Таким образом Клодина, несмотря на свой отказ, получила помощь. Вместе со здоровой скромной девушкой в дом вернулось аккуратное благоденствие, и никто так усердно не служил госпоже и так от души не баловал ребенка, как Ида.

Гейнеман обычно сиял, когда встречал проворную девушку на лестнице или слышал, как она поет вполголоса на кухне. Теперь малютка не плакала больше, когда за тетей приезжал герцогский экипаж, и Клодина не сидела за столом так беспокойно, как прежде…

– У нас совсем по-знатному! – улыбнулся Иоахим, когда впервые Гейнеман внес простое кушанье и Клодина совершенно спокойно осталась на своем стуле. – Я счастлив за тебя, сестра!

Клодина отказалась от своей поездки. Когда она заговорила о ней, герцогиня разрыдалась и сказала: «Поезжайте, я не могу вас удерживать!» Девушка растрогалась и обещала остаться.

Придворная карета приезжала за ней все раньше и раньше. Привязанность высокопоставленной дамы к девушке все увеличивалась, а она была теперь совершенно спокойна, когда ехала в экипаже герцогини или сидела в будуаре, разговаривая и читая вслух. Иногда поспешно и без доклада входил герцог, встречаемый радостным восклицанием жены, но Клодина не боялась больше встреч с ним. Он не смотрел на нее горящим взглядом, не искал повода остаться с ней наедине. Она была уверена, что он сдержит свое княжеское слово, она хорошо знала его по рассказам герцогини-матери. О многих его безумных проделках рассказывала ей старая герцогиня, о том, как много она плакала и молилась, чтобы ее сын не погиб в диких кутежах своей молодости… «И все-таки, – добавляла старушка, – это было только избытком юношеских сил, сердце его всегда оставалось благородным, и им всегда можно было управлять, найдя настоящее слово».

И Клодина думала, что она нашла это слово. Она принадлежала к тем благородным натурам, которые не могут успокоиться, пока не найдут хороших сторон в человеке, а найдя их, вполне прощают за все. Она молчаливо простила герцогу, когда увидала, как он борется со своей страстью, как старается терпеливо относиться к герцогине, терпеливее, чем прежде, и как в ней самой чтит друга матери своих детей… Клодина была убеждена, что в этом положении ограждена от любви и ненависти. Она писала герцогине-матери: «О, если бы вы, ваше высочество, знали, как я счастлива от постоянного общения с этим благородным сердцем. Я только думаю, чем могла заслужить дружбу этой неординарной души. Даже то, что вы, ваше высочество, порицали в ней, не кажется недостатком при близком знакомстве с герцогиней. Ее высочество не выставляет напоказ свою любовь к супругу, напротив, она до того полна ею, что ей пришлось бы притворяться, если бы она хотела скрыть ее».

Клодина казалась оживленнее, чем прежде. Она с нетерпением ждала карету, которая отвозила ее в Альтенштейн, потому что забывала свое горе в окружающей больную атмосфере, проникнутой мыслью о смерти…

Однажды герцогиня, робея, как институтка, дала девушке две тетради – это были маленькие стихотворения, ее сочинения. Сначала ликующие песни невесты, потом глубоко прочувствованные слова счастья молодой жены, наконец, стихи, писанные у колыбели сыновей.

Может быть, стихи были слишком сентиментальны, но Клодина помнила, чьи это сочинения, и нашла, что они хорошо и вполне выражают и настроение полного счастья, и мрачное предчувствие беды. Там было и несколько странно задуманных новелл. В них действовали двое людей, любящих друг друга превыше всего и разлученных навеки волею злого рока, но никогда – по вине одного из них… Клодина дивилась грустным развязкам, но не говорила об этом, чтобы не огорчать и без того склонную к печали герцогиню.

Прошла неделя. Гости Нейгауза не нарушали покоя герцогини, как она того боялась сначала… Принцесса Елена иногда врывалась как вихрь в ее комнату, но всегда страшно спешила назад к «дорогому ребенку сестры». Старая принцесса лежала целые дни на кушетке с больной ногой. Клодина виделась с Беатой только однажды, когда она рано утром пришла в Совиный дом, чтобы рассказать о некоторых привычках маленькой принцессы, и принесла массу сладостей. Она сочувственно отозвалась о новых порядках Совиного дома, вообще же была молчалива и удручена; на вопросы Клодины отвечала, что желает только одного: не состариться за эти четыре недели. Дело оказалось гораздо хуже, чем она предполагала: в целом доме не было уголка, где можно было бы спастись от этого блуждающего огонька – маленькой принцессы, а Лотарь на ее жалобы только пожимал плечами.

Клодина опустила голову, ожидая удара, который разрушил бы последнюю надежду, но Беата остановилась и заговорила о другом – о том, что Берг с каждым днем становится невыносимее и что она, очевидно, имеет большое влияние на принцессу Елену. «Но мне все равно», – добавила Беата.

Сегодня благодаря великолепной погоде герцогиня приказала подать чай в парке, в том месте, где он сходится с лесом, на той самой лужайке, где заснула вечным сном жена Иоахима.

Гамак, в котором лежала герцогиня, висел под вековыми дубами, а Клодина в белом легком платье сидела рядом с ней на удобном бамбуковом стуле, обтянутом парусиной, и читала вслух. Напротив нее на лакированном японском столике лежало вечное вязание фрейлины фон Катценштейн, которая стояла в стороне, готовя все к чаепитию.

Под тенью группы каштанов герцог, два старших принца, гувернер, ротмистр фон Риклебен и Пальмер играли в кегли.

Радостные восклицания, смех детей и стук шаров доносились к дамам, и герцогиня смотрела туда полными счастья глазами.

– Остановитесь, Клодина, – попросила она. – День прекрасен, солнце ясно, а рассказ так мрачен. Он кажется мне неестественным. Как вы думаете, что еще случилось с обоими героями?

– Ваше высочество, я думаю, что конец будет трагичен, – сказала Клодина и отложила книгу.

– Он приготовил яд, – сказала герцогиня.

– Да, – ответила Клодина, – она должна умереть.

– Она? – изумилась герцогиня. – Что за ужасная мысль! Он сам хочет отравиться, потому что чувствует себя не в силах жить с нею и без другой.

– Не знаю, ваше высочество, – проговорила девушка, – судя по ходу рассказа…

– Пожалуйста, поскорее книгу! – воскликнула герцогиня; она поспешно раскрыла ее, прочла конец и проговорила: – Вы правы, Клодина!

– Иначе это психологически невозможно, если вы, ваше высочество, следили за характером героя…

– Я в нем не нашла ничего особенного, – перебила герцогиня. – Нет, Клодина, это не правдиво! Слава богу, такие фантазии относятся к области безумия, не будем читать дальше. Мир так хорош, и мне так радостно, легко сегодня!

Она отбросила шелковое одеяло, прикрывавшее ее фуляровое платье с белыми горошинами, и махнула рукой в сторону каштанов.

– Смотрите, Клодина, вот идет герцог, он, кажется, устал от игры. Мой милый друг, мне сегодня лень играть в домино, но, может быть, фрейлейн фон Герольд заменит меня? Пожалуйста, подвиньте сюда столик.

Она повернулась, положила голову на руку и смотрела, как герцог разделил косточки и начал игру.

Тонкие пальцы Клодины вдруг дрогнули, она низко склонилась к косточкам, и краска залила ее лицо. Там, за лугом, показалось что-то голубое, порхавшее, как бабочка, и вдруг неподвижно остановилось, И позади этого голубого?..

– Ах, дитя мое, – сказала герцогиня вполголоса, – вы очень рассеянны – герцог выигрывает партию. О, вот идиллическая группа, будто картина Ватго!

– Я боюсь, барон, что мы помешали! – воскликнула одетая в голубое – небесного цвета – платье принцесса Елена.

Принцесса с насмешливым и сердитым выражением обернулась к матери, которая шла под руку с зятем в сопровождении камергера и фрейлины. При этом она взглянула в лицо Лотаря, на котором не дрогнула ни одна черта.

Ее светлость, старая принцесса, взяла лорнет и совершенно спокойно сказала:

– Дитя мое, ты хотела удивить герцогиню, так доложи о нас, пожалуйста!

Елена двинулась вперед, но не спешила более, напротив, шла очень тихо, ее черные глаза выражали недовольство. Подойдя, она шумно закрыла зонтик и бросила:

– Извините, ваше высочество, я помешала…

Герцогиня взглянула на ее недовольное лицо и засмеялась.

– Как ты пришла сюда, шалунья? – сказала она, протягивая ей руку. – Перелетела через стену, или…

– Приехала в нейгаузовском экипаже. Мама, барон Лотарь и остальные идут сзади и просят о чести приветствовать ваше высочество!

Она грациозно поклонилась герцогине, поцеловала ее руку и, сделав вид, что не замечает Клодины, которая стояла рядом с ней, начала забавно махать зонтиком, как будто давая остальным знак, что им рады.

Герцог пошел навстречу старой принцессе и подвел ее к жене; во время приветствий Лотарь очутился рядом с Клодиной; она ждала, что он заговорит с нею, но получила только безмолвный поклон.

Все уселись. Между высокопоставленными дамами начался оживленный разговор. Принцесса Текла извинилась, что так долго не осведомлялась о здоровье герцогини, но она упала в Нейгаузе на лестнице и шесть дней пролежала с арниковым компрессом на ноге. А принцессу Елену вообще невозможно было вытащить из замка и из детской; она даже попросила у фрейлейн Беаты фартук и ходила с ней по всем кладовым и чуланам, с чердака до подвалов. При этих словах старая принцесса шутливо погрозила дочери рукой.

– Вчера я застала ее за варкой малины! Да, да, прячь теперь свои пальцы.

Герцогиня с улыбкой обратилась к принцессе Текле:

– Как здоровье вашей внучки?

– Ну, она поправляется, – против воли ответила старуха. – Но далеко еще не достаточно. Добрая Берг, правда, слишком точно исполняет предписания врача, приглашенного бароном: никаких лекарств – свежий воздух с утра до вечера, холодные обмывания…

– И моя дочка уже немного бегает, хотя и нетвердо, – добавил барон.

– Но этого пока еще очень мало, – перебила его принцесса Текла.

– Я и тем доволен, – возразил Лотарь.

Клодина между тем приветливо обратилась к графине Морслебен и что-то сказала ей. Та, ответив, отвела в сторону свои веселые карие глаза.

Клодина удивленно замолкла. Напротив сидела маленькая принцесса и вызывающе смотрела на нее. Клодина спокойно и вопрошающе посмотрела в дерзкие черные глаза своими голубыми глазами. Тогда темная головка отвернулась, и презрительная гримаска искривила полные губки принцессы.

– Девушки, вы бы сыграли в крокет, – предложила герцогиня. – Остальные присутствующие присоединятся к игре. Милая Клодина, проводите принцессу Елену и фрейлейн Морслебен и велите вбить еще ворота.

Клодина встала.

– Извините, ваше высочество, благодарю! – сказала принцесса Елена. – Я несколько устала.

Она откинула голову на спинку качалки и стала качаться; графиня, по примеру своей повелительницы, тоже села. Клодина совершенно спокойно сделала то же самое.

Подали мороженое, чай, кофе в маленьких севрских чашечках. Пришли с игральной площадки мужчины и приветствовали гостей. Принесли колотый лед. Клодина заметила, что за ее стулом стоят Пальмер и ротмистр Риклебен. Она обернулась к последнему и заговорила – зная его сестру по пансиону, она спросила, как та поживает. Он подробно рассказал о ее замужестве и о счастье, которое она нашла, вопреки ожиданиям: несмотря на стесненные обстоятельства, маленькие средства, она была весела и довольна.

– Да, – согласилась молодая девушка, – можно быть счастливой в своем доме и при самых трудных обстоятельствах.

– Лучшим примером являетесь вы сами. Совиный дом – идиллия, греза, которую вы оберегаете, как фея довольства, – вмешался Пальмер. – Конечно, сознание, что это только временно, помогает волшебству; легко быть довольной, когда видишь в будущем храм счастья.

Клодина посмотрела на него вопросительно. Он со значением улыбнулся и взял со стола стакан со льдом.

– Немного туманно, господин фон Пальмер, я вас не понимаю, – сказала Клодина.

– Правда? Ах, милостивая государыня, при вашей блестящей проницательности вы здесь, должно быть, чувствуете себя совсем как дома, – уклонился он. – Надо надеяться, что скоро вы совсем переселитесь в жилище ваших предков. Я думаю, что постоянные поездки взад и вперед должны быть утомительны, в особенности теперь, когда устраиваются празднества в Альтенштейне и Нейгаузе.

– По несчастью, господин фон Пальмер, я снова не понимаю смысла ваших слов.

– Так смотрите на них, как на пророчество, фрейлейн! – сказал звонкий голос, и наследный принц, красивый двенадцатилетний мальчик с выразительными глазами матери, пододвинул к Клодине свой табурет. – Пророки всегда говорят туманно, – добавил он.

– Браво, ваше сиятельство! – воскликнул, смеясь, Пальмер.

– Я бы желал, чтобы господин фон Пальмер предсказал верно, – продолжал принц, любуясь Клодиной со смелостью, свойственной его возрасту. – Вы могли бы совсем переехать к маме, она еще вчера говорила папе, как было бы хорошо, если бы вы не каждый день уезжали…