Он поднял вещь и осветил ее свечой.
– Мой сюртук, – удивленно проговорил Джим. – Кто его здесь обронил?
– Человек, который бросил сюртук на подсвечник, погасив таким образом свечу, – деловито пояснил Иван Георгиевич.
– Вы его видели? – спросил Джим.
– Увы... – протянула я. – Я вообще ничего не успела понять. Этот сюртук погасил мою свечу, и я уже ничего не видела. Мимо меня кто-то пробежал.
– Но мой сюртук, – продолжал бормотать Джим, – для чего он кому-то понадобился?
Но никто на его бормотание внимания не обратил, или все сделали вид, что не обратили.
Мамонов поставил свечу на пол и склонился над лежащим поручиком. Я последовала его примеру, беря Зимина за запястье. Пульс прощупывать я не умела, но так всегда делал наш домашний доктор.
– Владимир Андреевич, – позвала я тихонько.
Подоспевшая Аксинья протянула мне полотенце, смоченное в холодной воде. Я положила голову Зимина к себе на колени и, нащупав на затылке шишку, приложила к ней полотенце.
Поручик открыл глаза.
– Ваше сиятельство, – прошептал он, с усилием улыбаясь, – чтобы ощутить вашу заботу, я готов опять получить по голове...
– Вы все шутите, поручик, – с упреком заметила я, поднимаясь с колен.
Я вовсе не собиралась давать ему повод думать, будто меня привели к нему какие-то иные чувства, кроме обычного человеческого сострадания.
– Как вы оказались здесь, Владимир Андреевич? – между тем спрашивал его Мамонов, помогая подняться.
Джим подскочил, чтобы тоже поддержать Зимина.
Поручик обвел взглядом наши встревоженные лица.
– Послушайте, – вдруг вскричал он, – а где же Ромодановский?
– Не знаю, – сказала я, точно отсутствие Кирилла можно было поставить мне в вину.
– А вдруг и с ним что-то случилось? – сказал Зимин, и я поняла, что у него появился подозреваемый – Кирилл Ромодановский.
В самом деле, неужели он мог не слышать шума, который подняли мы, даже если он не услышал моих криков?
Мы всей гурьбой отправились в комнату Кирилла.
Теперь у каждого из нас в руках были свечи, и нам хватало света, чтобы все разглядеть: Кирилл лежал в постели как ни в чем не бывало, на правом боку, накрытый до подбородка одеялом. Окно в его комнате было распахнуто настежь, несмотря на холод, царящий снаружи.
– Кто-то через него выпрыгнул, – заметил Джим.
Первым опомнился Мамонов. Он отодвинул нас в сторону, подошел к кровати и откинул одеяло. Я услышала его короткий вскрик, а затем он слегка отодвинулся, чтобы и все остальные могли видеть: Ромодановский лежал на боку и в спине его торчал кинжал! На белой ночной рубахе расплылось кровавое пятно.
– Погодите, – решительно сказал Веллингтон и подошел поближе. – Кажется, он жив. Минуточку, я схожу за своим саквояжем. Ничего не трогайте.
Он быстро вернулся и опять, как в случае с Сашкой, попытался от меня избавиться.
– Прошу вас, Анна, это зрелище не для женских глаз. Аксинья, уведите госпожу.
Еще чего! Хватит командовать в моем доме!
– Не обращайте на меня внимания, Джим, – проговорила я спокойно. – Занимайтесь своим делом.
Аксинья, отступившая было в сторону, чтобы пропустить меня к двери и следовать за мной, опять придвинулась.
– Хозяин! Хозяин!
Мимо нас протиснулся Орест, но Мамонов строго сказал ему:
– Отойди! С ним занимается врач!
Орест присел у двери на корточки и стал раскачиваться из стороны в сторону, что-то бормоча.
К сожалению, мужчины так плотно обступили Кирилла, что мне почти ничего не было видно. Я только заметила, что Джим достал какой-то пузырек, капнул из него жидкость на белую тряпицу и осторожно вынул кинжал.
– Слава Господу, ничего серьезного, – услышала я и почувствовала, как к горлу у меня подкатывает тошнота.
Пожалуй, лучше мне и в самом деле уйти. Положенное время я выдержала, Джима не послушалась, настояла на своем, а теперь смогу и удалиться.
Бормотания Ореста, когда я стала осторожно протискиваться мимо него, делались все громче. Так что он едва ли не рыдал.
– Уведите его отсюда! – прикрикнул Джим, не отрываясь от своего дела.
– Пойдем, голубчик, – мягко сказала я, тронутая этим непритворным выражением горя, – твой хозяин ранен, но, говорят, легко. Сейчас господин Веллингтон его перевяжет, и ты сможешь вернуться к нему.
Странный у него все-таки слуга! Я посмотрела на темное, почти черное лицо – в полумраке как-то зловеще посверкивали белки его глаз.
Потом я обратилась к Аксинье:
– Отведи Ореста в кухню. Напои молоком, что ли. Мне тоже принеси молока с медом, – сказала я Аксинье, – а то, пожалуй, теперь и не засну.
Орест стоял рядом и ничего не говорил.
– Егоровна у нас травница, – заметила как бы между прочим служанка, скорее для него. – Она любые раны лечит так, что и следа почти не остается. Пойдем, миленький, дам тебе молока.
Так же молча тот отправился за Аксиньей.
– Ну, сегодня пусть проявит себя Джим, – пробормотала я сама себе, – он ведь считает себя врачом, а завтра посмотрим на самочувствие Кирилла... Однако кто же это покушался на его жизнь?
– Какой-то этот Орест страшный, – поделилась впечатлением вернувшаяся с молоком Аксинья. – Я к нему по-хорошему, а он только глазами сверкает! Хоть бы спасибо сказал!
Уже присев на кровать, я встрепенулась:
– Надо посмотреть, закрыты ли двери дома на засов?
Если мне приходила в голову какая-то мысль, я тут же спешила ее проверить, хотя могла бы и послать Аксинью. Впрочем, она поспешила следом за мной, и в коридоре почти тотчас же мы столкнулись нос к носу с Мамоновым.
– Что это, ваше сиятельство, нынешней ночью вам не спится?
– Да вот подумала, закрыли нынче входные двери на засов или нет? – смущаясь, призналась я. Мне вовсе не хотелось, чтобы исправник заподозрил меня в неправедных поступках.
– Ага, значит, и вам это пришло в голову, – оживился он. – Так вот, двери закрыты на засов, а это значит, что...
– Убийца до сих пор находится в доме! – выпалила я. – Постойте, но кто-то же выпрыгнул в окно!
– Никто не выпрыгнул. Кто-то лишь сделал вид, а снег под окном даже не примят.
– Но тогда как он проскользнул мимо нас?
– Сие есть тайна, каковую утренний свет непременно осветит, – философски заметил Мамонов.
Мне оставалось лишь вернуться к себе. Причем Иван Георгиевич сопровождал меня до самой комнаты.
– Спокойной ночи, ваше сиятельство, – ласково сказал он. – Надеюсь, ваш сон больше ничто не потревожит.
– А как там мой кузен? – спросила я.
– Рана оказалась неглубокой. Он скорее всего потерял сознание от страха.
– От страха? – не поняла я.
– Да, верно, всякий на его месте испугался бы. Проснуться посреди ночи от того, что кто-то пытается тебя убить...
– То есть вы думаете, что Кирилл сопротивлялся?
– Сопротивлялся. Убийца вроде на пороге обо что-то споткнулся.
– А Кирилл, выходит, свою свечу загасил?
– Загасил. Я, говорит, при свете спать не могу.
– А что рассказывает его слуга?
– Услышал ваши крики – он ведь спит в кладовке, а двери там, как нарочно, пригнаны плотно. Оресту показалось, что он услышал крик, а потом прислушался – тихо. Вот он и подумал, что ему приснилось. Они ведь договорились, ежели что, хозяин стукнет в стенку. А стука не было.
– Да уж, хозяину оказалось не до стука... Но кому, кому понадобилось его убивать?
– Искренне надеюсь, Анна Михайловна, что мы скоро все узнаем, – задумчиво пробормотал Мамонов. – Меня не оставляет вера в то, что ко всякой тайне рано или поздно находится ключ... А вы все-таки поспите, ваше сиятельство. Недосып, говорят, очень старит женские лица.
Я, не выдержав, прыснула. Старит! Я еще только помолодела. Но все же с мнением Мамонова согласилась: пора спать.
– А Кирилл... Наверное, Оресту нужно теперь подле него сидеть.
– Англичанин ваш вызвался побыть сиделкой.
– Вы имеете в виду Джима?
– А здесь есть еще какой иностранец? – подразнил он меня.
– Но разве вы не подозреваете Веллингтона в том...
Я прикусила язык, но Иван Георгиевич тронул меня за руку.
– Ну же, Анна Михайловна, что вы замолчали? В чем, по-вашему, я должен подозревать вашего гостя?
– Как же, ведь, кроме него, получается, больше некому...
– Совершать эти все злодеяния? – покивал Мамонов.
– Хотя я и не могу себе этого представить.
– Понятное дело, такое тяжкое обвинение... Вы и в самом деле думаете, что, кроме Веллингтона, некому?
Я заколебалась. Говорить, не говорить? Отчего-то мне казалось, что Мамонов долго в имении не пробудет. Посмотрит, что да как, найдет убийцу – и дело с концом. Но он, похоже, никуда уезжать не собирался.
Глядя на мои нравственные муки, Иван Георгиевич сжалился и перестал смотреть на меня с ожиданием во взоре, как бы поторапливая: мол, давай, не тяни кота за хвост!
– Недаром в народе говорят: утро вечера мудренее. Думаю, Анна Михайловна, все-таки вам следует хорошо выспаться и поутру на свежую голову решить, что вы хотели бы рассказать вашему покорному слуге. Понимаю: перед вами стоит непростая задача, но кто знает, может, вы окажетесь проницательнее бедного исправника и найдете объяснения некоторым вещам, кои непосвященному человеку кажутся непонятными.
Я благодарно протянула ему руку, каковую Мамонов поцеловал.
– Спокойной ночи, ваше сиятельство. Это пожелание в нынешних обстоятельствах кажется мне весьма своевременным.
Глава шестнадцатая
Я пошла к себе в спальню – Аксинья молчаливой тенью следовала за мной.
Она ничего не говорила, но по глазам я видела, что девушка не прочь обсудить со мной ночные события. Моя мама, княгиня Лидия Филипповна, не терпела никакого проявления вольнодумства или самовольства у слуг.
– Спросят – скажи! – требовала она от прислуги.
Аксинья достаточно была вышколена ею, чтобы сказать что-то без разрешения. Вряд ли мне когда-нибудь удастся держать слуг такой жесткой рукой...
– Ну и как ты думаешь, мог такой человек, как Джим Веллингтон, убить двух женщин и попытаться зарезать Кирилла Ромодановского?
– Господин Джим – человек благородный, – ответила Аксинья. – Он не станет бить ножом спящего человека.
Я, откровенно говоря, удивилась ответу моей горничной. Благородный, надо же!
– А уж душить женщин – тем более?
Аксинья уловила насмешку в моем голосе, поэтому только согласно кивнула и все.
– А поручик Зимин стал бы бить ножом спящего человека? – продолжала допытываться я.
Она замялась.
– Господин поручик – человек военный. Он должен слушаться своего командира.
– То есть, если бы ему приказали, мог бы и ударить, и задушить?
Аксинья промолчала, опасливо косясь на меня. Наверное, подумала, что я, подобно моей матушке, могу накричать на нее: мол, ишь воли взяла, позволяет себе обсуждать господ!
– А господин Ромодановский? – все никак не могла угомониться я. – Если бы его не ударили ножом.
– Господин Ромодановский мог бы.
– Вот это да! – искренне удивилась я. – Ты откуда это знаешь? Он с нами всего-то два дня.
Может, покойная матушка была права и не стоит вести беседы со слугами? Как она воспряла духом! Еще бы, крепостной позволили обсуждать знатных людей...
– А Кирилл, значит, человек не благородный?
Аксинья притихла, видимо, в надежде, что я от нее отстану.
– Нет, ты говори, раз начала.
– Грех, барышня, на человека напраслину возводить, а только мнится мне – он лишь притворяется добрым... И с Хелен этой, покойной, при всех говорил ласково да весело, а когда я мимо пробегала, случайно слышала...
– Подслушивала? – уточнила я.
– Госпожа Хелен вскрикнула, вот я и остановилась, думала, мало ли, может, ей плохо сделалось. Из-за двери тихонечко выглянула, а господин Кирилл схватил ее за горло и говорит так зло, с угрозой: «Только посмей рот открыть! Ты знаешь, что может быть...»
– Ты ничего не перепутала?
Я даже невольно понизила голос, как будто раненный ножом Кирилл мог встать с постели, чтобы нарочно подслушать мой разговор со служанкой.
– Как можно, барышня. Я сама так перепугалась. На цыпочках отошла к двери да как побежала, еле на крыльце опомнилась...
– Ну хорошо, допустим, злодей – это Кирилл, – продолжала я рассуждать вслух, – тогда кто пытался убить его?.. А что, если это сделал Исидор?
– Исидор? – изумленно переспросила Аксинья. – Да зачем ему это делать?
– Ну, не знаю, может, они знакомы, – неуверенно предположила я. – Почему обязательно подозревать господ? Разве не могут быть злодеи среди слуг?
– Могут быть, – согласилась моя горничная. – Вот Осип, к примеру, в разбойники подался.
– А ты слышала, он убил кого-нибудь?
– Я в имении недолго жила, – пожала плечами Аксинья, помогая мне снять шлафрок и лечь в постель, заботливо подтыкая одеяло, – но крепостные говорили, что он не душегуб, а такой, что завсегда пыжился... Из тех, что в брюхе солома, а шапка с заломом... Исидор другой... Он ведь давно мог уйти. Семью завести. Делом каким заняться. Но он как бы при Эмилии. Изабель покойная, сказывают, ему завещала за девчонкой приглядывать. Вот он и глядит. Не шибко так на глазах, а вроде издалека следит, чтобы не обидел кто...
"Приключения наследницы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Приключения наследницы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Приключения наследницы" друзьям в соцсетях.