- Не знаю, надо, наверное, позвать по имени и посмотреть, кто отзовется, — предположила я.

- Что-то я начинаю опасаться вашей банды, — сказал Андрей смиренно. — Я надеялся принять более достойную смерть — пасть жертвой передоза «Виагры» или отравиться шавермой. Ладно, милая, не пропадай, — сказал он мне на прощание, — без тебя скучно!

Звонок Андрея еще больше разбередил сомнения в моей душе: у меня не было ощущения конца пути. Что испытывает женщина, встретив мужчину своей жизни? Мне всегда казалось, что это должно быть именно это ощущение: когда ты долго-долго брел по дремучему лесу, мокрому и холодному, спал под кустом, не раз был близок к отчаянию, и только надежда однажды выйти из непролазной чащи давала тебе силы. И однажды, совершенно неожиданно, лес закончился и ты вышел на поляну, увидев дом — и ты точно знаешь, что это конец пути! Это твой дом, внутри него тепло и уютно, там трещат дрова в печи, и толстый кот мурлычет во сне, свернувшись клубком в продавленном кресле, и пахнет домашним печеньем. В этом доме все родное и знакомое, и ты точно знаешь, что больше никогда никуда не пойдешь, и можешь распаковать свои вещи и разложить по тумбочкам помады и заколки… И выкинуть свой дорожный посох!..

У меня же не было долгожданного ощущения конца пути — а лишь короткого привала. Я честно пыталась убедить себя, что все хорошо, что я счастлива и нашла то, что искала, но ноты этой песни были фальшивы — не стоит принимать усталость за результат. Что-то подсказывало, что дорога еще только предстоит. Отмахнувшись от дурных мыслей, я позвонила Лильке в поиске моральной поддержки.

- Лиль, скажи честно: ты не жалеешь, что вышла замуж? — спросила я.

- Нет, ну что ты! — ответила подруга, похоже — вполне искренне. — Я даже не предполагала, что все в моей непутевой жизни может так удачно сложиться! Борька стал, как шелковый, Роме в рот смотрит. Раньше мечтал стать пиратом, теперь врачом… гинекологом, — запнувшись, поведала Лилька.

- Умный мальчик, — согласилась я. — И коньячок в кармане, и руки в тепле. Ну, Борька — это понятно, пацану нужен отец. А ты сама? Не скучаешь по нашим загулам, по своим секс-экспериментам, по вольной жизни?

- Нет, не скучаю, — легко ответила Лилька. — Мне тридцать восемь, о чем скучать? Я своего хлебнула, пусть молодые так смогут! А нынче моя идиллия — муж у телевизора, я у плиты и Борька в углу — с медицинской энциклопедией в руках. Вот только кот опять начал подозрительно подмяукивать — голос распевает, падла — весну ждет! Рома скоро уедет на конференцию в Москву, я эту скотину озабоченную точно в клинику отволоку — пусть ему яйца отрежут! Еще одной весны под его завывания я не переживу!

- У вас же во дворе была ветеринарная клиника — там все хомячков лечили?

- Ага, «лечили»! Ты разве не слышала, какой был скандал? Они больных хомячков в унитаз спускали, а хозяевам просто впаривали нового — похожего! Закрыли их после того, как все вскрылось!

- И на чем же спалились? — поинтересовалась я. — Хозяин сорокалетнего хомячка заподозрил неладное?

- Нет, просто через пару недель после чудесного исцеления в данной клинике некий одинокий хомяк Викентий разродился тройней! Ветеринары не смогли убедить счастливых обладателей хомячьего потомства в том, что на них снизошла Божья благодать.

- Лиль, ну а секс? — попыталась я вернуться к теме.

- Какой секс? У хомяков?

- У тебя, балда! — засмеялась я. — Скучный семейный секс уже превратился в тягостную обязанность?

- Ой, да ты что! — захихикала Лилька. — Секс у нас замечательный! Вот, например, в эти выходные мы отправили Борьку к Роминым родителям, а сами всю ночь играли в «Ослика и каракалпачку»!

- Эээ… — я не знала, как реагировать на эту информацию. — Это что-то из жизни узбекских зоофилов?

- Это очень прикольно, я тебе расскажу!..

- Нет, только не это, избавь меня от подробностей! — перебила я Лильку. — Ты представляешь моего Славку в роли ослика? Да он до сих пор сексом занимается в темноте под одеялом, а тут я ему: «Дорогой, я твоя каракалпачка, скажи: «И-а!»

- Ну не знаю, — растерялась подруга. — Есть же множество других сексуальных игр. Ну, там «Винни-Пух и все, все, все»…

- Ага, помню, в эту игру Юлька играла на гэнг-бэнг вечеринках! Но где мы возьмем массовку?

- Как насчет Крота и Дюймовочки?

- Я так понимаю, Кротом буду я?

- Слушай, ну включи фантазию, — фыркнула Лилька. — По сценарию ты должна быть Дюймовочкой!

- Моя фантазия отвергает этот образ, — сокрушенно констатировала я, представив себя в коротком розовом платьице с ромашкой в кудрявом парике. — Это скорее будет игра «Крот и похотливая Жаба» — порно для конченых извращенцев.

- Да ну тебя, — отмахнулась Лилька, — нет в тебе романтизьму! Предложи ему секс в каком-нибудь необычном месте — все мужики об этом мечтают! Например, в кинотеатре или туалете ресторана…

- Предложить ему секс в туалете?! «Я девица, мне конфузно!» — процитировала я Проню Прокоповну.

— Ничего, выпьете коньячку — и все пойдет, как по маслу! После бутылки коньяка раскрепощаются даже самые большие скромники!

- Но Ярослав не пьет!

- Ерунда, пил же он на Новый год! Дождись какого-нибудь праздника, подпои его и действуй! Все, мне некогда, — закруглилась Лилька, — скоро Рома придет, пойду, испеку овсяное печенье.

- Каракалпакское? — усмехнулась я. — А ты встречаешь его в национальном костюме?

- Я встречаю его в шелковом пеньюаре, — сказала Лилька, — а не сидя за компьютером, как некоторые!

Определенно, «некоторые» всерьез опечалились. Я поняла, что сама виновата — печенье не пеку, в ролевые игры играть не умею! Впрочем, была же у меня пара попыток — когда я изображала школьницу для Игоря и Госпожу для Оленя — клиента салона интимных услуг — но я до сих пор вспоминаю их с содроганием. Я твердо решила, что эротические театральные постановки — это не мое, а вот второй Лилькин совет — раскрутить Ярослава на секс в каком-нибудь публичном месте — твердо засел в моей голове. Но мои размышления о том, как бы напоить Ярослава и совратить на скамейке в Летнем саду были прерваны его неожиданным заявлением:

- Мама приглашает нас в гости в субботу!

Вот оно, свершилось! Все это время я чудесным образом избегала знакомства с мамой, сбегая из дома во время ее визитов — Славка был очень зависим от ее мнения, говорил о ней только в превосходной степени: «талантливейшая», «умнейшая», «красивейшая» и я понимала, что конкуренции с мамой мне не пережить. «Вот и чудненько, — подумала я без всякого сожаления, — можно спокойно идти кидать в пакет лифчики и зубную щетку и отчаливать в свою верную коммуналку — встречи с мамой наш союз не переживет! Сейчас все поймут, что я нифига не Принцесса на горошине, а жалкая самозванка, и укажут на дверь». Я будто раздвоилась — одна часть меня пребывала в легком смятении — все же тяжело расставаться с очередной надеждой, да и к Славке я привыкла, другая — спокойна, как карбонарий перед казнью — моя участь была решена, оставалось лишь принять смерть с достоинством. Мамам я никогда не нравилась — и я их понимала. А вы как думаете, если однажды ваш сын — центр Вселенной, самый умный и красивый человек на свете — приведет в дом нечто упитанно-саркастичное, полностью лишенное любви к семейным щам, проводящее за компьютером большую часть времени, и любящее экстремальные развлечения — вы придете в щенячий восторг? Так что в нелюбви к себе в качестве возможной невестки я была целиком на стороне мам, что означало — мое семейное счастье (или несчастье?) закончилось, едва начавшись. Но — чисто из любопытства — я решила испить эту чашу до дна и познакомиться с родителями.

В субботу меня — вымытую, наглаженную, надушенную, с перекошенным доброй самаритянской улыбкой лицом, доставили для официального представления. Семья Ярослава оказалась… ммм… своеобразной. В передаче «Здоровье» говорили, что один из симптомов прогрессивного паралича — необъяснимое чувство счастья — исходя из этого, родители моего парня были поражены этим недугом в тяжелой форме и вот-вот должны были упасть на пол и забиться в припадке. Папа — Яков Анатольевич — высокий улыбчивый гражданин с глазами чистыми как у младенца, встретил меня, как родную. Он лез обниматься, сувал мне одновременно цветы и вазу с вареньем, размахивал руками и читал стихи. Мама — Клавдия Ивановна, которую в семье почему-то ласково называли Зайцем — была еще более интересна: невысокая, средней упитанности блондинка, ярко накрашенная и чрезвычайно одаренная. Так мне ее презентовали — Чрезвычайно Одаренная! Я так и не поняла, чем она занималась: то ли раздавала бинокли в театре, то ли продавала билеты в театральных кассах, но явно причисляла себя к Богеме. На стенах висели многочисленные фотографии маман в разных ракурсах: в купальнике «Это я в Алупке», с сумкой «Шанель» — это я в Париже и многочисленные изображения рядом с известными актерами. Родители устроили в честь нас импровизированный концерт: они пели под рояль, читали стихи и даже разыграли сцену из «Ревизора». Я пребывала в немом изумлении — вам когда-нибудь изображали сцены из Гоголя свекровь в роли Анны Андреевны и свекор в роли Хлестакова? Ну, тогда вы еще и жить не начинали! Впрочем, Ярослав воспринимал весь этот самодеятельный дивертисмент как вполне обычное явление, видимо подобные зрелища были для него вполне привычными. Но еще больше, чем постановка классика, меня потрясла другая семейная реликвия: на видном месте в серванте в дорогом переплете стояла книга стихов Якова Анатольевича, посвященных жене. Книга под названием «Моему Зайцу» была издана несколько лет назад ограниченным тиражом — для близких друзей — и являлась главной ценностью в доме. На обложке был изображен счастливый розовый заяц в соломенной шляпе, сидящий в шезлонге закинув ногу на ногу и действительно напоминал лицом (мордой?) Клавдию Ивановну. Стихи были шедевральными! Некоторые — видимо, особо удачные — гордый папА даже зачитал нам вслух.

Заяц композитор был,

Песню заяц сочинил!

Три аккорда там всего:

Ламца дрипца гоп ца цо!

Я кусала губы, чтобы не заржать в голос и старательно смотрела в стену, чтобы не видеть одухотворенные лица дружной семейки, внимающие папиным виршам, а тот продолжал:

Заяц толстый, заяц хитрый,

Заяц нравится нам всем!

Заяц прыгает и скачет

И капустный лист жует…

Часа через два родители выдохлись и пригласили нас на кухню испить чаю. Тут-то стало понятно, что постановочная часть была лишь преамбулой, так сказать — официальной презентацией Семьи, чтобы я поняла, куда попала. Основная же сцена Марлезонского балета только начинается. Мне был устроен допрос с пристрастием: люблю ли я театр? Кто мои родители и любят ли театр они? Узнав, что к театру наша семья дышит весьма прохладно, по причине того, что на моей малой родине из массовых представлений можно лишь послушать концерт группы «Стрелки» и Наталью Гулькину на День Металлурга, Клавдия недовольно поджала губы. Далее я провалила экзамен по литературе Серебряного века, перепутав Гумилева с Мандельштамом и позорно не вспомнив ни одного стихотворения Андрея Белого. Атмосфера дружелюбия накалялась, моя фантазия разгулялась во всю: я представила себе Зайца в костюме офицерши СС и себя, привязанную к стулу в рваной тельняшке и бескозырке со звездой.

- В хлаза сматррэть, русиш швайн! — кричала Клавдия Ивановна, направляя на меня настольную лампу. — Ти не знать великий русский поэт Андррей Белий, не ходить в театрр? Ти есть плехо учиться в школе? Ти не есть истинний арриец, ми будем тибя расстррелять!

-… Ярик всегда был удивительно чутким и тонко чувствующим мальчиком! — щебетала Заяц, глядя на меня глазами голодного буль-терьера. — Помню, в семнадцать лет у него случилась первая любовь — Ярослав, ты помнишь, как пришел и сказал: «Мама, я люблю и любим!» Танечка была дочкой Варвары Палны Козюлькиной — известного аккомпаниатора — впрочем — вам это ничего не говорит. Так вот, — продолжала Клавдия Ивановна заколачивать гвозди в гроб моей будущей семейной жизни, — Танечка была ангелом, мы так расстраивались, когда Ярик с ней расстался, а ведь он посвятил ей свои первые стихи!

- Мам, ну не стоит! — заскромничал Ярослав.

- Ну что ты, не надо стыдиться порывов своей души! — перебила его маман, и стала декламировать:

Принцесса в моем сердце есть

И это вовсе и не лесть –

Она умна, весьма красива,

Но есть одно — она ревнива,

Но повод ревновать не дам!

Я не смотрю на других дам.

Мне лишь она нужна одна

Вот мой ответ раскрыт сполна.

«Видимо, графоманство у них наследственное», — с тоской думала я, сожалея, что не кинула в сумку фляжку с бренди — самое время было приложиться в сортире, принять, так сказать, обезболивающего. Но приходилось вяло цедить остывший чай и лицемерно улыбаться.