Дженнифер Маккуистон - Приключения новобрачных

– Зато я помню, – донеслось со стороны двери. – Вы разбили об пол бутылку хорошего французского бренди. – По-прежнему стоя на коленях, Джорджетт видела ботинки Маккензи – они приближались к ней. – Примерно вот здесь. – Пыльный носок башмака очертил круг. – Мне пришлось вытащить несколько осколков из ступней, когда я сегодня утром добрался до дома.

Джорджетт выпрямилась во весь рост и вытерла руки о юбку. Ей было очень не по себе… Ведь она, находясь с Маккензи в той же комнате, где они вместе провели ночь, ничего не помнила о происходившем здесь.

– Полагаю, моей изобретательности можно позавидовать. Мне удалось уничтожить это жуткое пойло и в то же время – напомнить вам о себе. Но вы, кажется, говорили, что ничего не можете вспомнить, – насмешливо добавила Джорджетт.

– Нет, вы перевираете мои слова. Кое-какие воспоминания присутствуют – острые как нож. – Он взглянул на нее своими ослепительно зелеными глазами, провел ребром ладони по шее и одарил ее улыбкой – точно такой же лукавой, как и та, утренняя. – Например, я помню, как вас целовал, хотя не помню, чтобы мы поженились как полагается.

Сердце ее забилось в каком-то странном ритме. Вот этого мужчину она хорошо помнила. Именно его она увидела утром в постели рядом с собой.

– С учетом того, что я ничего не помню, вам, надо полагать, повезло.

– Полагаю, мои воспоминания о прошедших событиях были бы более четкими, – пророкотал он, – если бы вы сегодня утром нашли ночному горшку лучшее применение.

Джорджетт закатила глаза. Ну почему, спрашивается, нельзя оставить в покое этот ночной горшок и забыть о нем навсегда?!

– Я уже принесла вам за это свои извинения.

– Как бы то ни было, я вам верю, – сказал он, пересекая комнату.

Джорджетт в недоумении заморгала, глядя ему вслед. Он верит ей? Но чему именно? Тому, что она не воровка? Или же верит, что она искренне раскаивалась в том, что ударила его ночным горшком по голове?

Маккензи же подошел к тому единственному предмету обстановки, который не до конца починили. Шкаф представлял собой уродливое громоздкое сооружение, занимавшее почти всю стену, и резная дверь его по-прежнему болталась на одной петле. Шкаф был пуст, поэтому Джеймс не стал рыться в нем и, опустившись на четвереньки, заглянул в щель между шкафом и полом. Его зад взмыл при этом вверх, являя себя во всей красе.

Джорджетт вдруг обнаружила, что у нее пересохло во рту и все мысли куда-то улетучились. Опомнившись, она мысленно отчитала себя за то, что бесстыдно пялилась на мужские ягодицы. А она ведь еще имела наглость учить Элси поведению приличной девушки. Судорожно сглотнув, Джорджетт заставила себя перевести взгляд на уродливые стежки на голове Маккензи. «Да, вот так лучше. Полюбуйся-ка на свою работу, и пусть тебе будет стыдно», – сказала она себе.

Но даже созерцание нанесенных ее рукой увечий не помогло. Влечение подступало удушливой волной. Тогда Джорджетт решила перевести взгляд на что-нибудь нейтральное, например – заняться изучением пятен на обоях. Не надо было обладать слишком уж богатым воображением, чтобы представить, почему она так неразумно вела себя вчера. Ведь у этого мужчины такое тело, что и святую совратит!

Тут Маккензи поднялся и покачал головой.

– Ничего там не вижу, – пробормотал он. Затем прошелся вдоль шкафа и, одним плечом упершись в стену, другим толкнул громадину. Шкаф, который весил фунтов триста, сдвинулся на дюйм. Невероятно! – Помогите мне передвинуть эту штуку, – попросил он.

Джорджетт подходила к нему с опаской, что было неудивительно, если учесть направление ее мыслей. К тому же она не знала, чего от него ожидать. Когда они поднялись в эту комнату, она не сомневалась в том, что Маккензи будет просто стоять и смотреть, а если через пять минут ей ничего не удастся найти, то будет только рад, увидев в ее неудаче доказательство своей правоты. Но он вдруг принялся отодвигать мебель!

Встав там, где Маккензи ей указал, Джорджетт приготовилась выполнять его команды. Она толкала, когда он ее об этом просил. И шкаф медленно пополз по полу, обнаруживая участки, которые больше напоминали тот пол, который запомнился ей по утренним впечатлениям. Доски покрывали толстый слой пыли, перья, осколки стекла, а также обнаружилась пуговица, подозрительно напоминавшая пуговицу с того платья, что было на ней вчера.

– Господи, – пробормотал Маккензи, уставившись на пол. – А я ведь действительно надеялся, что он найдется.

«Странно, – подумала Джорджетт. – Какая ему, по сути, разница, найдется кошелек или нет?» Она ведь предложила ему компенсацию вдвое, а то и вчетверо больше заявленной им суммы. Следовательно, для него важнее сам факт того, что кошелек будет найден, чем деньги как таковые. Но если кошелек не отыщется, что будет с ней? Осуществит ли он свою угрозу? Потащит ли ее в магистрат? Похоже, все ее усилия были изначально обречены на провал, потому что в этой маленькой комнате совсем не много мест, куда можно было бы спрятать деньги.

Так брала она его кошелек или нет? А может, она это сделала в пьяном бреду? Честно говоря, полной уверенности в том, что она этого не делала, у Джорджетт уже не было… Прислонившись спиной к шкафу, Джорджетт медленно сползла на пол. Сомнения ее доконали. И тут дверь, слетев с последней петли, с грохотом упала на пол.

Маккензи усмехнулся:

– Хозяин, вероятно, заставит вас заплатить за сломанную мебель.

«Лучше бы он сурово хмурил брови», – подумала Джорджетт. Трудно было злиться на него, когда он так улыбался.

– Я думаю, мы и так неплохо ему заплатили. Вам так не кажется? – Она сдула упавшую ей на глаза прядь. – Вы хоть помните, как мы вчера сломали шкаф?

Маккензи посмотрел на дверь, валявшуюся на полу, и поддел ее ботинком. При этом взгляд его был острым и пристальным. И Джорджетт вдруг подумала, что таким, должно быть, он представал на слушаниях в суде – серьезным и рассудительным. Подняв голову, он молча кивнул в сторону кровати.

– Я уже там смотрела, – сообщила Джорджетт, но Маккензи все равно туда пошел. – Я не буду заново застилать постель! – возмутилась она, когда Джеймс принялся сбрасывать на пол все, что было на кровати, и освобождать подушки от наволочек. – И горничные непременно нашли бы кошелек, если бы вы его оставили на матрасе.

– Меня не интересует то, что лежит на поверхности, – заявил Джеймс, скидывая матрас на пол.

Оказалось, что в изножье кровати застрял между досками плотно набитый деньгами кожаный бумажник.

Джорджетт внутренне подготовилась к мрачной перспективе объяснения в магистрате, и у нее даже была готова речь. Она знала, что скажет в свою защиту, и собиралась изложить собственную версию исчезновения бумажника. Но вышло так, что Маккензи сам нашел свои деньги и все его обвинения рассыпались как карточный домик. Тучи рассеялись, ей больше ничто не угрожало!

Напряжение требовало разрядки, и, выбирая между плачем и смехом, Джорджетт, с учетом обстоятельств, выбрала последнее. Вскоре Маккензи присоединился к ней, и вот уже вся комната сотрясалась от хохота. Что ж, двое смеющихся – очень неплохо. И Джорджетт вдруг подумалось, что и спорить у них получалось хорошо.

– Как вы догадались заглянуть туда? – спросила она, утирая слезившиеся от смеха глаза.

– Я вспомнил, как мы сломали дверь шкафа. Вы стащили матрас с кровати и принялись на нем прыгать, пытаясь дотянуться до корсета, и во время одного неудачного прыжка задели ногой дверь.

Жар прилил к щекам Джорджетт.

– А где же был мой корсет, если мне пришлось до него дотягиваться? – замирая от ужаса, спросила она.

Маккензи ухмыльнулся, и от этой его ухмылки сердце в ее груди затрепетало.

– Он был на гардине.

Джорджетт смерила его взглядом от темных завитков на макушке до пыльных носков сапог. Может, и были на свете мужчины повыше Маккензи, но она таких не встречала.

– Трудно поверить, что мне понадобился матрас, чтобы дотянуться до корсета. Ведь вам не составляло никакого труда снять его и подать мне.

Очередная улыбка мгновенно преобразила его лицо. От былой суровой угрюмости не осталось и следа.

– Я ведь не говорил, что собирался вам помогать. Я наслаждался зрелищем. Смотрел, как весело подпрыгивали ваши груди, пока вы скакали на матрасе.

Джорджетт от стыда готова была сквозь землю провалиться. Прошедшая ночь была полна сюрпризов. Чем она только не занималась! Но даже в страшном сне ей не могло привидеться, что она способна голая скакать перед мужчиной, тем более ломать при этом мебель.

– Итак, кошелек теперь при вас… – сказала Джорджетт, поспешив сменить тему. Она облизнула губы, затем, воспользовавшись с таким трудом заслуженной привилегией, произнесла наконец его имя: – Джеймс.

Он сунул бумажник в карман сюртука и, окинув ее взглядом, воскликнул:

– Ах да, совсем забыл! Ваш корсет у меня. Я его принес домой и там оставил. – Прочистив горло, Маккензи добавил: – Полагаю, я должен его вам вернуть.

При мысли о том, что ей предстояло надеть свой корсет после того, как пальцы Маккензи прикасались к этому столь интимному предмету туалета, Джорджетт сделалось не по себе. Разумеется, эти пальцы не могли не касаться ее тела в процессе раздевания, но почему-то эти его прикосновения не представлялись ей кощунственными.

– В этом нет необходимости, спасибо, – поспешила ответить она и, взглянув на оттопырившийся карман Джеймса, добавила: – Вам следовало бы носить кошелек во внутреннем кармане. В Лондоне никто бы не рискнул держать деньги в наружном, откуда их так легко украсть. Или вы сами можете его потерять. Стоит вам нагнуться, и он выпадет.

– Поскольку я никогда не бывал в Лондоне, придется поверить вам на слово, – проворчал Маккензи. Он даже не попытался скрыть досаду. – Выходит, вы не только не крали его, но еще и раздаете советы, как не стать жертвой карманников. Сожалею, что я обвинял вас в краже, – добавил он, сокрушенно покачав головой.

После всех испытаний последнего часа Джорджетт наконец полегчало.

– Вы могли бы возместить мне моральный ущерб, дав согласие на признание брака недействительным, – предложила она.

Мистер Маккензи приподнял бровь.

– Леди Торолд, мы не женаты, о чем я уже неоднократно вам говорил.

Поскольку оба они не имели отчетливых воспоминаний, касающихся бракосочетания, если таковое имело место, вопрос о том, женаты они или нет, с ее точки зрения, оставался открытым. Успокаивало лишь то, что он, похоже, не очень-то хотел связывать себя узами брака. По крайней мере с ней.

– Если я зову вас Джеймс, то вы зовите меня Джорджетт, – предложила она неожиданно. – Дело в том, что Элси видела, как нас сочетали браком. Даже хозяин гостиницы, каким бы он ни был, полагает, что мы с вами женаты.

Маккензи покачал головой:

– Нет-нет, теперь я вспомнил кое-что еще. Церемония действительно имела место, и это могло ввести в заблуждение некоторых зевак, но все это было лишь шутливым представлением – чтобы повеселить людей, собравшихся в трактире.

Джорджетт в недоумении заморгала.

– Что-то я вас не понимаю…

– Церемония была не настоящей, и потому вам не о чем беспокоиться.

– Это все какая-то бессмыслица. – Она нервно сжимала и разжимала кулаки. – Кому может прийти в голову идея изображать жениха и невесту и обмениваться клятвами?

– Тому, кто напился до чертей, – сказал Джеймс, имея в виду, конечно, себя. Вчера он хлебнул лишнего и сожалел об этом. Да, сожалел – и одновременно был рад произошедшему. К тому же было бы чертовски трудно не воспользоваться моментом и не взять то, что эта женщина так охотно и так щедро предлагала ему. Увы, все происходившее вчера сегодня вызывало у нее возмущение.

– В таких ситуациях мы зачастую совершаем необдуманные поступки, – миролюбиво заметил Джеймс.

Глаза Джорджетт вспыхнули праведным гневом. Пожалуй, если бы он имел глупость достать повестку, бумага занялась бы пламенем от этого взгляда.

– Я не пью спиртного! – заявила она и принялась нервно расхаживать по комнате. – И я не целуюсь с незнакомцами, не сажусь к ним на колени и не участвую в шутовских обрядах! Особенно в брачных обрядах!

Глядя сейчас на эту женщину, Джеймс очень ей сочувствовал. Она ничего не помнила, и, может быть, так для нее даже лучше. Неизвестно, что на нее вчера нашло, но иначе, чем наваждением, вчерашнее не объяснить. Что же до него, то, возможно, стены этой комнаты или присутствие главной участницы вчерашних событий существенно помогли освежить его память, и сейчас картина стала почти полной. Отсутствовали лишь некоторые эпизоды, но их было не так много. К примеру, из памяти выпал да так и не восстановился отрезок времени, прошедший с того момента, как они ушли из «Синего гусака», чтобы подняться сюда, в эту комнату. И, конечно, он так и не вспомнил, что сделал со своим конем. Но кое-какие существенные моменты он теперь помнил отчетливо. Кошелек с деньгами и матрас были в их числе, и, что самое важное, он наконец-то вспомнил, почему они сочетались браком.