Сюзанна Форстер - Приходи в полночь

– Ваши правила, чьи бы то ни было правила… Я очень давно перестал беспокоиться по поводу того, что подобает, а что нет. Это мешает хорошему искусству. Или хорошему сексу. Всему хорошему.

Ли захлопнула папку.

– Я приехала сюда не для разговоров о хорошем сексе. Я приехала посмотреть на ваши работы, а может, даже посмотреть, как вы работаете, если это можно устроить.

– А что плохого в сексе, доктор, хорошем или не очень? Мои работы именно об этом. И обо мне. И если только у вас не удалены яичники, как у лежащей там Мэрилин… – Он указал большим пальцем на кошку, которая с надеждой взглянула на него при звуке своего имени. – Тогда и о вас тоже.

Если он пытался ее дразнить, то был весьма близок к успеху. Она с удовольствием сказала бы ему все, что думает о его отношении к сексу как к смыслу жизни, чего он, несомненно, и добивался. Но она не собиралась забывать о своих профессиональных принципах только потому, что он в них не верил.

– Если смотреть поверхностно, то, возможно, некоторые ваши работы посвящены сексу, – признала она. – Но в них есть и что то еще. – Она подошла к ближайшей фотографии на стене, изображавшей женщину, чье настроение было таким же мрачным и грозным, как небо позади нее. – Эта женщина явно несчастна, и мне кажется, о сексе она не думает.

– Не будьте так уверены. – Он снова тихо рассмеялся. – Может, у нее только что был не слишком удачный акт.

Ли гневно фыркнула:

– Ну и задница же вы, мистер Монтера! На тот случай, если вы еще об этом не знаете.

Равнодушно глядя на нее, он сунул руку под свою обрезанную футболку, будто собираясь почесать живот, покрытый темными волосами.

– Вы мне больше нравитесь, доктор, когда сердитесь. Тогда ваши глаза мечут молнии.

Больше всего на свете Ли хотелось повернуться и уйти. Этот человек использует вульгарные выражения и почесывается у нее на глазах! Но Ник Монтера слишком часто заставлял ее чувствовать себя сухой формалисткой. Если прежде ей было просто любопытно, то теперь она с упрямой решимостью готовилась выяснить, что питает темную движущую силу этого фотографа. И если ее теории верны, разгадка здесь, в его работе, в фотографиях, развешанных по стенам.

– Что вы чувствовали, когда фотографировали этих женщин? – спросила она. Вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.

Он подошел к дремавшей кошке и принялся легко перебирать пальцами мягкую шерстку. Мэрилин развернулась и потянулась на солнце, как маленькая львица, пока Монтера ее гладил. Его браслет змейка поблескивал, как древний символ эротической связи между человеком и животным.

Довольное урчание кошки разносилось по всему помещению. Ли нетерпеливо переступила с ноги на ногу. И наконец Монтера посмотрел в ее сторону. Выражение его лица давало понять, что его общение с кошкой было вознаграждено гораздо больше, чем общение с ней, но – вечный оптимист – он намерен провести еще один раунд.

– Что я чувствовал? Это слишком расплывчатый вопрос, доктор. Не могли бы вы его детализировать?

– Ваши модели раскрываются перед вами. Это ясно видно по снимкам. Они вам доверяют. Вам никогда не казалось, что вы злоупотребляете их доверием? Эксплуатируете их?

– Черт побери, нет… Я делаю их бессмертными. – Каблучки Ли резко клацнули по плитке. Так же, как он обессмертил Дженифер Тейрин?

– Как именно?

Он продолжал поглаживать кошку, по прежнему гипнотизируя ее своими волшебными прикосновениями.

– Они показывают себя мне, – тихо произнес он. – Они раскрываются передо мной, как никогда до этого и никогда потом. И я плачу им сполна. Это момент чистой истины. Я запечатлеваю его… навсегда.

Ли мгновение помолчала, наблюдая, как он ласкает кошку.

– Они никогда не чувствуют себя выставленными напоказ? Или будто над ними совершили насилие?

– Нет, если они мне доверяют. Да и почему они должны это чувствовать? Я их мать, их отец, их прошлое, настоящее и будущее… – Он посмотрел на нее. – Я их биограф.

«И их любовник?» – подумала она.

– А если они вам не доверяют? Что тогда?

– Тогда я с ними не работаю. Они или полностью отдаются работе, или уходят.

– Понятно.

– Неужели? – Он чесал шелковистую шерстку под подбородком у Мэрилин, но взгляд его следил за рукой Ли, теребившей мочку уха и яркое золотое колечко. – Мне кажется, вы не понимаете, – проговорил он.

Ли поправила подплечники.

– Я понимаю то, что вы требуете от женщины полного подчинения своему видению. Вы хотите контроля, полного контроля над ней.

– Подчинения… интересный выбор слова. Я бы выбрал другое. Я бы назвал это покорением.

– А есть разница?

– Большая. Первое предполагает принуждение и сопротивление. Второе предполагает выбор – пленница, которая добровольно отдается зависимости… и находит в этом удовольствие.

– Но и то и другое – зависимость, – заметила Ли. – Разве это не весьма архаичное понимание выбора?

Он потянулся, выгнувшись, и сел на край комода рядом с кошкой. Недовольное мяуканье Мэрилин было вознаграждено медленными, успокаивающими движениями.

– Мы все зависимы, доктор, – сказал он. – Мы только можем притворяться, что это не так. Можем размахивать флагами и кричать о свободе, но никто из нас не владеет своей душой.

– Вы действительно этому верите? – Ли поймала себя на том, что смотрит на него во все глаза, пораженная его убежденностью.

Его взгляд был проницательным и в то же время успокаивающим. Когда он включал его на полную мощь, как лампы в студии, эффект оказывался гипнотическим. Она пыталась найти аргумент против его заявления, но в голову ничего не приходило. Его слова задели в ней какую то струнку. Ей не хотелось с ним соглашаться, но она знала: в чем то он прав.

– Значит, вот что вы даете этим женщинам, – проговорила она, и ее голос затих, пока она пыталась понять, что хочет сказать. – На одно мгновение? Вы возвращаете им их души? Или по крайней мере отблеск их душ?

Он медленно кивнул:

– Да… да, именно это.

Теперь он смотрел на нее так, словно она в первый раз сказала что то умное и стоящее, что то, с чем он действительно согласен. В глубине своего существа Ли ощутила едва уловимый трепет, отвечая на какой то импульс, неподвластный ее контролю. Она мысленно взмолилась, чтобы в голосе ее не слышалось дрожи.

– Понимаю, – сказала она. На этот раз он ее не поправил.

– Вы когда нибудь это пробовали, доктор? – спросил он. – Вы когда нибудь полностью чему нибудь покорялись? Или кому нибудь?

– Мы все покоряемся, разве нет? В тех или иных обстоятельствах.

– Вы бы так не говорили, если бы с вами это было. Это не сравнимо ни с чем. Другого такого чувства нет. Это рай – или самое близкое к нему из доступного нам. Физический, эмоциональный, сексуальный.

Горловой возглас Мэрилин подтвердил его слова. Кошка выбрала этот момент, чтобы перевернуться на спину и, выгнув спину, предложить Нику погладить ее живот. Он легонько ее пощекотал, и короткий резкий вопль сказал всем присутствующим в пределах слышимости, что она пребывает в полном экстазе.

– Почему бы мне и вас не сфотографировать? – спросил он, продолжая усмирять кошку.

– Нет, это не… – Она чуть не сказала «подобает». Ник встал и направился к ней.

– Обещаю, что больно не будет. И это единственный способ увидеть меня за работой. Сегодня у меня больше не будет съемок.

– Нет, в самом деле. Это обсуждению не подлежит.

– Вы не хотите стать частью моей коллекции отражений в пруду?

Его взгляд скользнул по ее телу, загоревшись мужским одобрением. Он оглядел ее с головы до ног, оценил и как фотограф; и как мужчина – искусство и мужественность так перемешались, что отделить их уже не представлялось возможным.

– Вам может понравиться позировать обнаженной, – сказал он. – Мне бы понравилось.

– Что ж… решено. – Она легко рассмеялась. – Вы позируете, я фотографирую.

Теперь ее сердце бешено стучало. Интересно, подумала Ли, в комнате находятся два взволнованных существа женского пола. Одно – отчаянно желавшее привлечь его внимание, а другое – отчаянно желавшее избежать его.

Нет, позировать Ли не хотела, но в то же время представляла себя в красивых, наполненных чувственностью сценах его коллекции… дотрагивающейся до себя, лениво плещущейся в темных серебристых прудах. Обнаженной. Свободной узнать…

Она прервала череду образов, в горле у нее пересохло, шея внезапно вспотела. Ей не следовало сюда приезжать. Он опасен, но она боялась не за свою жизнь.

– Сделайте это еще раз, – странно осипшим голосом попросил он.

– Что? – Ли не помнила, чтобы она что то сделала.

– Оближите для меня губы.

Ли хотела возразить, что она этого не делала, но ее верхняя губа действительно была влажной и прохладной.

– Ну же, доктор, – подбодрил он. – Снизойдите на минутку до моих просьб. Я не прошу вас раздеваться. Я только хочу, чтобы вы махнули вашим язычком по губам, как сделали это минуту назад.

Она вспомнила, что сравнивала звук его голоса с бархатным хлыстом. Сегодня в его тоне присутствовало немного сгустившегося воздуха, как будто он разговаривал со стыдливой невестой, которую надо за ручку подвести к сексуальной стороне супружества. Ли не понравилось такое сравнение.

– Вот так? – Кончиком языка она увлажнила верхнюю губу. Он широко улыбнулся:

– Да, так. Именно так.

И не успела Ли опомниться, как он уже подошел к ней и принялся менять ее прическу, закладывая с одной стороны пряди за ухо, а другую часть волос вздымая высокой волной над лицом. Но что поразило ее больше всего, так это то, что она позволила ему проделать все это. В его действиях сквозила такая естественность, словно он имел право прикасаться к ней любым способом просто потому, что владел безошибочным инстинктом угадывать скрытые тайны женской души.

– Не затягивайтесь так туго, доктор, – сказал он, засовывая палец за воротник. – Всем надо дышать, даже вам.

У Ли никогда не было трудностей с дыханием. А вот если она будет ходить с расстегнутым воротником, то переохладится.

Затем он дотронулся до ее сережки, потрогав колечко пальцами, словно проверяя его могущество. Остро чувствуя прикосновения Ника, Ли ощутила, как его большой палец прошелся по внутренней стороне мочки уха. Это был легчайший намек на контакт, но почему то натянулись все ее нервы. Она едва подавила дрожь.

Наконец он отступил, любуясь делом своих рук.

– Хорошо, да, так хорошо. А теперь приподнимите юбку, доктор, подтяните ее так, будто вы проверяете, не спустилась ли на чулке петля.

Удивленная Ли опустила глаза, вспомнив инцидент в машине Доусона, когда ее юбка ползла вверх по бедрам, как она вспоминала о нем, о Нике. Теперь она провела ладонью по гладкой ткани облегающей юбки, разгладила ее. Ли сделала это скорее рефлекторно, чем в ответ на его просьбу, но она не ожидала ощущений, которые вызовет это простое прикосновение. Они были захватывающие. Кожа покрылась испариной. Она чувствовала ее под туго натянутым нейлоном чулок, когда начала делать то, о чем он ее попросил, – медленно поднимать юбку. Что же с ней происходит? Ее охватила дрожь, и она закрыла глаза. Только на секунду, сказала себе Ли, чтобы перевести дух.

– Получится великолепная фотография, – сказал он.

Она мысленно представила зажженные лампы, Ника, двигающегося вокруг нее и щелкающего камерой. Она видела это с потрясающей ясностью…

– Ой! – вскрикнула она. Глаза у нее распахнулись, когда она почувствовала укол боли в лодыжке. – Что вы делаете?

Ник с недоумением приподнял брови. Потом они оба быстро посмотрели вниз. Прочь от них удалялась Мэрилин, помахивая хвостом и победно сверкая глазами.

Ник приглушенно рассмеялся:

– Мэрилин… как тебе не стыдно!

Но Ли не обратила внимания на комическую сторону произошедшего. Кошка укусила ее. Она не повредила ей кожу, но лодыжка горела, а на колготках спустилась петля!

– Как вы, ничего? – Монтера, извиняясь, пожал плечами, но в его глазах поблескивали скорее смешинки, чем сочувствие. – Она большая собственница, эта девчонка. Но я ее уже фотографировал.

– Надо же! – сухо отозвалась Ли.

Но втайне она была благодарна Мэрилин. Умное животное положило конец сеансу фотосъемок Ника Монтеры. И к счастью для Ли, ее укусила кошка. А не змея.

– Эфиопское кафе, мама?

Ли огляделась, надеясь подсмотреть, что едят другие представители ищущей острых ощущений толпы, вышедшей на ленч. В ресторане, кафелем и тентами напоминавшем турецкий базар, стоял запах пряной смеси чеснока и имбиря и сотни других экзотических специй, с которыми Аи никогда не сталкивалась.

– Ты когда нибудь уже здесь бывала? – спросила она.

– Разумеется, дорогая. – Кейт одобрительно проглядывала меню. – Мы с Кенджи были здесь на прошлой неделе. Не бери тушеную верблюжатину. Слишком соленая. А вот тефтели из рыбы и картофеля с карри просто чудесны.