Они прибыли в Хоусли-Хаус, расположенный на Керзон-стрит, поздним вечером, проведя в дороге три дня. Эбби уже бывала в столице, посещая Королевские ботанические сады Кью, но это был ее первый выход в высший свет. Протянув руку, Эдриан помог девушке спуститься с экипажа, и они последовали за Эсме к крыльцу его дома. Эбби отметила про себя, что в этом фешенебельном квартале довольно тихо и чисто.

Миновав внушительную входную дверь, Эбби поняла, что внутреннее убранство дома, почти аскетическое, ей тоже нравится – никакой позолоты и вычурности. Бросалась в глаза разве что ваза с цветами на столике у стены, но на фоне строгого декора подобная яркость смотрелась неплохо.

Эдриан увидел цветы и улыбнулся своей фирменной полуулыбкой.

– О, как удачно! Мама дома.

Дженет, виконтесса Деа, была очень рада их видеть. Она поприветствовала Эбби как собственную давно потерянную дочь.

– Дорогая моя, сколько времени прошло! – воскликнула виконтесса, выпуская гостью из своих благоухающих объятий. – Я слышала о твоих успехах и часто интересовалась, как ты там. – Она одарила Эдриана улыбкой, подставив щеку для поцелуя. – Гости в январе – дорогой мой, ты весьма предусмотрителен.

Эсме и Дженет знали друг друга давно, так что Эбби не удивилась, когда на следующее утро за завтраком у Эдриана было уже два союзника вместо одного.

– Мы с твоей тетушкой отправляемся в гости к старым друзьям, дорогая, поэтому позволь лорду Деа тебя развлечь.

Эбби мило улыбнулась, не рискуя взглянуть на того, кто был даже слишком рад ее развлечь. К ее удивлению, Эдриан повел ее на склад тканей, где они все утро рассматривали образцы, а затем в библиотеку, чтобы отложить книги, которые стоило отвезти в Беллевер.

«Помогать Эдриану обновлять Беллевер – довольно невинное развлечение», – решила Эбби. Как только речь заходила об этом, виконт думал только о деле. Она была в безопасности.

На следующий день он потащил Эбби выбирать ковры, а затем к столяру. Потом настала очередь обоев, краски и зеркал. День после этого выдался дождливым и угрюмым. Все утро они, сидя в библиотеке, спорили о цветовой гамме, а после ленча Эдриан нарисовал план первого этажа и они с Эбби размечали, где поставить те предметы мебели, на которых они сошлись во мнении.

Лучик солнца, пробившись сквозь тучи, скользнул по полу библиотеки и упал на блокнот, лежавший на коленях Эбби. Девушка пыталась изобразить, как в ее представлении должен выглядеть салон. В этот момент она поняла, насколько глубоко вовлечена в восстановление дома Эдриана.

Эбби бросила взгляд на виконта, сидевшего за своим столом в другом конце комнаты и отмечавшего что-то на плане. Его увлеченность домом не была притворством, и то, чем они занимались, не было очередной попыткой ее соблазнить. Девушка улыбнулась, глядя на то, как сосредоточен сейчас Эдриан, и опустила глаза на свой рисунок. Может, он и использовал необходимость ремонта Беллевера как предлог, чтобы привезти ее в Лондон, но вряд ли Эдриан мог представить себе, насколько ей нравилось это занятие и его увлеченность. Раньше Эбби никогда не замечала в виконте Деа такого упорства и целеустремленности.

Сейчас перед ней был совсем другой Эдриан, не тот юноша, которого она знала. В дни его буйной молодости это был повеса, игрок и развратник, чьи похождения быстро становились достоянием общественности. Теперь же он демонстрировал качества, присущие джентльмену: он был верным сыном, заботливым хозяином, человеком, который ценит свой дом. За все это время Эбби не видела Эдриана даже под хмельком, не считая ночи, когда бушевала метель, но тогда в этом была скорее ее вина.

После обеда виконт не шел кутить или играть в карты, как сделали бы многие люди его положения, а направлялся в библиотеку. Как-то раз последовав за ним, Эбби увидела, что он читает, – книги, которые хотела бы прочесть и она.

По словам Агнесс, чтение вошло у Эдриана в привычку – он вовсе не пытался таким образом произвести впечатление на Эбби.

Эбигейл снова посмотрела на виконта, глядя, как солнце играет в его каштановых волосах, и вернулась к своему рисунку.


На следующее утро распогодилось. Эдриан предложил отвезти Эбби в Кью, где она могла бы встретиться с управляющими. Та с готовностью согласилась. Но пока они ехали к садам в его новом экипаже, она невольно задумалась, не будет ли Эдриану там скучно.

Однако ему вовсе не было скучно. Более того, Эдриан не околачивался возле нее, как поступил бы любой другой из ее знакомых джентльменов, вызывая лишь раздражение. Вместо этого виконт предоставил ей самой разговаривать с управляющими и двумя знакомыми художниками. Когда настала пора уходить, Эбби обнаружила Эдриана осматривающим оранжерею с кактусами.

К собственному удивлению, девушка поняла, что ей нравится в столице.

Поскольку на дворе был январь, представители высшего общества находились в основном в своих зимних резиденциях, где вынуждены были оставаться еще в течение нескольких недель, так что в городе не было ни модниц, ни почтенных вдов с жадными глазами. Балы и светские рауты случались крайне редко, и те леди и джентльмены, которые остались в городе, предпочитали проводить время в менее суетливой обстановке – куда легче жить так, как тебе хочется, когда на тебя не направлены взгляды общественности.

Подобное положение вещей вполне устраивало Эбби – она просила Эдриана возить ее по городу, останавливаясь то тут, то там, чтобы она могла сделать набросок. Дома Эбигейл редко выпадал шанс порисовать, и она не хотела упускать такую возможность.

Однажды утром, когда Эбби рисовала здание Конной Гвардии, она поняла, что Эдриан, сидящий рядом с ней, замер. Обернувшись, женщина увидела, что он держит в руках один из ее альбомов с набросками, с непроницаемым лицом глядя на одну из страниц.

Повернув голову и посмотрев ей в глаза, он тихо спросил:

– Можно я возьму вот это?

Эбби озадаченно склонилась к нему, чтобы посмотреть, о каком рисунке он говорит.

Это было изображение Беллевера – перед поездкой в Лондон она сделала несколько набросков старого дома с разных ракурсов, чтобы набить руку перед тем, как рисовать столичные здания. Эбби рисовала по памяти, и Беллевер был запечатлен таким, каким она его представляла, а не таким, каким он был на самом деле.

«Да, конечно», – собиралась ответить она, но все же перед этим критически оглядела набросок.

– Если хочешь.

– Подпиши. – Эдриан протянул ей альбом.

Эбби исполнила его просьбу, положив альбом поверх книги, которую использовала как подставку, затем, закрыв альбом, протянула его Эдриану.

– Не открывай, пока мы не вернемся домой. Я сама вырежу этот рисунок.

Вернувшись в Хоусли-Хаус, они встретили Дженет и Эсме. Женщин переполняли эмоции.

– Мы все приглашены сегодня вечером на обед к Кумб-Мартинам, – сообщила Дженет.

– Ой! – испуганно выдохнула Эбби. Несмотря на то что она привезла в Лондон свои лучшие наряды, сейчас, поглядев на туалеты столичных дам, она вовсе не была уверена в том, что ее платья достаточно хороши для приемов. – Не думаю, что…

– Эдриан, ты должен отвезти нас к мадам Фоллио – Эсме хочет познакомиться с законодателями современной моды. – Дженет перевела взгляд на Эбби. – Ты тоже должна поехать, моя дорогая. Нельзя, находясь в столице, не побывать на Брутон-стрит.

Эбби не смогла ответить на приглашение виконтессы отказом – и в итоге после долгой примерки ей подарили один повседневный наряд, два вечерних платья и очень откровенное бальное платье из аквамаринового шелка с газовой накидкой. От ее взгляда не укрылось, что после каждой примерки Дженет взглядом спрашивала одобрения у сына.

Любые попытки Эбигейл протестовать Дженет с улыбкой отметала.

– Дорогая, ты мне как дочь, и прошло уже столько лет с тех пор, как я имела удовольствие покупать такие платья. Уважь старушку.

И что тут было возразить? Эбби приняла подарки, хотя ее взгляд, брошенный на Эдриана, говорил о скором возмездии. К сожалению, на вечернем приеме ей пришлось надеть один из новых нарядов, следить за манерами, держать Эдриана под руку и полагаться на его поддержку. К счастью, он был, как всегда, обаятелен и элегантен, и, отходя вечером ко сну, Эбби не могла не признать, что провела время весьма приятно. Так что возмездие можно было и отложить.

На следующий день они закончили выбор тканей и заказали белье, а днем позже побывали в магазине, специализирующемся на столовом серебре и хрустале. Эбби чувствовала себя обманщицей, когда сам владелец магазина, узнав титул Эдриана, предоставил себя в их полное распоряжение, демонстрируя лучшие образцы.

Двадцать минут спустя Эбби отправила его за графином, который заметила в дальней витрине, и, когда владелец магазина отошел достаточно далеко, повернулась к Эдриану, рассматривавшему витрину позади нее.

– Такие решения должна принимать твоя супруга! – прошипела женщина.

– Так и есть, – ответил Эдриан, посмотрев ей в глаза.

Эбигейл была потрясена – он говорил настолько твердо, смотрел настолько уверенно, что она не нашлась, что ответить, и вынуждена была подойти к владельцу, притворившись, будто осматривает графин.

Эбби отказалась принимать окончательное решение по поводу посуды, и в итоге ее выбирал Эдриан. Он купил именно то, что купила бы и Эбигейл, – оказывается, он наблюдал за ней куда более внимательно, чем она думала. Потрясенная, раздраженная и сердитая, Эбби не вымолвила ни слова, возвращаясь на Курзон-стрит.

А в Хоусли-Хаус их уже ждали новости.

– Уордсли дают бал! – Дженет, разливавшая чай, указала на стулья, приглашая садиться. – Арабелла Уордсли сообщила об этом около часа назад. Их дочь Хелен выходит замуж за лорда Данберри. Он кузен и наследник герцога Селикиркского, и его светлость намеревается посетить Лондон на этой неделе, так что все приглашены на бал в честь помолвки. – Глаза Дженет горели. – Только представьте! Кто бы мог ожидать, что столь важный бал дадут в это время года?

Слабо улыбнувшись, Эбби подумала о том, что Эдриан, возможно, ожидал и этого.

Масштабы его коварства стали очевидны для Эбигейл позже, вечером, когда она обнаружила на прикроватном столике томик стихов Джона Донна в кожаном переплете с позолоченным тиснением. Сидя на кровати, женщина перелистывала страницы, пораженная силой слов. В мерцающем свете свечей она прочла стихотворение, пробудившее в ее душе яркие воспоминания, и, вздохнув, закрыла книгу. Поколебавшись, Эбби открыла форзац – раньше она не сподобилась этого сделать, ведь ей и так было понятно, кто оставил эту книгу.

И оказалась права.

Прочтя то, что написал Эдриан, Эбби захлопнула книгу и закрыла глаза, пытаясь успокоиться, убедить себя в том, что надежды, которая неосознанно крепла в ней изо дня в день, не существует.

– Будь он проклят…

Как он мог снова подвергнуть ее этому испытанию?

Открыв глаза, Эбби отложила книгу, встала и вышла из комнаты.

В доме было тихо. Все уже отошли ко сну, но Эдриан, как полагала Эбби, засиживался в библиотеке допоздна. Спустившись по главной лестнице вниз, женщина увидела свет, пробивающийся из-под двери, и поняла, что оказалась права. Расправив плечи и выпрямившись, Эбби открыла дверь и вошла.

Помедлив, чтобы запереть за собой дверь, Эбигейл прошла по ковру к столу, за которым сидел Эдриан. Сегодня он не читал, а был занят бухгалтерией. Подняв глаза, когда она вошла, и понаблюдав за ее приближением, виконт снова зарылся в бумаги, едва Эбби оказалась рядом с ним.

– Что случилось?

– Ты соблазняешь меня! – Эбби остановилась у стола, глядя на него.

– Хм… – Эдриан уронил на лист кляксу. – И как, у меня это получается?

– Это ты должен знать – ты же у нас эксперт по этим вопросам!

Эбби уставилась на него.

Эдриан поднял голову.

– Раньше мне не приходилось заманивать женщину в брачные сети, так что – нет, не знаю, – ответил он и продолжил возиться с бумагами.

Эбби окинула библиотеку взглядом в поисках чего-нибудь, чем его можно было бы ударить. Ее взгляд остановился на тяжелом латунном пресс-папье.

– Даже не думай об этом.

Эбби снова взглянула на лорда с растущей яростью. Он даже не посмотрел на нее в ответ. Девушку чрезвычайно злило то, насколько хорошо он ее знал.

Но она тоже хорошо его знала.

Скрестив руки на груди, Эбби обдумала то, что хотела сказать, и произнесла, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно:

– Эдриан, я не понимаю твоей одержимости тем, чтобы сделать меня своей женой. Тебе придется смириться с тем, что этого не произойдет. Я не выйду за тебя.

Со сводящей с ума аккуратностью он отложил перо, промокнул последнюю запись и закрыл гроссбух. И лишь после этого поднял глаза.

– Ты или никто, Эбби. – В глазах Эдриана светилась уверенность. Мгновение спустя он добавил: – Тебе решать.

Эбби продолжала смотреть на него. Время шло, но ничего не менялось. Он не двигался, ни словом, ни жестом не пытаясь смягчить свои слова. Она или никто.