрыла глаза, чувствуя, как он прижимает ее ладонь к своей груди. Прохладный воздух остудил ее пылающую кожу. Огонь в камине потух, но ей было все равно. Она слишком устала, слишком насытилась ощущениями, чтобы замечать что-либо, кроме рук Джона на своем теле.

— Ай-ай, ты так и не отказался от привычки ругаться в постели, Джон Брэндон! — поддразнила она его. — Где ты набрался таких слов? В Париже?

Он сонно усмехнулся:

— А ты не разучилась сводить меня с ума. Ты и правда трогала себя в этом месте, вспоминая меня?

Селия улыбнулась:

— Женщина должна хранить свои секреты, Джон.

И почти сразу провалилась в глубокий сон без сновидений.

«Женщина должна хранить свои секреты». Джон повторял в уме эти слова Селии, глядя, как она, обхватив руками подушку, спит на постели, где только что лежал и он, и серый утренний свет разливается по ее коже. Черные волосы разметались по смятым простыням. Одеяло сползло с нее, открыв соблазнительные ягодицы. Соблазн и правда был велик, и мышцы уже пружинились, чтобы пересечь комнату, схватить простыни и сдернуть с нее, чтобы она осталась совсем нагой.

Чтобы она раскрылась перед ним снова, позволила ему видеть себя всю, тело и душу. Чтобы снова выкрикивала его имя, чтобы хотела его так же, как он хотел ее в тот миг.

Он сжал кулаки и уронил на них голову, чтобы не видеть ее, отгородиться от искушения. С Селией всегда было так, с первого момента их знакомства. Тогда она была невинной и беззащитной, но в серых глазах светился острый ум. Порой бывала едкой, не умела снисходительно относиться к людской глупости. И ее глаза, обращенные на него, вспыхивали страстью, не уступавшей его страсти, сводили с ума.

Ее образ преследовал Джона все эти годы, и наконец он уверился, что своим воображением превратил ее в то, чем она никогда не являлась. В недосягаемый мираж, в Королеву Фей, существовавшую исключительно в мечтах и снах.

Но сейчас Селия доказала ему, что полностью отвечает всем его представлениям. Никогда и никто не вызывал в нем такого страстного желания. Когда она, оседлав его, с пылающими страстью глазами впустила его в себя, он едва не обезумел. От нее. И даже осмелился подумать, что теперь все пойдет по-другому.

Снова она принадлежала ему и только ему. Мыслей не было вовсе, только чувства, первобытные, буйные.

И вот теперь он жалел только об одном — что она не обратилась в бегство. Не оттолкнула его, не сбежала так далеко, чтобы никогда больше не встретиться. Потому что стоило им встретиться, как все происходило само собой, стихийно, как ураган, и столь же разрушительно. Они погубят друг друга, если не смогут держаться порознь.

Секреты. Да. Она совершенно права. Между ними слишком много секретов. И с этим ничего никогда нельзя будет поделать.

Джон поднял голову и потянулся за бумагами, разбросанными по столу. Маркус прислал их с курьером вчера, пока Селия спала. Похоже, что возникли новые сложности, и Маркусу требовалось присутствие Джона. Что-то настораживало в окружении Дарнли, помимо драк и попоек.

Новые секреты.

Со стороны кровати донесся звук, и, подняв глаза, Джон увидел, что Селия пошевелилась. Медленно вытянулась на простынях, одеяло сдвинулось ниже, открыв ямочки на ягодицах, которые он недавно целовал. Джон с усилием оторвал от них взгляд и перевел глаза на ее лицо, обращенное к нему в профиль.

Ее губы тронула улыбка, по-детски открытая. Она выглядела такой счастливой и невинной, что он уже готов был подойти к ней, лечь рядом и, забыв обо всем на свете, покрыть ее поцелуями.

Но вот она окончательно проснулась и все вспомнила. Улыбка исчезла, она слегка нахмурилась, распахнула глаза, перевернулась на спину и поймала его взгляд. И тут же резко села, дернула на себя простыню и прикрылась до подбородка.

Джон, подавив острое разочарование, сухо улыбнулся.

— Добрый день, Селия, — произнес он.

Быстрым нервным движением она провела языком по губам, отчего в паху у него все запылало огнем. Она отбросила назад водопад черных волос и знакомым упрямым движением вскинула подбородок. Снова она облачалась в свои доспехи.

— Значит, все было на самом деле, — тихо произнесла она.

— Если угодно, можешь притвориться, что это был сон, — ответил Джон спокойно и холодно, как ни болело при этом его сердце. Он вовсе не хотел, чтобы она считала это сном! Хотел, чтобы она помнила каждый миг, каждое прикосновение и поцелуй так же ясно, как помнил он. Чтобы она желала его с такой же страстью, с какой желал ее он.

— Я в последнее время разучилась притворяться, — сказала она.

— Как угодно. И можешь не прятаться под простыней, я же не голодный волк, готовый проглотить тебя целиком.

— Нет, потому что сейчас волк сыт. И я не прячусь, — огрызнулась она. И добавила уже мягче, словно обращаясь к себе: — Это уже не нужно.

При этих словах Джон невольно посмотрел на ее поврежденное плечо и вспомнил, как в ее глазах мелькнул страх, когда он прижал ее к кровати. И только когда они поменялись местами, этот страх исчез. Как ему хотелось подойти к ней, схватить в объятия, прижать к груди и не отпускать, пока она не забудет, не выкинет из своей жизни всех, кроме него.

Он не сумел защитить Селию от мужа-подонка. Но должен защитить ее сейчас.

И Джон заставил себя остаться на месте и, сжимая кулаки, смотрел, как она тянется за упавшей на пол скомканной сорочкой, как надевает ее на себя. Мелькнула ее нагая грудь, и вот Селия снова уже одета.

Она приблизилась к столу, взяла кувшин с элем, не глядя на него, наполнила кружку и сделала несколько глотков. Джон старался не смотреть, как мягко двигается ее горло при глотании, как тонкие пальчики обхватывают кружку. Не вспоминать, что она делала этими пальчиками в постели.

— Что это? — Она указала кружкой на письмо.

— Послание от Маркуса, — ответил Джон, сосредотачиваясь на бумагах. — Кажется, там у них трудности.

Селия усмехнулась и снова отпила эль:

— Почему-то это ничуть не удивляет. Необходима наша помощь?

— И безотлагательно. Как только ты достаточно окрепнешь, чтобы ехать дальше. Я не хочу, чтобы ты снова заболела.

Она пожала плечами и снова наполнила кружку:

— Это была всего лишь простуда. У меня хватит сил выехать хоть сейчас.

— Селия… — предостерегающе начал он.

— Я говорю, что готова ехать, — оборвала она его.

Недосказанные слова повисли в воздухе. Джон отлично ее понял — она не хотела дольше оставаться здесь с ним вдвоем. Наверное, это было естественно, но Джон внезапно рассердился. Ему захотелось, чтобы она передумала.

— Я пошлю за экипажем для тебя. — Он резко встал и отошел от стола. И от нее.

— Это только лишние проволочки, ты сам знаешь. Я прекрасно поеду верхом.

— Нет. Селия!

Она повернулась к нему лицом, ее глаза вспыхнули.

— Ты что, после этой ночи сомневаешься в моих силах?

Он скрестил руки на груди, сжал зубы. Их взгляды встретились, и воздух вокруг словно заискрился. Селия отвернулась первой, опустила плечи.

— Приготовь лошадей, пока я одеваюсь, — сказала она тихо и очень спокойно.

Ему не хотелось уходить, окончив разговор на такой ноте, когда столько осталось недосказанного. Такого, что, может быть, никогда нельзя будет сказать. Но ее спокойствие удержало его. Селия выглядела так, словно тронь он ее, и она сломается. Ничего, он подождет благоприятного момента. За последние годы он научился терпению.

— Ладно, — проговорил Джон, вышел из комнаты и тихо затворил за собой дверь, в то время как хотелось оглушительно хлопнуть ею.

Или схватить Селию в охапку, закрыть ей рот поцелуем, сорвать с нее сорочку и снова повторить все то, что было между ними ночью.

Глядя на свое отражение в окне, Селия воткнула гребешки в закрученные на макушке косы и отметила про себя, что выглядела изможденной и бледной как привидение.

Она туже затянула волосы и задумалась о возложенном на нее поручении. Сегодня утром она была сама не своя, теперь надо снова стать собой.

Она покосилась через плечо на смятую постель. Совсем недавно на этих скомканных простынях она чувствовала себя свободной и раскрепощенной. Все, что она так долго таила в себе, вырвалось на волю. Благодаря Джону! Его поцелуи, прикосновения всегда высвобождали в ней нечто, чего она сама толком не понимала. И наслаждение, которое она испытывала от этой первозданной свободы, не поддавалось описанию.

Сейчас ей хотелось выть от злости и разочарования. Когда она пробудилась от восхитительного сна и увидела отстраненное настороженное выражение его глаз, ей захотелось броситься на него. Ударить по лицу, расцарапать кожу, чтобы только он как-то откликнулся, дал понять, что ее ласки произвели на него впечатление. И она, несмотря ни на что, по-прежнему желанна.

Но ей удалось сохранить самообладание, противопоставить его холодности собственную. У нее было время научиться прятать чувства и переживания. Временами ее спасала только полная безучастность.