Колін Маккалоу - Прикосновение

– Я хотел бы получить письма мисс Вон, – обратился Александр к надзирателю.

– Да, пойдемте под крышу, – закивал тот. – Хотите прочесть их?

– Нет, сжечь – чтобы их никто не прочел. Они предназначались только для мисс Вон. Надеюсь, вы мне поможете? Мне не хотелось бы увидеть их опубликованными в газете.

Надзиратель почувствовал, что в бархатной перчатке спрятан стальной кулак, и мгновенно отказался от своих тайных замыслов.

– Конечно, сэр Александр, само собой! – сочувственно отозвался он. – Не хотите ли обсушиться? У меня в гостиной растоплен камин. Чашку чаю, пока не принесли письма?

К учебе в Сиднейском университете Нелл приступила в марте 1892 года, в нежном шестнадцатилетнем возрасте. Александр сделал для дочери все, что смог. Инженерный факультет размещался в одноэтажном белом здании – временном, но достаточно просторном и потому пригодном для занятий, пока не будет построено постоянное помещение факультета. Временный корпус был обращен к Парраматта-роуд, перед зданием росли помидоры. Не считая нужным прибегать к изощренным уловкам, Александр просто объявил декану, профессору Уильяму Уоррену, что готов внести солидную сумму на строительство нового здания, но лишь в том случае, если преподаватели не станут третировать его дочь и ее товарищей-китайцев. С упавшим сердцем профессор Уоррен заверил, что к Нелл, У Цзину, Чань Миню и Лу Чжи будут относиться так же, как ко всем остальным студентам, но только не прощать им неуспеваемость, боже упаси.

Александр усмехнулся и приподнял надломленные брови.

– Профессор, вскоре вы сами убедитесь, что завышать оценки ни моей дочери, ни китайцам не понадобится. Они будут гордостью факультета.

Для своих подопечных Александр купил пять домиков с террасами на углу Глиб и Парраматта-роуд, а затем пробил в стенах между домами двери, таким образом соединив их. Каждый из пяти студентов (в том числе и Донни Уилкинс) получил собственную квартиру, а на чердаках разместились слуги. Конечно, вместе с Нелл в Сидней отправилась и Крылышко Бабочки.

В первую же неделю знакомства девушка-студентка столкнулась с негодованием будущих однокашников. Поначалу двадцать с лишним старших студентов даже взбунтовались, но разъяренная делегация вернулась от профессора Уоррена ни с чем.

– В таком случае, – заявил Роджер Доумен, которому в конце года предстояло получить диплом бакалавра, – мы сами выживем ее отсюда. – И он состроил угрожающую гримасу. – И китаез тоже.

Повсюду Нелл сопровождало улюлюканье и шипение, ее работе в лабораториях умышленно мешали, ее записи крали и уничтожали, ее учебники куда-то исчезали. Но ничто не смущало Нелл, которая вскоре доказала на занятиях, что у нее есть голова на плечах, а кроме того, ум, знания, способности и опыт. Если во время недели знакомства мужчины факультета думали, что ненавидят ее, эта ненависть не шла ни в какое сравнение с чувствами, которые испытали белые студенты, когда Нелл принялась намеренно высмеивать и унижать их перед профессором Уорреном и остальными преподавателями. Ей доставляло едкое наслаждение отыскивать ошибки в чужих вычислениях, доказывать ошибочность чужих выводов и давать понять, что в отличие от нее ее однокашники не представляют, с какой стороны подойти к паровому двигателю. Но сильнее всего унижало белых студентов явное превосходство китайцев.

Сокрушительный удар по мужскому чувству превосходства Нелл нанесла, вторгнувшись в факультетские уборные, размещенные в отдельном здании и никогда не предназначавшиеся для женщин. Поначалу посетители уборных при виде ее разбегались, но потом Доумен и его сторонники изменили тактику: с вызывающим видом демонстрировали гениталии, испражнялись перед Нелл на пол, пачкали кабинки, срывали двери с петель.

Увы, Нелл не желала играть по правилам и вести себя, как подобает женщине. Вместо того чтобы рыдать и убегать, она платила той же монетой. Потрясающий пенисом Доумен получил моральную оплеуху такой силы, что едва выстоял. Замечания Нелл по поводу размеров пенисов – неужели для нее нет ничего святого? – были настолько язвительны, что вскоре посетители уборных при виде соученицы начали спешно прятать хозяйство. Проблему испражнений Нелл решила не церемонясь: обратилась напрямую к профессору Уоррену и устроила ему экскурсию по уборным.

– Дура! Напрашиваешься, чтобы тебя трахнули? – процедил Доумен, столкнувшись с Нелл нос к носу вскоре после того, как студентов заставили драить уборные и пригрозили, что в случае несоблюдения порядка так будет и впредь.

Но ни смысл вопроса, ни тон, ни лексика не произвели на Нелл ни малейшего впечатления. Смерив старшекурсника пренебрежительным взглядом, она изрекла:

– Да тебе и корову не трахнуть, Роджер. Беги отсоси у кого-нибудь, извращенец.

– Блядь! – не выдержал он.

– А ты педрила, – не осталась в долгу Нелл, в глазах которой плясали огоньки.

Вскоре стало ясно, что грубой силой Нелл Кинросс с факультета не выжить: эта дрянь бранилась, как портовый грузчик, и в стремлении отомстить не ведала жалости. Правил игры она не признавала и не пользовалась девчоночьими уловками.

Через месяц после начала занятий студенты сговорились избить Нелл и китайцев. План был тщательно продуман: было решено дождаться, когда все четверо двинутся домой по пустынной дорожке среди деревьев – позднее на этом месте раскинулся университетский стадион. Единственное затруднение представлял белый Донни Уилкинс, но в конце концов заговорщики решили, что и его не мешает проучить – пусть впредь знает, с кем водить дружбу. Двенадцать самых сильных студентов вооружились крикетными молотками и мешками с песком, Доумен прихватил конский бич: после победы он намеревался хорошенько отхлестать мисс Нелл Кинросс.

Но триумфа не вышло. Нелл, Донни и три китайца отразили нападение, как… как…

Как вращающиеся дервиши – только это сравнение и смог придумать Роджер Доумен, зализывая раны.

Все пятеро лягались, наносили удары ребрами ладоней, с легкостью выбивали из рук противников молотки и мешки, взмывали в воздух, переворачивались и приземлялись на ноги, выворачивали из гнезд плечевые суставы, даже сломали пару рук.

– Видал, Роджер? – заявила даже не запыхавшаяся Нелл, когда за несколько секунд бой был кончен. – Лучше не лезь к нам. Как инженер, ты гроша ломаного не стоишь. Смотри, стоит моему отцу шевельнуть пальцем – и никто в Австралии не даст тебе работу.

И это было самое страшное. Языкатая сучка имела власть и не гнушалась пользоваться ею.

К тому времени, как первокурсников отправили на практику в промышленные районы Сиднея, борьба студентов с затесавшейся в их ряды девчонкой скончалась постыдной смертью, а Нелл Кинросс прославилась на всех факультетах университета – от гуманитарного до медицинского. Когда она явилась на практику в замасленном мужском комбинезоне, никто и пикнуть не посмел. Даже ошеломленный профессор Уоррен – подобно большинству преподавателей не сторонник обучения женщин инженерному делу – был вынужден признать, что некоторые дамы и вправду слишком сильны духом и телом, чтобы подчиняться традиционным условностям. И кроме того, Нелл оказалась самой талантливой ученицей, какую он когда-либо видел, а ее математическими способностями профессор искренне восхищался.

Простительно было бы предположить, что Нелл ждет судьба героини, предводительницы крохотной горсточки воинствующих студенток, добивающихся права голоса и остальных прав для женщин. Но и этого не произошло – главным образом потому, что, отстояв свое право учиться, Нелл Кинросс не проявила никакого интереса к однокашницам, преимущественно студенткам гуманитарного факультета. Всем существом принадлежа к миру мужчин, Нелл считала женщин невыносимо скучными – даже феминисток, как они себя называли, требования которых были вполне законными.

В первый год учебы Нелл экономический спад обострился, а это означало, что кое-кому из будущих инженеров придется считать каждое пенни, постоянно бояться, что у родителей не хватит средств оплачивать учебу, или сочетать и без того непростой труд студента с подработками. После разговора с Нелл ее отец предложил стипендии тем студентам, которым оставалось лишь бросить университет. Но разумеется, благодарности не дождался. Приняв стипендии, однокашники возненавидели Нелл еще сильнее – за ее связи, причастность к сильным мира сего и власть.

– Это несправедливо! – возмущался Донни Уилкинс. – Им следовало бы на коленях благодарить тебя, а они снова шипят тебе вслед.

– Я первопроходец, – невозмутимо ответила несгибаемая Нелл. – Я женщина в мужском мире, и всем ясно, что я тонкий конец клина. Если я удержусь здесь, им уже никогда не отделаться от женщин, даже если у тех нет отца по имени сэр Александр Кинросс. – Она довольно засмеялась. – Когда-нибудь на факультете придется построить и женские уборные, Донни. А это будет означать, что сопротивление подавлено.

На практических занятиях студентам полагалось приобретать технические навыки непосредственно в мастерских. Учебники и теория – это одно дело, но профессор Уоррен придерживался принципа, что инженер должен уметь варить металл, паять, обрабатывать медь, а горный инженер – уметь работать в забое, взрывать, бурить и участвовать во всех стадиях получения конечного продукта, будь то уголь, золото, медь или другие ископаемые и вещества. На первом курсе горных инженеров в шахты не пускали, практические занятия проводили в мастерских при литейных и других цехах.

Когда речь зашла о Нелл, владельцев предприятия пришлось заранее ставить в известность и просить у них разрешение на прохождение практики. Получить такое разрешение было нетрудно на предприятиях, сотрудничающих с компанией «Апокалипсис», но в остальных случаях почти невозможно. Но это не останавливало Нелл, которая в конце первого года обучения пожелала пройти практику на заводе в юго-западном районе Сиднея, где изготавливали буры новой конструкции, обещающей произвести революцию в разработке твердых скальных пород. Поскольку компания «Апокалипсис» входила в число покупателей усовершенствованных буров, Нелл получила разрешение, однако ее предупредили, что рабочие, в основном члены профсоюза, не пустят женщину даже на порог цеха, а тем более не дадут приблизиться к машинам.

Обращаться за помощью к сэру Александру Кинроссу в этом случае было бессмысленно, и Нелл решила действовать своими силами. Первым делом она обратилась к цеховому старосте, который служил связующим звеном между рабочими и профсоюзом. Встреча прошла бурно, но совсем не так, как предполагал староста, рассчитывающий обратить в бегство плачущую капиталистическую сучку. Этот фанатик шотландец из Глазго ненавидел сэра Александра Кинросса, считал его предателем своего класса и поклялся в присутствии Нелл, что женщина попадет в цех только через его труп. Но вместо рыданий ему пришлось выслушать вопросы, ответов на которые он не знал, а когда раздосадованный староста обругал Нелл, она ответила ему не менее хлесткой бранью.

– Она хуже, чем женщина! – возмущался староста в кругу закадычных друзей, когда Нелл ушла. – Это мужчина в женской одежде.

И что же дальше? Нелл задумалась, решив выиграть любой ценой. Старый козел! В цеховые старосты лезли самые ленивые и никчемные члены профсоюза, которые больше ни на что не годились. Близость к профсоюзам служила им защитой и избавляла от тяжелой работы. «Ну, Энгус Робертсон, держись! Ты все равно проиграешь».

После внимательного изучения таких изданий рабочей партии, как газета «Лейбор», Нелл наметила следующий шаг: заручиться помощью местного члена Законодательного собрания, признанного республиканца и социалиста. Его звали Бэда Талгарт.

Бэда Талгарт! А ведь она с ним знакома! По крайней мере, поправила себя Нелл, однажды они обедали вместе в Кинроссе. И она отправилась в кабинет Бэды на Макуори-стрит, но аудиенции не удостоилась, поскольку не принадлежала ни к избирателям Бэды, ни к рабочему движению. Секретарь, который служил не только у Бэды, но и у других рядовых членов Законодательного собрания, жилистый коротышка, высмеял Нелл и посоветовал ее отправляться домой да рожать детей, как положено женщине.

Благодаря поискам в библиотеке парламента Нелл выяснила, что Бэда Талгарт, неженатый профессиональный углекоп, родился 12 мая 1865 года и живет в Арнклиффе. Этот малонаселенный рабочий пригород был удален от Ботани-Бей, но находился недалеко от завода, изготавливающего буры. Если встретиться с Бэдой на службе невозможно, придется навестить его дома, решила Нелл. Он занимал коттедж, сложенный из песчаника еще в эпоху переселения каторжников; дом стоял на запущенном участке земли площадью в акр.

Широкими шагами подойдя к облупившейся входной двери, Нелл взялась за молоток и громко постучала, но ответа не дождалась. Предприняв еще одну попытку и подождав минут десять, она обошла дом со всех сторон, осмотрела засаленные занавески, стекла в немытых окнах и переполненный мусорный бак у задней двери, поморщилась от тошнотворной вони, исходящей со стороны выгребной ямы в конце замусоренного двора.