Стоя возле стола с огромным серебряным канделябром в гостиной каменного особняка леди Эпплдор, Джулия беседовала с мужчиной, одетым в маскарадный костюм. Поправляя сделанные из коричневого фетра оленьи рога на голове, Лоуренс открыл свое лицо.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я в состоянии увезти тебя в любое место в мире, куда ты пожелаешь поехать!

– Ты разбиваешь мне сердце, говоря такие вещи и зная, что мы не можем пожениться, – печально ответила Джулия, плотнее запахивая домино на своей груди и надевая капюшон. Она была уверена, что, несмотря на полумаску, почти все, кто находился сейчас в элегантной квадратной гостиной, узнали и ее, и Лоуренса. Ужасные слухи о них ходили уже по всему дому.

– Твое сердце разрывается, потому что теперь ты веришь, что я богат? – поддразнил он ее шепотом.

– Я уже говорила тебе однажды, что не придаю значения таким вещам…

– …Только комфорту, который можно иметь за хорошую коллекцию денежных знаков.

Джулия улыбнулась, но чувствовала болезненную печаль в своем сердце. Ей нравилось, когда Лоуренс дразнил ее за недостатки, хотя не осуждал их.

– Как жена Эверарда, – ответила она, помолчав и махнув рукой, – не сомневаюсь, что я буду окружена достаточным комфортом.

Лоуренс не ответил ей сразу, но после короткого молчания попросил:

– Разорви свою помолвку, Джулия. Ты должна. Он любит Диану, а ты любишь меня. Ты знаешь, что это правда! Тебе надо только произнести несколько слов, и все будет кончено!

– Это стало делом фамильной чести, – было все, что она смогла ответить, отходя от него.

Она поприветствовала красивую придворную даму, одетую в богатое бархатное платье алого цвета, сшитое в стиле королевы Елизаветы.

– Тетя Феб! – воскликнула она. – Как чудесно вы выглядите. Мой отец видел ваш костюм?

Она взяла предложенную тетей руку и позволила ей увести ее от смуглого набоба, которого, как она поняла с ужасающей ясностью, всегда будет отчаянно любить.

– Ты знаешь, какие ходят слухи? – спросила Феб, ее голос звучал расстроенно и печально. Она вела Джулию к южной террасе, выходящей на прекрасное озеро, по которому скользили семь великолепных лебедей. Буковая аллея по ту сторону озера поднималась на вершину округлого холма, и плотные матовые листья буков, казалось, касались звездного неба.

– Я слышала их. Вы не можете себе представить, как стараются мои дорогие друзья сообщить мне все эти слухи. Однако, признаться, я нахожу очень странным, когда мне говорят о том, что джентльмены устроили кулачный бой из-за горничной!

– Ты хочешь сказать, – начала Феб, пораженная, – что тебе сказали и такое?

Джулия кивнула.

– Я не обращаю ни малейшего внимания на такую чушь. Мне только делается страшно, когда кто-нибудь догадывается о правде, – что я люблю Лоуренса.

Феб облокотилась рукой о баллюстраду, окружающую террасу, и вздохнула.

– Ты знаешь, что я виню твоего отца. Это не первый раз, когда он разрушает две жизни, побоявшись встать на сторону любви.

Джулия взглянула на Феб и почувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

– Признаюсь, тетя Феб, вы вряд ли должны ожидать от меня, чтобы я была огорчена его решением жениться на маме. Ведь ни Дианы, ни меня не было бы здесь, чтобы наслаждаться вашим обществом. Так что это была не совсем безнадежная ошибка.

– Ты абсолютно права, – ответила Феб, немедленно кладя руку на плечо своей племянницы и быстро обнимая ее. – Благодаря тебе и твоей сестре нельзя не простить Кингзбриджа и Гвинни. Но мне хочется придушить его за то, что он не стал противостоять леди Эпплдор. Вот это совершенно непростительно!

– Вы так думаете?

Низкий голос, принадлежащий виконту, прозвучал позади них.

Дамы одновременно обернулись, и Джулия заметила, что румянец немедленно выступил на щеках ее тети. Она извинилась и отошла, хотя и не без сожаления, потому что очень хотела присутствовать при беседе, которая, она знала, должна была последовать.

Феб смотрела вслед своей племяннице, благодарная Джулии за то, что та оставила ее наедине с Кингзбриджем. Она подняла взгляд на лицо лорда, потом повернулась к нему спиной и вновь стала глядеть на грациозных лебедей, плывущих по гладкой черной поверхности воды, в которой отражался свет нескольких фонарей, расположенных на лужайке.

– Вы не одобряете меня.

– Вы знаете, что нет! – ответила Феб.

Виконт тоже подошел к баллюстраде и, поставив на нее локти, стал смотреть на лебедей.

– Вы не понимаете, – со вздохом произнес он.

– Здесь вы ошибаетесь. Я отлично все понимаю. Если вы потрудитесь вспомнить, я уже стала однажды жертвой вашей приверженности предписаниям общества. Вы женились на моей сестре, хотя любили меня.

Феб не хотела говорить так резко; она не собиралась ускорить объяснение между ними ссылкой на события прошлого. Однако, придя в ярость от нерешительности Кингзбриджа, которая вновь управляла его поступками, она больше не желала заботиться о том, ранит она или нет его чувства.

– Я любил Гвендолин, – возразил он.

– Я не говорю, что вы не любили ее. Я уверена, что так оно и было, но недостаточно – ни для того, чтобы вызвать ответную любовь, ни для того, чтобы испытывать половину того пыла, который вы испытывали во время одной лишь беседы со мной. Вы думаете, она не подозревала о нашей взаимной привязанности?

– Вы говорите чушь. Не было никакой привязанности.

Феб повернулась к нему и возразила:

– Неправда! Посмотрите мне прямо в глаза и повторите свои слова!

Лорд Кингзбридж, как будто отвечая на вызов, выпрямился во весь свой рост и посмотрел сверху вниз на Феб.

– Никогда не было привязанности между вами и мной, кроме той, которая, естественно, существует между братом и сестрой.

Феб пожала плечами и сделала маленький шаг вперед к виконту, отвечая загадочно:

– В тот год, когда родилась Диана, перед родами Гвинни, – вы помните, в моем розовом саду в Бафе? Вы помните тот случай?

Лорд Кингзбридж судорожно вздохнул.

– Я не сделал ничего, чего мог бы сейчас стыдиться или что могло бы означать ту привязанность, о которой вы говорите.

– Вы чуть не поцеловали меня! – воскликнула она. – А моя сестра носила ваше первое дитя. Как вы можете отрицать это, если по меньшей мере двадцать раз с тех пор вы смотрели на меня с таким же выражением, так же близко протягивали руки, как будто вы хотите заключить меня в свои объятия. Как вы смеете оскорблять меня, мою любовь к вам, говоря, что вы не питали ко мне никаких чувств! О, Джордж, я с вами более чем терпелива, но я скажу вам следующее: если вы разрушите жизни ваших дочерей так же, как вы разрушили мою – и Гвендолин тоже! – я с вами никогда больше не буду разговаривать! И никогда больше не протяну вам своей руки!

Она повернулась и пошла прочь, ее сердце колотилось в груди, щеки горели негодованием.

Лорд Кингзбридж смотрел, как она входит в гостиную. Как давно его сердце желало ее. Позолоченная гостиная, потолок которой был покрыт синим дамасским шелком, в центре образующим красивый круг, была уже полна людей – и все они готовы поносить и бесчестить каждого, кто даст им для этого малейший повод. Армия сплетников – как они смотрят на Феб, как вглядываются за окно в надежде обнаружить того, с кем она только что беседовала. Он презирал их всех, желал им провалиться ко всем чертям и больше всего в этот момент хотел, чтобы его дочери скорее пошли к алтарю и это ужасное дело было закончено. Он сможет вернуться в свое поместье в Девоншире, где в речке, протекающей по его угодьям, прыгает форель и пахучие цветы пышно цветут на кустах, растущих там, где он любит ловить рыбу.

Легкий ветерок прошелестел в воздухе, шепча ему в ухо предостережения.

– Вы не понимаете, – произнес он печально. – Однажды скандал уже чуть не разрушил жизни моих дочерей, и я обещаю, что никогда не позволю ему коснуться их снова.


Диана увидела, как Феб вернулась в гостиную, и заметила яркий румянец на щеках тети. Глаза ее были опущены, когда она грациозно и поспешно шла через комнату к дверям, ведущим в коридор. Она была явно расстроена, и Диана последовала за ней.

В коридоре она увидела, что Феб уже поднимается по лестнице в дальнем его конце, подняв рукой край своей алой бархатной юбки. Диана хотела тоже направиться к лестнице, но голос Эверарда остановил ее.

– Диана, – произнес он, выступая из тени слева от нее.

Она обернулась к нему, гадая, где он был и ждал ли он ее. Он был одет в черное шелковое домино и держал маску в руке, подходя к ней. Она была одета в платье Марии-Антуанетты из синей парчи, волосы ее были напудрены и собраны в сложную прическу, из-за которой ей пришлось снять маску.

– Могу я поговорить с вами? – спросил он, указывая рукой в сторону двери, ведущей в оранжерею.

Со времени несчастливого происшествия в «Милл-Инн», где ее обручили с Лоуренсом, она чувствовала со стороны Эверарда не гнев или печаль, но глубокое разочарование.

– Конечно, – ответила она, бросая быстрый взгляд через плечо и думая, какой толчок скандалу она может дать, уединившись с женихом своей сестры в оранжерее.

Она не взяла предложенную им руку, но сразу заговорила о том, что тревожило ее.

– Вы разочарованы мной, – заявила она.

Он ответил прямо:

– Да, очень.

– Прошу вас, не щадите мои чувства, – сказала она с сарказмом.

– Не стал бы, если бы думал, что это послужит моей цели. Но в данном случае это не поможет. Почему вы промолчали и позволили своему отцу и леди Эпплдор распорядиться нашим будущим?

– Потому что я не могла вынести… О, Эверард, вы не можете себе представить, что это было, когда я появилась на моем первом сезоне, как я страдала от дерзких взглядов и перешептываний всех, кто знал мою мать и… и ее бесчестье! Клянусь, я никогда больше не хочу испытать такой позор…

В ее голосе зазвучали слезы, то же чувство, что заставило ее стоять безмолвно перед леди Эпплдор, вновь овладело ею, она схватилась за горло, закрыла глаза и заставила себя сделать глубокий вдох.

– Тогда я женюсь на Джулии, – сказал Эверард и остановился, не доходя до оранжереи.

Нежный запах жасмина донесся оттуда и закружил Диану, когда она взглянула на Эверарда. Свет свечей, падавший из настенных канделябров, которые тянулись по обеим сторонам коридора, освещал его лицо золотистым светом. Острое чувство утраты потрясло ее до самых глубин души, когда она заглянула в его глаза. Он протянул ей руку и сказал просто:

– Прощайте, Диана. Желаю вам счастья. Я прошу прощения за свое участие в том событии, которое так печально закончилось для вас, меня самого, для Джулии и Лоуренса. Мы говорили с ним и оба согласились с тем, что, если вы с Джулией не хотите ничего предпринять, мы должны примириться с вашими желаниями.

Он поклонился, повернулся и пошел обратно по коридору. Они так и не вошли в оранжерею, и она с иронией подумала, что может, по крайней мере, испытать облегчение по этому поводу – зайди она туда вместе с Эверардом на виду у нескольких особ, идущих сейчас по коридору, и это вряд ли осталось бы незамеченным.

Диана взглянула вниз на свою руку в нежной атласной перчатке. Самое ужасное, подумала она, что он не стал даже протестовать. Он просто пожал ее руку и попрощался, как если бы он говорил с другом, которого никогда больше не увидит.


Леди Эпплдор – с миссис Диттишэм, с одной стороны, и леди Кловелли – с другой – с удовольствием вдохнула ароматный воздух. Она заключила пари с Марией Кловелли на огромную сумму в пятьсот гиней в начале сезона на то, что Эверард женится на Джулии Хартланд. То, что Эверард только что сказал «adieu» единственной реальной угрозе этому браку, заставило ее настроение заметно улучшиться.

– Ну что же, видите? – с триумфом воскликнула она, когда Диана прошла мимо них, чтобы вернуться в зал. – Все уладилось.

Миссис Диттишэм сказала раздраженно:

– Да, конечно. Все уладилось много недель назад.

– Ничего не уладилось, даже наполовину! – воскликнула леди Кловелли, подтягивая ремешки, которыми крепились ее ангельские крылья. Она была одета в чудесное воздушное одеяние из муслина и газа, как и подобает ангелу. Правда, она была самым толстым ангелом, которого леди Эпплдор когда-либо видела!

– Я рассчитываю получить свои пятьсот гиней на следующий день после того, как экипажи выедут за ворота церкви, Мария, – злорадно заявила леди Эпплдор, протягивая свою руку под нос виконтессы и алчно сжимая и разжимая пальцы.

Леди Кловелли оттолкнула ее руку и ответила резко:

– Вы одна из самых скупых женщин, кого я знаю, но я все еще утверждаю, что вы не одержите верх. Прежде чем клятвы будут сказаны, правда выйдет наружу!

Леди Эпплдор просто рассмеялась глупости виконтессы, заговорщицки подмигнув миссис Диттишэм, и отошла от своих подруг, чтобы подойти к Эверарду. Взяв его под руку, она в сотый раз похвалила его за выбор невесты.