Колін Маккалоу - Прикосновение

— Сними ночную рубашку. Кожа должна чувствовать кожу.

Он не сомневался, что одной мысли о соприкосновении обнаженных тел хватит, чтобы высечь искру желания, — ведь на него эта мысль действовала безотказно. Но ничего не произошло. Долг, который следовало стоически выполнять, остался долгом. И Александр понял: Элизабет не только не любит его, но и никогда не полюбит. Он ее крест.

Именно поэтому с Руби Александр не порвал, а это повлекло за собой новые осложнения: теперь отношения с ней приходилось держать в тайне. Если позволить Элизабет разгуливать по городу одной, какая-нибудь мстительная злопыхательница выложит ей всю подноготную, а может, и Руби придет в голову познакомиться с соперницей. Ибо Руби играючи разобралась, что к чему, едва Александр вернулся в Кинросс, и сообразила, что теперь он от нее никуда не денется.

— Ты разлюбил меня и влюбился в свою ледышку, — злорадно пригвоздила она.

— Хуже, — угрюмо отозвался Александр. — Я влюблен сразу в двух женщин — по разным причинам и с разными целями Но если вдуматься, — продолжал он, приподнимаясь на локте, — что в этом странного? Более разных женщин, чем вы двое, в мире не найти.

— А мне откуда знать? — возразила Руби, притворяясь, что разговор ей смертельно наскучил. — Я с миссис Кинросс не знакома.

— И никогда не познакомишься, — отрезал он.

— Мешок ты с дерьмом, Александр.

Но все сомнения и терзания потеряли смысл, когда Александр узнал, что Элизабет беременна. Она понесла сразу — значит, могла нарожать целый выводок сыновей и дочерей. По одному младенцу каждые двенадцать месяцев. Достаточно, чтобы оправиться от родов и подготовиться к следующим. Пусть плотская любовь ее не прельщает, зато из нее получится прекрасная мать. «Элизабет станет королевой в моем доме», — мысленно повторял Александр. Радость побудила его рассказать жене бесславную истину о своем происхождении. Эта тайна жгла его, вертелась на кончике языка, представлялась неотъемлемой частью таинства зачатия — и неудивительно ведь зачатие самого Александра было покрыто мраком, и его мать так свято хранила свою тайну, что даже Пинкертон, случись ему взяться за это расследование, не вытянул бы ни единого слова из обитателей шотландского городишки. Александр не знал одного: что его исповедь лишь оттолкнула Элизабет, вызвала у нее недоверие и неприязнь. Он хотел навести мосты, но только обрушил край и без того широкой пропасти.

«Да, — повторял он про себя, — Элизабет будет отличной матерью и королевой этого дома. Не всякой хватило бы духу поставить на место Мэгги Саммерс и защитить Яшму и других слуг. А я и не подозревал, что творит Мэгги у меня за спиной! Но почему простолюдины вроде нее вечно относятся к китайцам как к низшей расе?

А моя жена, оказывается, считает, что я похож на дьявола. Если бы я знал! Как я не додумался!»

В следующий визит к цирюльнику Джо Скоггсу Александр сбрил бороду и усы.

Увидев голый подбородок Александра, болезненно-бледный на бронзовом от загара лице. Элизабет невольно заулыбалась.

— Вы похожи на пегого пони, — сказала она. — Спасибо, Александр.

Благодаря мисс Теодоре Дженкинс и Яшме жизнь Элизабет в Кинросс-Хаусе уже не была такой одинокой и тоскливой, как в первые дни после прибытия, и все-таки время тянулось невыносимо долго, особенно из-за вынужденного безделья. Если не считать Дьюи, приглашенных Александром на ужин, Элизабет ни с кем не виделась. На том же званом ужине Сун Чжоу очаровал ее, но блеснул таким широким кругозором и безупречным английским, что после отъезда гостей Элизабет читала почти непрерывно, пытаясь пополнить свой лексикон, научиться точно выражать мысли и хоть как-нибудь избавиться от акцента. Способностей к рисованию карандашом и акварелью у нее не обнаружилось, и Александр посоветовал ей заняться вышиванием.

— Дорогая, скоро ты будешь уже не в состоянии подолгу гулять, а рукоделие скрасит долгие дни, — сказал он, старательно стремясь проявить доброту и сочувствие, но вместе с тем прекрасно сознавая, что юная беременная жена никак не вписывается в его жизнь.

О Руби Коствен Элизабет разузнала от Яшмы. Несмотря на все опасения Яшмы и старания не переступать границы дозволенного, китаянка не сумела сохранить хладнокровие, однажды застав Элизабет в слезах после неудачной попытки вышить атласной гладью тельце бабочки. Утирая ей слезы, Яшма выпалила все, что копилось у нее на душе, а думала она прежде всего о будущем ребенке.

— О, мисс Лиззи, я всегда мечтала быть нянькой! Прошу, позвольте мне присматривать за вашим малышом! Пожалуйста! А прислуживать вам будет Жемчужина — она умирает от зависти с тех пор, как я рассказала, какая вы добрая, — настойчиво молила Яшма.

Элизабет решила поторговаться.

— При одном условии, — с непреклонными нотками в голосе сказала она, — если ты подробно расскажешь мне про эту Руби Коствен. Для начала объясни, почему ей служат только китайцы.

— Потому, что мисс Руби близко знакома с князем Суном.

— С князем?

— Да, он князь родом из Пекина. Мы, все его подданные, — мандаринцы, а не кантонцы. — Яшма вздохнула, всплеснув нежными руками. — Как он красив, мисс Лиззи! Вы же видели, он приезжал к вам на ужин. Знатный господин. Два года назад я надеялась, что он возьмет меня в наложницы, но ему больше понравилась моя сестра Розовая Птичка.

— В наложницы? Я встречала это слово в Библии, но никто так и не объяснил мне, что оно значит. Что такое «наложница»?

— Женщина, которая принадлежит мужчине, но недостаточно знатна, чтобы он взял ее в жены.

— А-а-а… Так вот какое знакомство мисс Руби водит с князем Суном! Она тоже его наложница?

Яшма захихикала:

— О нет, мисс Лиззи, нет! Теперь мисс Руби — хозяйка отеля «Кинросс», но раньше она держала постоялый двор в Хилл-Энде, и князь Сун тоже там бывал. У них есть сын Ли.

— Значит, мисс Руби — одна из жен князя Суна.

Яшма развеселилась еще пуще.

— Нет-нет, что вы, мисс Лиззи! Мисс Руби никогда не была ничьей женой или наложницей. Она из Сиднея, но ее семья перебралась на прииски, когда она еще была ребенком. В Хилл-Энде ее постоялый двор пользовался дурной славой. Она не китаянка, но курит черные тонкие сигары и изрыгает дым, как дракон.

«Та женщина у отеля «Кинросс»! И я подумала то же самое — что она изрыгает дым, как дракон. Такая красивая, смелая, надменная. И у нее ребенок от китайского князя».

— А где ее сын, Яшма? Здесь, в Кинроссе?

— Ли учится в школе для богачей в Англии. Мисс Руби воспитала его как англичанина и дала ему фамилию Коствен.

— Сколько лет Ли?

Яшма сосредоточенно нахмурилась.

— Точно не знаю, мисс Лиззи. Кажется, одиннадцать.

— И мисс Руби по-прежнему… близка с князем Суном?

— Они просто друзья.

Игла упала на пол, Элизабет резко оттолкнула пяльцы — невозможная скучища это вышивание!

— А теперь отвечай, Яшма: кем мисс Руби приходится мистеру Александру? С ним она тоже дружит?

— Э-э… наверное.

— Они были любовниками?

— Кажется, да.

— Они до сих пор любовники?

— Умоляю вас, мисс Лиззи! Мисс Руби пригрозила перерезать мне горло бритвой, если я буду распускать сплетни, а она еще и не то может!

Элизабет схватила ножницы для рукоделия:

— А если не ответишь мне сейчас же, я перережу тебе горло ножницами. Будет гораздо больнее, чем бритвой, но я это сделаю, можешь мне поверить!

— Что вы такое говорите, мисс Лиззи? Я не понимаю ни слова!

— Чепуха! Я каждый день учусь говорить правильно, а ты понимала меня с самого начала. Хватит юлить, Яшма, выкладывай всю правду. Или умрешь.

— Они стали любовниками еще три года назад, когда мистер Александр только приехал в Хилл-Энд, — зачастила перепуганная Яшма. — А потом мисс Руби переселилась сюда и построила новый отель. Содержать дурной дом он бы ей не позволил, да ей и ни к чему — она партнер компании «Апокалипсис».

— Она блудница. Она торгует своим телом, — бесстрастно произнесла Элизабет. — Она ниже тех, кто пресмыкается в грязи.

— Нет, мисс Лиззи, она не блудница! — в ужасе воскликнула Яшма. — И своим телом она никогда не торговала! Она платила девушкам, а те продавали себя! А я слышала, что у мисс Руби было всего два любовника — князь Сун и мистер Александр. Мой отец Сэм Вон служит у нее поваром. — По лицу Яшмы промелькнула тень сомнения. — Правда, сейчас она называет папу шеф-поваром, а что это такое — не знаю. Но ему нравится, ему теперь платят вдвое больше.

— Значит, она еще хуже, чем просто блудница. Она наживается, торгуя живыми людьми, — с каменным лицом заключила Элизабет. — И мой муж до сих пор путается с ней?

Яшма наконец опомнилась, разразилась слезами и убежала.

Элизабет отшвырнула пяльцы так, что те лопнули, вскочила, подбежала к окну и уставилась на сад сквозь красную пелену бешенства.

«Так вот почему он не пускает меня в Кинросс! Чтобы я случайно не столкнулась с его любовницей. Или чтобы она не пристала ко мне, это гнусное существо без гордости и чести, без малейшего представления о приличиях. Да, он не допустит, чтобы горожане увидели эту встречу! Среди них слишком много его работников. Так я и думала. Александр похож на шведское бюро: под крышкой — десятки ящичков и ящиков, и в каждом свое. На ящичке для любовницы — ярлык «Руби Коствен». На ящичке для жены — мое имя. Как много нового я узнала с тех пор, как покинула Шотландию! Здесь, за океаном, даже шестнадцатилетние девчонки знают, что у мужчин есть любовницы. Да и Библия об этом не умалчивает: стоит вспомнить Давида и Вирсавию, которая его совратила!»

Александр предупредил, что этим вечером приедет к ужину пораньше, так, словно пообещал ей подарок. Элизабет переоделась в новое платье из Сиднея — шелковое, темно-бордовое с лиловым отливом, вырезанное на груди до неприличия глубоко. Яшма прислала Жемчужину помочь хозяйке одеться и уложить волосы: плутовка не желала, чтобы из нее и впредь вырывали сведения силой. Жемчужина сама застегнула на шее Элизабет гранатовое ожерелье и вдела серьги в уши. Бриллиант в кольце будто вбирал в себя весь свет и отражал его россыпью радужных лучей. Элизабет уже знала, что гранаты — недорогие камни, но любила их, тем более что выбрала сама — в ответ на предложение мужа купить ей рубиновое ожерелье. Уже в то время внутренний голос предостерегал ее от всего, что напоминало имя Руби.

— Дорогая, ты великолепно выглядишь, — заявил Александр, подбородок и верхняя губа которого уже покрылись ровным загаром и теперь не выделялись на лице. Элизабет была убеждена, что чисто выбритый он особенно привлекателен, и гадала, почему мужчины носят усы и бороды, если у них нет изъянов, которые надо скрывать. — Выпьем хересу перед ужином? — светски осведомился он.

— Благодарю, с удовольствием. — сдержанно отозвалась Элизабет.

Он вдруг нахмурился.

— А надо ли? Тебе, в твоем положении? — Это прозвучало так, словно Элизабет страдала запоями.

— Думаю, все хорошо в меру.

— Верно. — Но ее стакан Александр наполнил выдержанным амонтильядо только наполовину.

Элизабет залпом осушила стакан и со стуком поставила его на низкий столик между ними.

— Еще, пожалуйста.

— Еще?

— Да, немного! Не жадничай, Александр.

Он посмотрел на нее изумленно, будто она укусила его, потом пожал плечами и налил в стакан хереса ровно столько же, сколько и в первый раз.

— Больше не получишь ни капли, так что пей понемножку Что у тебя стряслось?

Элизабет глубоко вздохнула и уставилась ему в глаза.

— Я выяснила, кто такая эта Руби Коствен. Твоя любовница и содержательница притона. А ты все равно похож на дьявола, Александр, потому что такой же двуличный.

— И какая же птичка тебе все это напела? — сдерживая гнев, спросил он.

— А какая разница? Рано или поздно какая-нибудь птичка да проговорилась бы. Гнусное, омерзительное положение! Ты содержишь любовницу в долине, а жену — на горе, и эти двое никогда не встретятся! Если она Клеопатра, Медуза, и я забыла, кто еще, кто же тогда я?

— Шило в заднице! — рявкнул он.

Элизабет нервно затеребила складки юбки на коленях, наклонив голову и полностью сосредоточившись на своем снятии.

— При всей моей наивности я тебя понимаю, Александр Тебе нужны наследники от женщины с безупречной репутацией, а репутация Руби уже безнадежно запятнана. Нет, я не глупа, просто еще слишком молода и неопытна. Но эти два недостатка я быстро утрачу.

— Прости, Элизабет, я погорячился.