– Прошу вас, – взмолилась Ли, – уходите.

– Уйти? – Он рассмеялся, не веря своим ушам. – Посмотри на меня, Ли… доктор… как бы я вас ни называл! Посмотрите мне в лицо, а потом скажите, будто не знаете, что тут происходит. Скажите, будто не знаете, что вы… со мной делаете.

Он по прежнему каким то образом удерживал ее взгляд, преодолевая все ее попытки посмотреть в сторону. Его глаза почернели от неудовлетворенности и желания, от внезапного гнева. В них читалась ярость человека, который заклеймен – обречен – с самого момента своего зачатия быть не таким, как она, человеком, который никогда не получит того, что обещает восход солнца.

На глазах Ли выступили слезы, быстрые и неудержимые.

– Простите…

Она едва понимала, почему извиняется и что испытывает, но чувствовала, что именно она стала причиной его глубокой неудовлетворенности, что своим видом и самой своей безмятежной жизнью она олицетворяет все, что было для него недоступно. Не для фотографа, который, без сомнения, мог обладать любой женщиной, которую пожелает. Она напомнила Нику Монтере о его прошлом, о том, кем он был прежде – обитателем трущоб, полукровкой с улицы.

Она опустила ресницы, и по щеке покатилась слеза.

Он остановил бег соленой капли, преградив ей дорогу пальцем, и нахмурился при виде влажной дорожки, которую она оставила. Какая то внутренняя угроза заставила его сжать зубы.

– Это из за меня, доктор? Я сказал что то, что тронуло ваше сердце? Больше я ничего не хочу знать. Мне достаточно и того, что я затронул ваше сердце.

Его глаза тоже блестели, и Ли поняла, что проиграла. С этим она сражаться не могла. Его беззащитность была бесконечно сильнее его злобы.

– Я могу вам помочь, – сказала она, – но только не так.

– Нет, именно так, черт побери! Только так… Ли, пожалуйста.

Он погладил ее по лицу, и она на мгновение прикрыла глаза, покоренная его нежностью. Она почувствовала, как он вздрогнул, и пронзившее Ли острое желание заставило безумно захотеть того, чего она не имела права хотеть. Его. От желания у нее перехватило дыхание. Ее затрясло.

Она бессознательно коснулась его губ пальцами, страшась того, что он мог сделать, и в то же время не в силах остановить его.

– Боже, ты до меня дотронулась, и я уже готов, – заметил он сдавленным от эмоций голосом. – Я думаю о тебе, и у меня встает.

Ли оказалась не готова к подобной откровенности. Его боль и одиночество были туманными, прекрасными, как и его фотографии. Тихо простонав, он без предупреждения подхватил ее под мышки и, приподняв, прижал к себе. И хотя разум кричал, что надо сопротивляться, она не могла. Он действовал быстро и был таким сильным. Казалось, Ник обладает силой, способной подавлять все остальное в своем мире – и в ее, – все тревоги. Этот человек контролировал Ли каким то невообразимым, завораживающим образом, и сопротивляться было невозможно.

– Я хочу тебя, – прошептал он. – Как тот свирепый черный зверь на твоей картинке. И я хочу тебя так, как хочет он.

Он прижал ее к стене, и она невольно приникла к нему. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она выгнулась ему навстречу. Ощутив его пальцы на своей шее, Ли выдохнула его имя. Его бедра огнем обожгли ее ноги. Она никогда ничего не знала мягче его губ – и ничего тверже его тела. Но его прикосновение затмило все остальные ощущения. Думать Ли не могла, она ничего не могла делать, только наслаждаться его близостью.

С улицы внизу доносился шум транспорта – звуки автомобильных гудков и газующих двигателей. В воздухе и в его дыхании чувствовался запах кофе с макадамией. Но Ли была настолько поглощена ощущениями, которые дарило ей соприкосновение их тел, что больше ни о чем не могла думать.

Стремительный стук его сердца заставлял ее безоговорочно подчиняться. Его бицепс надавил ей на грудь, и ей захотелось убедиться, что человеческая плоть может быть такой твердой. Когда она дотронулась до него, тихий судорожный вздох удовольствия эхом отозвался в ее голове.

– Я ждал этого всю свою жизнь, – сказал он.

Он поспешными движениями вытащил ее блузку из юбки и сунул руки под одежду. От его прикосновения по ее телу побежали мурашки. Мысленно она с жадностью прослеживала их путь. Когда же он прикоснулся к ее спине и взял ее за ягодицы, она ощутила дикое желание почувствовать его внутри себя. Ей захотелось сладости, ада всего этого.

– Вы когда нибудь занимались этим у стены, доктор? – Ли вспыхнула. Вопрос прозвучал грубо, и пока она собиралась с ответом, он прижал к ее губам палец.

– Не отвечай, – хрипло пробормотал он. – Ничего не говори. Я не хочу знать. Мне невыносимо думать, что ты была с кем то другим. Боже!

От смущения у Ли сдавило горло.

– Я не могу тебя делить. – Он стал гладить ее лицо, очерчивая большими пальцами щеки. – Я должен быть единственным.

Она недоверчиво покачала головой.

– Произнеси мое имя, Ли… назови меня Ником. Скажи это.

– Ник… – Она прикусила нижнюю губу, чтобы скрыть дрожь, нараставшую внутри ее. – Зачем ты это делаешь? Что случилось?

– Ничего не случилось. Я тебя хочу… Я всегда тебя хотел. С того момента, как увидел. Боже, ты была прекрасна, но так недоступна! Я был глупым, романтичным ребенком…

Ли уперлась руками в его руки.

– О чем ты говоришь?

– А что такое? – Его взгляд затуманился, когда он посмотрел ей в глаза. – Что я сказал?

– Ты сказал, что был ребенком. Мы познакомились всего несколько недель назад, Ник. Как ты мог быть ребенком?

Она снова надавила на его руки, но он лишь крепче обнял ее.

– Погоди, – произнес он смущенно. – Я сказал это неосознанно. Может, я на секунду потерялся во времени?

От его неловкой улыбки ей стало нестерпимо больно. И хотя она ничего не сказала, вопрос, взволновавший ее, был мучительным: «Какую другую женщину ты так хотел все эти годы? Кого, Ник? Дженифер?»

– Ли, подожди, – заговорил он, хватая ее за запястья. – Давай поговорим об этом. – Его серебряный браслет сверкнул на свету.

– Отпустите меня… – Она попыталась вырваться, но жгучая боль заставила ее прильнуть к нему. Браслет оказался зажатым между их руками, и приподнятая голова змеи впилась в ее кожу, когда она попыталась высвободиться. – Посмотрите, что вы наделали! – Рука ее взлетела, когда он отпустил ее. На внутренней стороне запястья, там, где прижался браслет, краснел похожий на рубец след.

– Ли?

Он дотронулся до нее, но она отмахнулась от его попытки помочь.

– Все в порядке, – решительно произнесла она, обхватывая себя руками и отодвигаясь от него.

Она только теперь начала осознавать, что случилось и насколько это серьезно. Его боль тронула ее, и она по человечески, с сочувствием откликнулась на нее. Но она опасно далеко вышла за рамки своего профессионального долга. Она была опытным специалистом, и это накладывало на нее ответственность за все, что происходило между ними, пусть инициатором выступал он. В ее обязанности входила и охрана благополучия объекта, даже если это означало необходимость отбиваться от его сексуальных притязаний. Ей никогда и ни за что нельзя было позволять Нику даже подумать, что она может ответить на его недвусмысленные намеки. Она пренебрегла своим долгом, и если об этом случае сообщат в Комитет по этике, у нее могут отобрать лицензию.

– Пожалуйста, уходите, – попросила она. – Прямо сейчас, вам понятно? Я хочу, чтобы вы ушли.

– Нет, Ли, только не сейчас. На этот раз я тебя не оставлю… – Ника захлестывали эмоции, но резкий шум прервал его.

– Доктор Раппапорт? – раздался по интеркому голос Нэнси. – На первой линии мистер Рид.

Ли уставилась на мигавший огонек, осознав, что она растрепанна, одежда ее в беспорядке и сама она тяжело дышит. Содрогнувшись, Ли подошла к столу.

– Нэнси, – сказала она, нажав на кнопку, – мистер Монтера уходит. Если через минуту он не появится в приемной, вызови охрану.

– Ли, у тебя все в порядке? – спросила Нэнси.

– Да, Нэнси. Просто прошу тебя сделать, как я сказала.

Палец Ли все еще давил на кнопку, когда она услышала, как открылась и захлопнулась дверь ее кабинета. Он ушел. Ей следовало бы почувствовать облегчение, но единственными ощущениями были легкость во всем теле и жуткое стеснение в груди. Ужас от допущенной профессиональной ошибки сменился болезненным осознанием потери. Боль и страсть Ника Монтеры были вызваны чувством к другой женщине, поняла она, каким то романтическим увлечением из его прошлого. Не доктора Ли Раппапорт он хотел. Она просто напоминала Монтере женщину его мечты. Впрочем, сгодилась бы любая другая блондинка.

Чуть позже, все так же стоя у стола, Ли почувствовала, что ее боль превращается в злость. Она едва дышала, так разъярилась. Он снова проделал с ней это, и она ему позволила. Он, как голодного ребенка, заманил ее на праздник, где подают множество изысканных блюд, а затем захлопнул ловушку. Она с самого начала чувствовала глубинную угрозу, исходившую от него, но все равно раскрылась навстречу ему. Как она могла это допустить? Может, у нее полный упадок сил? Или она даже более сумасшедшая, чем Ник Монтера?

Она подавила дрожь, собрала все оставшиеся силы. Надо немедленно разрешить эту ситуацию, и есть только один способ. Мигающий огонек на телефонном аппарате напомнил ей, что Доусон все еще ждет. Если он был не рад, что его заставили ждать, то, не сомневалась Ли, еще менее приятной ему покажется тема беседы, которую она собиралась завести за ужином.

* * *

Как разговаривать с обнаженным человеком, не отводя глаз?

Ли обдумывала это затруднительное положение, сидя на краю кровати Доусона и пытаясь не смотреть, как он вытирается после душа. Она, конечно, уже видела своего жениха обнаженным. Но в последнее время из за ее загруженности работой и его поглощенности перевыборами их отношения стали платоническими.

Она почти забыла, как выглядят интимные части его тела, и теперь ей было немного не по себе. К тому же на уме у нее было совсем другое.

– У тебя точно нет времени, Доусон? – спросила она, пока он вытирал светло русые волосы мягким черным полотенцем. – Даже для чашечки кофе? Я надеялась, мы сможем поговорить.

– Не могу, Ли. Я же сказал тебе, что сегодня вечером я основной докладчик на конференции по сбору средств для благотворительной организации «Юнайтед у эй». Я уже и так опаздываю. – Он отбросил полотенце и взял фен.

Ли отвела взгляд. Необходимо было его внимание, а не урок анатомии. Ей нужно было поговорить о жизненно важных вещах – о беседе с Полой Купер и встревожившем ее столкновении с Монтерой. Правда, обсуждать второй вопрос ей не очень хотелось. И вдаваться в подробности она тоже не собиралась, но Доусону потребуются аргументированные доводы относительно ее решения оставить дело Монтеры.

Вздох Ли отразил всю тяжесть давившего на ее плечи груза. И пока фен гудел, как целый рой злых пчел, она осматривалась в спальне Доусона, недавно отделанной заново. Ванную комнату устроили в большом алькове, где на внушительном пьедестале черного мрамора установили ванну джакузи и душ, отгородив их театрального вида стенками из стеклянных кирпичей.

Ли провела ладонью по шелковистому покрывалу в черно золотую клетку. Доусон недавно всю свою квартиру отделал в стиле неомодерна. Он сам подобрал все ткани и рисунки, и Ли пришлось признать, что получилось отлично. Обстановка была выдержана в черных и кремовых тонах, акцентированных букетами красных маков и картинами в рамах теплого золотого оттенка. Для мужчины он обладал изысканным вкусом, более изощренным и авангардным, чем ее собственный. Ли отдавала предпочтение не требующим большого ухода домашним растениям и террариумам, которые можно было приобрести на дешевых распродажах и в которых обитали дремлющие черепашки.

– Как идет оценка Монтеры? – спросил Доусон, выключив фен и взяв зубную щетку.

– Я тестировала его сегодня, – ответила Ли.

– Отлично! Молю Бога, чтобы он оказался буйнопомешанным. Нам понадобится куча пороха для этого процесса. У прессы выдастся славный денек, если мы проиграем еще одно большое дело, особенно накануне выборов. Меня все еще пинают за дело Менендеса.

– Я как раз собиралась поговорить с тобой о Монтере.

– Подожди, Ли! – Доусон ткнул зубной щеткой в сторону телевизора, который беззвучно мерцал с выключенным звуком. – Это биржевые сводки. Проверь для меня «Эквинокс», пока я чищу зубы. Спасибо, малышка.

– «Эквинокс»? – Цифры и символы ползли по черной полоске в нижней части экрана. Ли прищурилась. – Что нужно проверить?

– Стоимость на момент закрытия биржи.

– А «Эквинокс» могли сократить до «ЭКНС», Доусон? Похоже, что… м м м… двенадцать и пять восьмых. Похоже?

Доусон отскочил от раковины, рот его был полон пенящейся зеленой зубной пасты.

– Двенадцать и пять восьмых? – пробулькал он. – Значит, я только что потерял кучу денег!

– Может, я не так прочитала? – Ли почувствовала себя виноватой.