Колін Маккалоу - Прикосновение

Она вышла из комнаты, притворила дверь и поискала взглядом собаку. Готово! Неподвижный и холодный, пес лежал возле куска отравленного мяса, припасенного Яшмой для него. Пока, Сэм. Пока, Ровер.

По извилистой тропе Яшма спустилась в Кинросс, вошла в здание полицейского участка и бросила на стол нож и гениталии.

– Я убила Сэма О’Доннелла, – объявила она парализованному ужасом дежурному констеблю, – за то, что он изнасиловал мою малышку Анну.

«Как полагается поступать в таких случаях обычному провинциальному сержанту полиции Нового Южного Уэльса?» – ломал голову Стенли Туэйтс, глядя на кровавый ком, который притягивал его взгляд больше, чем нож или китаянка, тихо сидящая на скамье в углу. Мошонку было не узнать, а пенис сохранил форму. Наконец сержант повернулся к Яшме, которая опустила голову и сложила руки на коленях. Разумеется, полицейский знал, что перед ним няня Анны Кинросс. Та самая, которая каждое воскресенье терпеливо дожидалась у ворот церкви Святого Андрея, когда закончится служба и выйдет леди Кинросс со слабоумной дочерью. Сержант знал, что няньку зовут Яшма Вон.

– Яшма, ты намерена оказывать сопротивление? – спросил он.

– Нет, сержант, – улыбнулась она.

– И не сбежишь без наручников?

– Не сбегу, сержант.

Вздохнув, он отошел, приложил к уху наушник телефона и несколько раз нажал рычаг.

– Соедини меня с леди Кинросс, Агги! – крикнул он, перекрывая помехи.

«Огласка, – мелькнуло у него в голове. – Агги все услышит».

– Говорит сержант Туэйтс. Будьте добры леди Кинросс.

Когда к телефону подошла Элизабет, он просто попросил разрешения немедленно приехать. Пусть сплетница Агги лопнет от любопытства!

Сержант собирал помощников быстро и четко; если в особняке труп, ему понадобятся по крайней мере два человека, да и доктор Бартон на случай, если Сэм О’Доннелл еще жив. Коронера в Кинроссе не было, его обязанности исполнял доктор Парсонс из Батерста, где находился окружной суд.

– В Кинросс-Хаусе несчастный случай, доктор, – сообщил сержант в трубку, в которой слышалось громкое сопение телефонистки Агги. – Встречаемся у подъемника… нет-нет, позавтракаете потом.

Полицейские со складными носилками для трупа и Яшмой нашли недовольного доктора Бартона у платформы подъемника и вместе с ним поднялись на гору. Туэйтс сообщил врачу о признании Яшмы и вещественном доказательстве, принесенном ею в полицейский участок. Ошарашенный доктор уставился на Яшму, словно впервые видел ее, но она ничуть не изменилась и была все той же преданной и любящей служанкой-китаянкой.

Сначала понадобилось заглянуть в дом, где посетителей приняла Элизабет.

– Яшма! – растерянно воскликнула она. – Что случилось?

– Я убила Сэма О’Доннелла, – спокойно объяснила Яшма. – Он изнасиловал мою малышку Анну, и я его убила. А потом сдалась полиции.

Элизабет безвольно упала на ближайший стул.

– Мы должны произвести осмотр, леди Кинросс. Где это произошло, Яшма?

– В сарае на заднем дворе, сержант. Я покажу.

Возле красной двери лежал издохший пес.

– Его звали Ровер, – объяснила Яшма, мимоходом пнув пса ногой. – Я отравила его. – Не выказывая ни страха, ни раскаяния, она повела полицейских в сарай.

Из двоих констеблей только один успел съесть завтрак, но быстро лишился его, едва увидел койку, так жадно впитавшую кровь Сэма О’Доннелла, что на полу остались только капли, упавшие с ножа. В комнате удушливо пахло курениями, застарелыми фекалиями и запекшейся кровью. Зажимая нос, доктор Бартон ненадолго склонился над трупом.

– Он мертв, – объявил врач и припомнил слово из учебников: – Обескровлен.

– Что?..

– Он умер от того, что истек кровью, Стен. От кровопотери.

Сержант тяжело вздохнул:

– Ну, это для нас не секрет – ведь убийца во всем признался. Если вы готовы написать заключение для коронера из Батерста, тогда предлагаю переложить труп на носилки и унести в похоронное бюро Маркуса Кобема. Надо зарыть его поскорее, пока мертвечиной не провонял весь Кинросс. Здесь нечем дышать. – И он повернулся к Яшме, которая с улыбкой смотрела на Сэма О’Доннелла: – Яшма, ты уверена, что именно ты его убила? Подумай, прежде чем отвечать, – вокруг свидетели.

– Да, сержант Туэйтс. Его убила я.

– А как быть с… недостающими частями тела, которые остались в участке? – осведомился доктор Бартон. Его собственные гениталии от ужаса сморщились и онемели.

Сержант задумчиво потер нос:

– Поскольку они принадлежат убитому, их тоже отправим к Маркусу. Конечно, на место их уже не приставить, но все-таки это его имущество.

– Если он и вправду совратил Анну, он заслужил такую смерть, – заявил врач.

– А это еще надо доказать. Ладно, док, идите с ребятами, унесите с горы труп. А я отведу Яшму к леди Кинросс и попробую разобраться, в чем тут дело. – Он придержал констебля Росса. – Потом сразу же отправляйтесь к плотине, где жил О’Доннелл, посмотрите, что там. Ищите доказательства, что он встречался с мисс Анной. Затем можете приступать к расспросам горожан.

– Тогда они все узнают, – предостерег доктор Бартон.

– Само собой! Рано или поздно город узнает обо всем.

Яшма в сопровождении сержанта вышла на задний двор и черным ходом провела спутника в библиотеку, где ждала Элизабет. Она впервые воспользовалась личной библиотекой Александра – почему-то ей не хотелось видеть Яшму в других, ярко освещенных комнатах. Сержант тоже понимал всю щекотливость положения и был благодарен за полумрак в библиотеке.

Яшма присела на стул с прямой спинкой, поставленный между Элизабет и Стенли Туэйтсом.

– Ты говоришь, что Сэм О’Доннелл обесчестил мисс Анну Кинросс, – начал сержант. – Но почему ты в этом так уверена, Яшма?

– Потому что Анна знает кличку его собаки. Ровер.

– Этой улики недостаточно.

– Если не знать Анну, – возразила Яшма. – Она запоминает имена только тех людей, с которыми близко знакома.

– Но ведь она ни разу не назвала имени насильника – не так ли, леди Кинросс?

– Да, ни разу. Анна называла его «хорошим дядей».

– Значит, у вас нет никаких улик, кроме собачьей клички? Ровер? Но это очень распространенная кличка, почти как Фидо.

– Пес серый, пастушьей породы, сержант. Когда Анна увидела серую собаку той же породы, принадлежащую мистеру Саммерсу, она назвала ее Ровером. А собаку зовут Блуэй. Ровером звали собаку Сэма О’Доннелла, – твердо произнесла Яшма.

– Это какая-то новая порода, – вмешалась Элизабет. – Я не знала ни Сэма О’Доннелла, ни его собаку и думала, что Блуэй мистера Саммерса – единственный в Кинроссе пес такой породы.

– И это все? – в отчаянии уточнил сержант Туэйтс.

Яшма бесстрастно пожала плечами:

– Других доказательств мне не потребовалось. Я знаю мою малышку Анну и знаю, кто ее обесчестил.

Допрос продолжался еще полчаса, но ничего не дал сержанту Туэйтсу.

– Сегодня я могу продержать ее в камере в Кинроссе, – сообщил он Элизабет, собравшись уходить, – но завтра буду вынужден отправить заключенную в Батерст, где ей предъявят обвинение. В тюрьме Батерста есть женское отделение. Можно подать местным властям ходатайство об освобождении под залог, но судьи в Батерсте нет, только магистратные заседатели, которые имеют право лишь предъявлять обвинения. Леди Кинросс, предлагаю вам найти юридическую контору, которая займется делом мисс Вон, – неожиданно формально заключил сержант.

– Благодарю, сержант. Вы очень любезны. – Элизабет пожала ему руку и долго стояла в дверях, смотрела, как он удаляется к площадке подъемника и как бесстрастно семенит бок о бок с ним Яшма.

Позвонив в отель «Кинросс», Элизабет узнала, что Руби уже спешит на гору.

– Господи Иисусе, Элизабет! – вскричала Руби, врываясь в библиотеку, где по-прежнему сидела хозяйка дома. – Весь город гудит! Говорят, Яшма отрезала Сэму О’Доннеллу хозяйство, запихала ему в рот и заставила проглотить, а потом подвергла его китайской казни «тысяча ран»! Потому что он изнасиловал Анну!

– В целом все верно, Руби, – спокойно ответила Элизабет, – но слухи, конечно, преувеличивают. И в то же время не лгут. Яшма отрезала насильнику гениталии, потом отнесла их в полицейский участок и призналась в убийстве. Она убеждена, что Анна забеременела от Сэма О’Доннелла. Ты его знала?

– Лично – нет. В отеле он никогда не напивался, да и вообще не пил, если верить людям. Теодора Дженкинс убита горем: он красил ей дом, она готова поверить, что он святой. Твердит, что Сэм никак не мог изнасиловать Анну. Послушать ее, так он истинный джентльмен – в чужой дом не заходил даже вымыть руки. И священник вторит ей, даже готов поручиться, что Сэм О’Доннелл порядочный и ни в чем не повинный человек.

В спешке Руби не успела причесаться и не удосужилась влезть в корсет. «Если бы я не знала, какая она на самом деле милая, – рассеянно думала Элизабет, – я сочла бы ее развратной сплетницей, молодящейся старухой».

– Значит, наши беды только начинаются, – произнесла она вслух.

– В городе раскол, Элизабет. Рудокопы и их жены на стороне Яшмы, а все старые девы, вдовы и церковники – на стороне Сэма О’Доннелла. Рабочие с завода и мастерских еще не определились. Но не все забыли, как Сэм пытался организовать забастовку в прошлом июле или августе. – Руби устало потерла щеку трясущейся ладонью. – Элизабет, скажи мне, что Яшма убила виновного!

– Я убеждена в этом – потому что знаю, как пристально Яшма наблюдала за Анной. О каждом слове, взгляде, жесте Анны Яшма способна рассказать целые истории.

И она заговорила о собаке, история с которой помогла Яшме найти убийцу.

– Судью этим не впечатлить, – заметила Руби.

– Да. Сержант Туэйтс – на редкость добрый человек, Руби! – порекомендовал мне сразу обратиться к юристам, а я даже не знаю фамилии адвоката Александра. Или мне нужен поверенный? А может, барристер? Скажи, юридические конторы берутся за любые дела?

– Предоставь это мне, – решила Руби, радуясь возможности заняться делом. – Конечно, Александру я все сообщу – он сейчас осматривает золотой рудник на Цейлоне. И поручу юристам «Апокалипсиса» подыскать защитников для Яшмы. – Она остановилась на пороге: – Если власти решат, что местный судья будет предубежден против Яшмы, несчастную девчонку могут отправить в Сидней. А по-моему, сиднейский судья – это куда как хуже. – Она фыркнула. – Впрочем, я тоже предубеждена.

Известие застало Нелл на складе взрывчатых веществ, возле ящиков с динамитом. Терпения, чтобы дождаться вагона, ей не хватило, и она бросилась домой бегом по извилистой тропе. Все горе и ужас, от которых привычно отгородилась Элизабет, обрушились на ее старшую дочь. Нелл чувствовала, как катятся по лицу слезы, промывают чистые дорожки на запыленных щеках. Грудь под замасленным комбинезоном высоко вздымалась от волнения.

– Нет, это неправда! – воскликнула Нелл, дослушав мать. – Такого просто не может быть!

– Ты о чем? – уточнила Элизабет. – О том, что Яшма убила Сэма О’Доннелла или что Сэм обесчестил Анну?

– Неужели ты ничего не чувствуешь, мама? Или ты утратила способность чувствовать? Ты сидишь, как манекен в витрине модной лавки: леди Кинросс собственной персоной! А мне Яшма как сестра! И, Бог свидетель, Крылышко Бабочки мне больше мать, чем ты! Моя сестра призналась в убийстве – как вы могли допустить такое, леди Кинросс? Почему не зажали ей рот ладонью, раз уж не смогли иначе заставить молчать? Ты позволила ей во всем сознаться! Или ты не понимаешь, что это означает? Ее вообще не будут судить! Судят только тех, чья вина не доказана. Вот в чем заключается работа судьи. А человеку, который признался в содеянном и не желает отказываться от своих признаний, просто выносят приговор! – Нелл круто повернулась. – Я в полицейский участок, к Яшме. Она должна взять свои слова обратно! Если не возьмет, ее повесят.

Элизабет выслушала ее, уловила ненависть – нет, скорее, неприязнь – в голосе дочери, задумалась и признала, что в жестоких словах Нелл заключена истина. «Кто-то закупорил бутылку, где хранятся мой дух и моя душа, причем закупорил навечно. Я сгорю в аду – и поделом мне. Я никудышная жена и мать».

– Знаешь что? – сказала она вслед Нелл. – Сначала умойся и надень платье.

Но отказываться от признания Яшма не пожелала. Сержанту Стенли Туэйтсу и в голову не пришло бы запретить мисс Нелл свидание с узницей, поэтому Нелл проводили в камеру, предназначенную для опасных преступников и отделенную от полудюжины камер, куда сажали буянов и мелких воришек.

– Яшма, они тебя повесят! – выкрикнула Нелл и снова расплакалась.

– Пусть вешают, мисс Нелл, – добродушно откликнулась Яшма. – Ведь я уже убила насильца Анны.

– Насильника, – машинально поправила Нелл.

– Он погубил мою малютку Анну, он должен был умереть. Никто и ничем не смог бы помочь, Нелл. Мой долг – убить его.