— Никаких воспоминаний, — ответила я.

— Н-да, грустно, — сказал Игорь. — А ты неплохо выглядишь, похорошела.

— Видимо, разлука пошла мне на пользу, — мстительно сказала я, с удивлением не обнаруживая в себе ни душевного трепета, ни отголоска былых чувств. Рядом со мной сидел совершенно чужой мужчина, не вызывающий никаких эмоций.

— Может, поедем ко мне? — Спросил Игорь. — Я снова живу один.

Я посмотрела на часы — было 3 часа ночи.

— Поехали, — устало ответила я ему. Это был чудовищно тяжелый день, я чувствовала дикую усталость, но, в то же время странное перевозбуждение, и понимала: уснуть все равно не удастся, а остаться одной совсем не хотелось.

У Игоря мы выпили виски, и я опьянела буквально с одной рюмки. Потом мы занялись сексом, все было привычно и хорошо, Игорь, как всегда, был на высоте, но что-то важное умерло безвозвратно. Никаких нежных чувств я не ощущала, это был просто механический, хотя и весьма качественный, секс.

Утром мы сидели на кухне, и хозяин суетливо угощал меня кофе. Я огляделась: квартира Игоря не изменилась с тех пор, как я ее покинула. На стенах были все те же обои, поклеенные мной, на окнах висели мои занавески.

— Твое семейное счастье было не долгим? — Не в силах скрыть злорадство, спросила я.

— Да, как видишь, — Игорь пытался придать безразличие своему голосу. — Может, наша встреча не была случайной? Мы изменились, набрались опыта, возможно, время попробовать еще раз?

Мне стало смешно. Боже мой, сколько слез, бессонных ночей, переживаний, сколько душевной боли надо было вынести, чтобы стоять теперь рядом с Игорем и смеяться ему в лицо!

— Нет, Игорюша, — с улыбкой сказала я. — Секс — бомбы в одну кровать дважды не падают. Да и потом… У тебя на меня денег не хватит!

И я пошла домой. И если бы не тревожные мысли о Лильке, я бы, пожалуй, приплясывала всю дорогу. В моей голове вертелось стихотворение, которое я написала еще в 20 лет, но как же мало с тех пор я изменилась!

Ты говорил: «Убей ее! Кому она нужна, такая?

Ты знаешь, мне не до нее! И у меня, притом, другая!»

Убила. Кинула в сугроб. Распяла на кресте. Спалила.

В дубовый положила гроб. Оплакала. Похоронила.

Вдруг ты вернулся: «Откопай! К другому перешла другая.

Достань из гроба. Искупай. Ты это можешь, дорогая!»

Достала. Извлекла. Вернула. Одела в чистое белье.

Опять над ней слегка всплакнула. Сказала: «На, бери! Твое!»

Поморщился: «Была моложе! Красивей, выше, горячей,

Нежней, верней (в разлуке тоже), поинтересней, побойчей!

Шатается, дерзит, наглеет, чего-то хочет, пристает.

Опять готовить не умеет, опять шалит, опять поет!»

Насупил брови: «Надоела! Просил вернуться? Не смеши!

Чего ревешь? Ты пела? Пела! Иди куда-нибудь, пляши!»

Ушла, исчезла, испарилась, растаяла в густой толпе.

В колодце каплей растворилась, сама забыла о себе.

Кричал: «Иди сюда! Где шлялась? Одна? С мужчиной? Говори!

Молчи! Стой прямо, раз попалась! Не слышу. Громче!! Не ори!!!

Я добрый, умный, я прощаю. Ты не одна? Опять ты с ней?

Я с вами чокнусь! Отощаю! Я же просил — ее убей!

Ну, хорошо, пусть остается. Там есть собачья конура,

Пусть поночует, не загнется. Да что с ней станет до утра!»

Уснул родимый, утомился. Ее позвала — посмотреть.

«Хорош… Совсем не изменился. Вот лечь бы рядом — помереть….»

Она легла, к нему прижалась, вздохнула, чмокнула в висок.

И бездыханною осталась: ушла Любовь моя в песок…

Проснулся, глянул: «Околела! Я говорил — давно пора!

Меня Любовь твоя заела! Теперь избавились, ура!»

Смотрю: дурак, косой, убогий. И он мне нравился??? Ха-ха!!

Я ухожу! Уйди с дороги! Любовь? Какая чепуха!!

Ушла, оставила, прогнала, послала к черту, предала!

И долго-долго хохотала над той, вчерашней, кем была.

Ищу, вздыхаю, жажду встречи. Другого, лучше. Вновь и вновь.

Я средь других его замечу: созрела новая Любовь!

Глава 13. Пиррова победа

Елена,45:

«Здравствуйте, Пышка, вы ищите мужчину для нечастых встреч? У меня есть любовник — 35 лет, симпатичный, и в постели хорош. Но я хочу с ним расстаться, у меня появился другой. Просто бросать — жаль, вот и думаю пристроить его в хорошие руки. Прислать вам его фото?»

Лилька пришла в сознание через 2 дня, хотя еще пару дней не могла связно говорить, и смотрела на нас растерянным и испуганным взглядом. Мы с Юлькой сходили с ума от волнения — представить живую и авантюрную Лильку овощем было невозможно. Однако, через 5 дней она уже вовсю болтала, пыталась шутить и выпрашивала у меня сигареты.

— Теперь никто не скажет, что я дура безголовая, — хвасталась Лилька. — Мои мозги видело, как минимум, 3 человека, они мне справку дать обещали!

— Кстати, познакомься с моей соседкой, — кивнула она на девушку на соседней кровати, в такой же повязке-чепчике, как и у Лильки. — Это Света! Представляешь, мы попали в аварию в одно и то же время, и оперировали нас на соседних столах. Но ничего, оклемались! Ты бы видела, как мы сегодня шли в курилку, поддерживая друг друга! — Лилька пребывала в возбужденно-восторженном состоянии оттого, что ощутила совсем рядом запах смерти, но получила еще один шанс.

Мы радовались, что подруга оклемалась, хотя, до полного выздоровления еще было очень далеко: у Лильки то пропадало зрение, то отнималась одна из конечностей, мучили периодические головные боли, и она жила на транквилизаторах. Но при этом сохраняла бодрость духа и удивительное жизнелюбие: веселила соседку по палате историями из своей бесшабашной жизни, рассказывала анекдоты врачам на перевязках, и постоянно выпрашивала у нас коньяк. Но врач строжайше запретил ей пить, отныне и навек, на что Лилька сказала, тяжело вздохнув: «Лучше лишиться всех мозгов, чем возможности пить коньяк! Доктор, замените мне мозги на опилки, и дайте бутылку „Реми Мартин“, и я буду, наконец, счастлива!»

Однако, веселье было показным, Лильке было страшно. Она не знала, во что выльется ее травма в дальнейшем, страдала из-за своих остриженных наголо волос и огромного красного шрама, который шел через всю голову и заканчивался на виске.

Лилькиным лечащим врачом был очень симпатичный мужчина, лет 35, по имени Роман Витальевич, который легко шел на контакт, успокаивал свою неугомонную пациентку и нас, говорил, что все будет хорошо, только не надо больше пускать Лильку за руль мотоцикла. Казалось, что все самое страшное позади, но придя к подруге на следующий день, я застала ее в ужасном состоянии:

— Сегодня ночью Света умерла, — сказала она и зарыдала.

— Как умерла, отчего? — Ошарашено смотрела я на подругу.

— Не знаю, никто не говорит, — всхлипывала она. — Я следующая! Я тоже сегодня умру! — Заливалась слезами Лилька.

— Подожди, я сейчас приду, — погладила я ее по руке и вышла из палаты.

Лилькиного врача я отыскала в ординаторской: он сидел, устало опустив плечи и нервно мял сигарету в руках.

— Вот, курить бросил, а так хочется, — словно оправдываясь, сказал он, увидев меня.

— Извините, Роман Витальевич, а что случилось со Светланой? Мы же разговаривали вчера, смеялись, все было хорошо!

— Понимаете, травмы головы опасны своей непредсказуемостью, — грустно ответил он. — После операции мы еще, минимум, неделю, не можем гарантировать пациенту жизнь. Это же вмешательство в мозг, сами понимаете, мало ли что может произойти: образоваться новая гематома, лопнуть сосуд, сдвинуться тромб…

— То есть, Лилька тоже может… — начала я, и не смогла закончить предложение.

— Давайте надеяться на лучшее, — мягко ответил доктор. — У вашей подруги неплохие прогнозы.

— Ей страшно, — сказала я. — Можно, я останусь сегодня ночью с ней?

— Хорошо, но если кого-то привезут, вам придется уступить кровать, — ответил Роман Витальевич.

В комнату зашла медсестра:

— Роман Витальевич, у вас сегодня на ужин мясо, маринованное в вине! Сервировано в 7- ой палате.

— Нифига себе, сервис! — Присвистнула я.

— Это означает, что снова какого-то алкаша без сознания привезли, — грустно пояснил мне доктор. — Такой вот, циничный медицинский юмор.

Я провела ночь на соседней с Лилькой койке, практически без сна. Я прислушивалась к ее дыханию, и нервно вскакивала каждый раз, когда мне казалось, что она не дышит.

Утром она чувствовала себя лучше.

— Мне снился хороший сон, — сказала она. — Я шла по залитому солнцем лугу, все вокруг было покрыто цветами, я даже ощущала их запах. А рядом шел какой-то мужчина. Он так нежно поддерживал меня под руку, и хотя и не видела его лица, чувствовала, что он меня очень любит и не даст в обиду. Жаль, что я так и не посмотрела: симпатичный он или нет.

— Ну, дорогая, похоже, жить будешь! — Рассмеялась я. — Ладно, выздоравливай, мне идти надо, к Юльке забежать — как она там справляется в одиночку.

Юлька зашивалась с тремя мальчишками, на развлечения у нее теперь времени не оставалось.

К тому же, смерть ее новой подруги, Сабрины, тяжело ранила Юлькино сердце. Она стала признавать мою правоту в этом вопросе: люди действительно могут талантливо сохранять хорошую мину при плохой игре. Далеко не просто понять, что на самом деле у человека на душе, если он улыбается и рассказывает о своем бесконечном счастье.

Юлька понемногу стала общаться с Вадимом, пока, правда, только по бытовым вопросам. Он заезжал утром, чтобы отвезти младшего сына в детсад, теперь же отвозил еще и Борьку. Со мной он не общался — думаю, стыдился своих откровений в порыве слабости, но я его понимала, и не напоминала о себе. Я все больше надеялась, что у них с Юлькой есть будущее.

Вечером, если Вадим был занят, мы с подругой по очереди забирали Борьку из детсада, каждый раз выслушивая жалобы воспитательниц, что пацан дерется, ругается нехорошими словами и может послать на три буквы даже воспитательницу.

Каждый раз мы с Юлькой вспоминали, как любит Лилька вставить крепкое словцо, разговаривая по телефону, и вопрос: «Откуда он этого набрался?» отпадал сам собой.

Юлька всерьез взялась за воспитание юного невежды. Она проводила дома все вечера, читая детям книжки, придумывая всевозможные игры и рассказывая нравоучительные лекции. Я восхищалась ее умением ладить с детьми, мне уже через полчаса, проведенные с этим «вождем краснокожим», хотелось надавать ему звездюлей.

Только Юлька могла ухохатываться над юным обалдуем, который, на ее требование собрать раскиданные игрушки, театрально заваливался на диван и важно говорил:

— Я не могу, теть Юль, у меня сердце жмет и суставы ломит!..

Я была уверена, что лучшее средство от ломоты в суставах солдатский ремень, но Юлька, как профессор Преображенский, считала, что детей и животных бить нельзя. Я завидовала ее терпению, каждый раз благодаря Бога, что Борька живет не у меня.

Впрочем, у Юльки возникли проблемы и поважнее.

— У меня опять с мамой беда, — пожаловалась мне как-то подруга.

— Опять достает тебя моралями? — Поинтересовалась я.

— Хуже! — Мрачно сказала Юлька. — По твоему совету я зарегистрировала ее в он-лайновой компьютерной игре, под ником «Демон зла», и начал она свой «путь джедая» с уровня рядового пилота. Вскоре мы маму потеряли: она режется в эту космическую стрелялку с утра до вечера, а недавно потратила половину зарплаты на новое лазерное и плазменное оружие и защитный шлем! Я уже и не знаю, радоваться мне, или везти ее в психушку! Но знаешь, — задумчиво продолжила подруга. — Я давно не видела маму такой счастливой…

На следующие выходные мне позвонил мой московский знакомый — Евгений, и мы встретились еще раз. На этот раз все прошло без происшествий, и мы прекрасно провели время, договорившись встречаться в каждый его приезд в Северную Столицу.

Женя приезжал в Питер по делам фирмы почти каждую неделю, и я быстро привыкла проводить с ним выходные. Он был умен, обладал непередаваемым чувством юмора, бесконечно придумывал для нас новые виды развлечений и был очень хорош в постели. Я с огромным трудом сдерживала себя, чтобы не влюбиться. Шансов покорить его сердце у меня не было: он был давно и счастливо женат, обожал своих детей, и я с прискорбием понимала, что я для него не более, чем «лекарство от скуки».

В июне Женя приехал в Питер в длительную командировку, на 2 месяца, открывать северо-западный филиал фирмы, и поселился в съемной квартире, в паре остановок от меня. Мы стали встречаться несколько раз в неделю, и я, впервые в жизни, стала настоящей любовницей женатого мужчины. Вообще, такая роль всегда казалась мне незавидной, но в этом случае я утешала себя тем, что он все равно уедет в Москву, так какая мне, в конце концов, разница, кто его там ждет: все точки над i были расставлены с самого начала.