Колін Маккалоу - Прикосновение

Затем его мысли перескочили на Ли.

«Я всегда чувствовал, что Ли — мой настоящий наследник, чувствовал с первого же дня знакомства. Значит, пора разыскать его и позвать домой. Даже если придется склонить перед ним голову и извиниться».

В Сиднее Александр и Нелл провели две недели в хлопотах. Они сумели отыскать построенный сорок лет назад дом на Глиб-Пойнт-роуд, недалеко от квартиры Нелл, и решили, что он подойдет. Сложенный из песчаника, он был достаточно просторным, чтобы вместить Анну и шестерых опекунов, а также кухарку, прачку и двух горничных. Дом стоял на участке площадью пол-акра, где Александр распорядился разбить сад, куда можно было выйти из комнат Анны.

Найти подходящих опекунов и сиделок оказалось гораздо труднее. Александр и Нелл беседовали с ними вместе, Нелл даже принюхивалась к каждой кандидатке и убеждала отца, что запах гвоздики не менее важен, чем вонь перегара.

— Гвоздику жуют наши студенты перед лекциями, чтобы перебить запах перегара после веселой ночи, — объясняла она.

Александру пришлась по душе улыбчивая, по-матерински добродушная женщина. Ее он и предлагал назначить старшей опекуншей, в то время как Нелл предлагала строгую даму с густой порослью на подбородке и очками на крючковатом носу.

— Это же линкор под парусами! — возражал Александр. — Дракон!

— Верно, папа, но нам нужен человек, умеющий брать на себя ответственность. Пусть улыбчивая опекунша заботится об Анне и хлопочет над ней, а строгая — следит, чтобы Анна вела себя прилично. Мисс Харботтл — порядочная женщина, она не станет злоупотреблять своей властью, хоть и вправду могла бы командовать боевым кораблем. Или поддерживать порядок в логове дракона.

В апреле, когда все было готово, усыпленную снотворным Анну перевезли из Кинросса в новый дом на Глиб. От слез не удержались только Элизабет, Руби и миссис Сертис. Долли слишком пристально изучала новый мир, Александр снова укатил за границу, а Нелл вернулась в университет, изучать инженерное дело.

Год, проведенный в Бирме, принес Ли рубины и звездные сапфиры, а также открытие, что и здесь нефть поднимается на поверхность земли. Однако после трудной перевозки нефти с гор в глиняных сосудах из нее делали только керосин. Год в Тибете принес не бриллианты, а духовные сокровища — более ценные, чем «Кохинор». Год, который Ли прожил у товарищей по школе Проктора в Индии, начался с поиска алмазов и продолжился разработкой месторождения в пользу подданных махараджи. Добыча железа из чрезвычайно богатых рудных залежей производилась традиционным методом плавки, не изменившимся за целое тысячелетие; производство железа зависело от наличия древесного угля, а его не хватало, так как леса давно были вырублены. Пустив прибыли, вырученные от продажи марганца, на поиски новых методов металлургии, Ли начал ввозить уголь из Бенгалии и в буквальном смысле слова создал промышленность страны. Когда влиятельные британцы из Раджа попытались ставить ему препоны, Ли объяснил, что просто служит махарадже, а поскольку махараджа по-прежнему правит страной (пусть даже с согласия британцев), на что они жалуются? В любом случае императрица Индии получит свою долю.

После этого Ли с некоторой поспешностью перебрался в Персию, к своим самым близким друзьям по школе — Али и Хусейну, сыновьям шаха Насруддина, который восседал на троне, украшенном павлиньими перьями, уже пятьдесят лет и в 1896 году собирался отпраздновать юбилей правления.

Любопытство завело Ли в иранские горы Эльбурс — ему хотелось своими глазами увидеть природные нефтяные колодцы и ямы, о которых рассказывал Александр. Все эти месторождения сохранились, их еще никто не открыл.

Сидя верхом на арабском скакуне, положив колено на холку и покусывая ногти, Ли блуждал взглядом по окрестным горам. Он уже знал, что название «Эльбурс» европейские географы дали горной цепи на западе Персии по ошибке; настоящий Эльбурс с вечными снеговыми шапками на вершинах находился недалеко от Тегерана. А перед Ли сейчас просто горы. Безымянные.

Труба, проложенная до Персидского залива… Одна скважина на пять акров… Способ избавить Персию от ужасающих долгов и сколотить собственное состояние. Спрос на нефть постоянно растет — она нужна для изготовления смазочных масел, керосина, парафина, гудрона, по качеству превосходящего угольный, вазелина, анилиновых красителей, других химических веществ, а также в качестве топлива для двигателей нового типа. В них нефть обращалась в пар, сообщая двигателю уникальную мощность. А махараджа рассказывал, как искусственный индиго лишил Индию возможности торговать натуральными красителями…

Приняв решение, Ли вернулся в Тегеран и добился аудиенции у шаха.

— На территории Ирана находятся богатейшие месторождения нефти, — объяснил он, называя страну по примеру ее граждан и обходясь без переводчика — он уже достаточно бегло говорил на фарси. — Но местным жителям недостает знаний, чтобы воспользоваться этим богатством. В то время как я располагаю не только знаниями, но и средствами для разработки месторождений. Я хотел бы получить разрешение на разработку, пятьдесят процентов прибыли и гарантированный возврат тех сумм, которые я вложу в оборудование.

Беседовать на подобные темы на языке, в котором отсутствовали технические слова, было непросто; Али и Хусейн помогали другу, чем могли.

Помимо шаха, Ли слушал еще один человек: возможный преемник Насруддина, Музаффаруддин. Пока он занимал пост правителя Азербайджана — персидской провинции, граничащей с Кавказом, где постоянно происходили вооруженные конфликты с турками и русскими. Зная о том, как быстро разрабатываются месторождения близ Баку, источника нефти для России, Музаффаруддин живо заинтересовался разговором. И вместе с тем он боялся, как бы Иран не оттеснили в сторону выходцы из других стран, взявшись добывать принадлежащие ему природные богатства. Для близких шаха Ли был сравнительно безобидным партнером, поскольку не имел территориальных притязаний и служил лишь мамоне — такие устремления были им понятны, смириться с ними не составляло труда. Старый шах уже впал в апатию, ублаженный почестями и привилегиями, ради которых к власти зачастую стремятся люди, в чьих руках она опасна. Но Музаффаруддину едва минуло сорок, а смертельная болезнь, уже поразившая его, еще не развилась. Больше всего его тревожили не турки, а русские, жаждущие заполучить выход к открытому морю, но при этом не вести борьбу с иностранным флотом или армией. В списке их целей Иран значился на одном из первых мест.

Потратив несколько месяцев на переговоры и торг, Ли Коствен получил право добывать нефть на западе Персии, на территории около 250 тысяч квадратных миль. Предстояло основать нефтяную компанию «Пикок ойл», а для этого нанять в Америке вечно недовольных нефтяников, закупать буровые установки, где вода под давлением прокачивалась по стволу до зубчатых вращающихся буров, позаботиться о паровых двигателях, приводящих эти установки в движение.

Среди многочисленных затруднений Ли технический характер имели лишь некоторые. Ему пришлось привыкать путешествовать в сопровождении вооруженного батальона, так как в горах хозяйничали свободолюбивые племена, не признававшие власть Тегерана; из-за высоты над уровнем моря прокладка любой, даже самой простой трассы превращалась в кошмарный сон; железные дороги практически отсутствовали, и самое худшее — в стране ощущалась острая нехватка топлива, угля и дерева.

Поразмыслив, Ли решил выбрать стратегию, наиболее целесообразную и эффективную в подобных обстоятельствах Первые скважины он пробурил в Луристане, где железная дорога соединяла город Лур с Персидским заливом, а в окрестностях Лура добывали уголь. Вскоре Ли убедился, что его бурильщики печенкой чуют нефть и располагают богатым опытом, а сам он умел слушать и на практике применять знания геологии, оправдывая полученную в Эдинбурге степень. О трубопроводе Ли не мог и мечтать, но нефть было решено перевозить в железнодорожных цистернах. В Персидском заливе хозяйничали британцы, считая его своей собственностью. Портовые сооружения были примитивными, морские танкеры — считанными. Но Ли понимал, что с каждым годом затраты на добычу и перевозку нефти будут все более оправданными, и потому яростно боролся за благополучие компании «Пикок ойл». К счастью, казна шаха настолько оскудела, что вернуть долг, десять тысяч фунтов, ему было просто нечем.

В 1896 году старый шах Насруддин был убит за несколько дней до пятидесятой годовщины правления; его убийца, простолюдин Керман, сознался, что действовал по приказу шейха Кемалуддина, любимца покойного шаха. Кемалуддин вознаградил правителя за доброту подстрекательством народа к бунту, а затем сбежал в Константинополь. Убийцу повесили, Кемалуддина по соглашению с властями Константинополя отправили на родину, но он умер в пути, а в Иране воцарились мир, покой и власть Музаффаруддина. Восшествие нового шаха на престол было многообещающим: он взял под свой надзор чеканку медной монеты и отменил древний налог на мясо. Между тем в стране назревали новые заговоры.

Для Ли наступило тревожное время; ему удалось добыть немного нефти и выгодно продать ее, но обещанных миллионов он так и не получил.

Не подозревая о болезни нового шаха, в 1897 году Ли решил съездить в Англию. Кинросс он покинул семь лет назад, о себе старался не напоминать, даже письма для Руби отдавал кому-нибудь с просьбой отправить из любого европейского города, и в письмах о своем местонахождении не распространялся. Поэтому и Александр никак не мог найти Ли — по одной простой причине: Александру и в голову не приходило, что Ли занят добычей нефти в Персии. После отъезда из Индии он стал человеком-невидимкой.

Ли повсюду возил с собой только два предмета, напоминавших о Кинроссе: фотографии Элизабет и Руби. Мать прислала их, когда он еще был в Индии, вместе со снимком Нелл, но почему-то Ли было неприятно смотреть на лицо, так похожее на лицо Александра, и третью фотографию он сжег. Сделанные в 1893 году, через три года после отъезда Ли, снимки потрясли его: потому, что Руби сильно постарела, а Элизабет ничуть не изменилась. Как мушка, застывшая в янтаре, подумалось ему — не завершенная, а замершая жизнь. Боль была застарелой, неопределенной. Поэтому Ли не расставался со снимком, но смотрел на него нечасто.

Мистер Модлинг наконец вышел-таки в отставку, а его место занял любезный и сведущий джентльмен, мистер Огастус Торнли.

— Сколько денег у меня осталось? — спросил его Ли.

Огастус Торнли с любопытством разглядывал его. В Английском банке наизусть знали историю первого появления Александра Кинросса: с ящиком для инструментов, в замшевых одеяниях, поношенной шляпе. А вот и продолжение, думал банкир. Гладкая кожа оттенка светлого дуба, чудная косица, темные брови — и странные светлые глаза. Ли был одет почти так же, как сэр Александр во времена странствий, за вычетом шляпы; расстегнутая куртка обнажала грудь — почти такую же загорелую, как лицо. Но выговор посетителя был изысканным, а манеры — безупречными.

— Примерно полмиллиона фунтов стерлингов, сэр.

Тонкие черные брови взлетели вверх, ослепительно белые зубы блеснули в улыбке.

— Добрый старый «Апокалипсис»! — усмехнулся Ли. — Слава Богу. Возможно, я единственный акционер компании, который не кладет деньги на счет, а снимает.

— В некотором смысле — да, доктор Коствен. На ваше имя регулярно поступают денежные перечисления из компании. — Мистер Торнли наконец решился: — Позвольте узнать, куда вы вкладываете средства?

— В добычу нефти, — коротко отозвался Ли.

— А-а! Перспективное направление, сэр. Все только и говорят, что скоро безлошадные экипажи заменят кареты, а это значит, что кузнецы, коновалы и коннозаводчики останутся не удел.

— Не говоря уже о шорниках.

— Верно.

Так они беседовали, пока кассир не принес Ли запрошенную сумму. Мистер Торнли лично проводил клиента до двери.

— Вы разминулись с сэром Александром, — на прощание сообщил он.

— Он в Лондоне?

— Да, доктор Коствен, в «Савое».

«Да или нет? — гадал Ли, садясь в кеб. — Черт, а почему бы и нет?»

— Стрэнд, отель «Савой», — распорядился он.

Не найдя в карманах мелочи, Ли расплатился с возницей золотым совереном, который тот молниеносно сунул в карман, якобы приняв за шиллинг. Но этот маленький спектакль прошел для Ли незамеченным. Войдя в отель, он спросил номер у холеного служащего в ливрее, который степенно вышагивал по вестибюлю.

«Только этого нам не хватало! — озадачился швейцар. — Как бы потактичнее объяснить этому странному малому, что номера у нас ему не по карману?»