Ее колючий взгляд сказал Долтону, что она в этом сомневается, а затем Джуд, зашуршав юбками, отвернулась к плите. Глядя на ее порывистое движение, Долтон подумал, что именно такой представлял ее себе: прямая осанка и гордо поднятая голова, и его губы растянулись в едва заметной улыбке – но лишь до того момента, пока следующие резкие слова Джуд не заставили их плотно сжаться.

– Вам пора собирать вещи, мистер Макензи. Все в вашей комнате, все, кроме ваших пистолетов, естественно. И я не могу сказать, что особенно грущу из-за того, что вы их лишились.

– Я очень признателен за вашу заботу о моих вещах и обо мне. – Он встал и не мог не заметить, как она отпрянула назад, как будто с возвращением зрения он стал представлять угрозу ей и всему, что ее окружало, – хотя, возможно, она и была права. – Сколько я вам должен?

– Мне помнится, мы уже обсуждали это, – был ее язвительный ответ. – Гостеприимство не имеет цены, как и христианское милосердие.

– С этим я мог бы поспорить, мисс Эймос. Но возможно, в другой раз.

– Я сомневаюсь, что, когда мы встретимся снова, будет много времени для приятных разговоров. – Она перевела взгляд на Сэмми: – Лошадь готова?

– Я привязал Фэнси у крыльца, – ответил юноша. – Можно, я помогу вам укладывать вещи, Мак?

– Ты будешь только мешать, Сэмми, – остановила его Джуд и была удивлена холодным взглядом Долтона.

– Нет, не будет. Пойдем, Сэм.

Долтон перекладывал свое имущество, грустно размышляя, почему же все-таки он чувствует себя так, словно покидает родной дом. За короткое время, возможно, из-за своей беспомощности он превратился в неотъемлемую часть дома Эймосов. И это ему нравилось. Когда он уходил, у него было чувство, что Джуд права, он не вернется их навестить, во всяком случае, по-добрососедски, даже если Джуд пригласит его, в чем он очень сомневался. Он больше не был для нее просто мужчиной, он прочел это в ее глазах, когда объявил, куда направляется, и она ясно высказала свое мнение о той жизни, которую он вел. Нет, он не мог отступить от своего обязательства ради дружеского «как поживаете?». Ему оставалось только надеяться, что его не заставят нанести визит совершенно иного рода, который доведет до конца то, что начали ночные всадники.

– Пожалуй, это все.

Все, кроме неуловимых чувств, наполнявших эту комнату, уз желания, которых он не должен был себе позволять. Мужчины его, профессии не связывают себя узами, у них нет дома, они не заводят друзей, никто с тревогой не ждет их возвращения и грустно не машет вслед – так лучше. Но как объяснить это Сэмми, который смотрит на него своими огромными, полными слез глазами?

– Но вы вернетесь, Мак, правда же?

– Посмотрим, Сэм. Я буду очень стараться. Но я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь присматривать за порядком здесь, если мне не удастся вернуться, ведь ты мужчина в этом доме.

Сэмми удивленно моргнул, словно ему никогда это не приходило в голову, а затем расправил плечи и гордо выпятил грудь.

– Конечно, Мак. Ни о чем не беспокойтесь. – А затем он жалобно вздохнул. – Но я все-таки надеюсь, что вы вернетесь.

«О, черт, – простонал Долтон в глубине души, – пора все кончать и бежать, пока дело не стало еще хуже».

Забросив на плечо сумку с вещами, он широкими шагами вышел в общую комнату и тотчас безошибочно понял что дела обстоят гораздо хуже, чем он полагал. Джуд стояла у стола, ее незнакомое лицо было мрачно нахмурено, а чудесные серые глаза влажны. Джозеф стоял рядом с ней, и его пронизывающий взгляд призывал Долтона как можно скорее дать клятву не обижать ее. Но было уже слишком поздно. Долтон вовсе не давал ей каких-либо обещаний, так что у нее не было никаких оснований ругать себя за нарушение священной клятвы. Он целовал ее, ей это нравилось; она целовала его, и это нравилось ему даже еще больше. Его руки немного попутешествовали, это правда, но она не была какой-то очаровательной девушкой, берегущей свою невинность. Или она была именно такой? Не важно, какой была она, речь шла о том, каким был он и чего он не должен был делать. Ни одна приличная женщина не имела бы дела с таким, как он, мужчиной. А Джуд Эймос была единственной порядочной и достойной женщиной из всех, кого он когда-либо знал.

– Еще раз благодарю за то, что ухаживали за мной. Я всегда готов вернуть вам долг, вы только скажите.

– Мы не станем ничего просить у вас, мистер Макензи. Доброту предлагают не ради этого.

Было ли невысказанное осуждение в этих холодно произнесенных словах? «Вероятно», – пришел к выводу Макензи, зная Джуд; она была не из тех, кто держит при себе неодобрение.

– Что ж, тем не менее я чувствую себя в долгу перед вами. И я благодарен вам, несмотря на то, что, возможно, сказал вначале. – Он улыбнулся, чтобы напомнить ей, и она коротко улыбнулась в ответ.

У этого обмена улыбками был горько-сладкий вкус, принадлежавший общему куску их прошлого. Что еще можно было сказать? Макензи направился к двери, Сэмми и Бисквит побежали следом за ним, а Джозеф и потом Джуд вышли позже, когда он уже сидел на большой темно-гнедой кобыле, которую выбрал для него Сэмми.

– Прекрасное животное, – с пониманием похлопал он лошадь по шее.

– Вы можете попросить кого-нибудь из людей Джемисона привести ее обратно. Не сомневаюсь, ваш новый хозяин захочет перекроить вас по собственному образцу.

– Никто не перекроит меня по собственному желанию, мисс Эймос, – ухмыльнулся Долтон в ответ на этот преднамеренный укус. – Вам следует помнить об этом. – Он приподнял свой стетсон, обращаясь к двоим, стоявшим на крыльце, а потом потрепал по волосам Сэмми, который стоял рядом, держа поводья.

Проглотив слезы, Сэмми выпустил поводья и отступил назад, чтобы Долтон мог развернуть животное. Макензи пустил Фэнси легким галопом, и ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы хоть один раз не оглянуться.

Глава 10

Долтон уже проскакал много миль по холмистым прериям и поросшим травой возвышенностям, но не появилось и признаков жизни. Только когда он уже начал думать, что ему еще не доводилось видеть такой унылой местности, его большая лошадь взлетела на гребень горы и перед ним открылся скотоводческий Эдем.

Стадо в несколько тысяч голов паслось под присмотром видневшихся там и тут ковбоев в широкополых шляпах, кованых гетрах и сапогах, украшенных большими мексиканскими шпорами с колесиками. Он проскакал прямо через середину стада, заработав несколько любопытных взглядов от мужчин, погонявших безмятежный скот медленными, красивыми вращениями манильской веревки. Долтон не удостоил их вниманием и, только добравшись до Свитграсса, остановился, чтобы обозреть внушительную картину.

Главное здание было кирпичным и приятно смотрелось среди аллеи из деревьев бузины, с их крепкими, искривленными стволами и сучковатыми ветвями, выстроившихся, как бригада древних рабочих, несущих последние из причудливых украшений к широкому крыльцу. Косые лучи солнца, поблескивавшие в окнах двух этажей, напомнили Макензи предупредительные вспышки оружейных выстрелов, и чем ближе он подъезжал, тем сильнее становилось это ощущение тревоги. Действительно, все здесь было огромных размеров; дома и конюшни располагались на большой территории, обнесенной высоким забором, кричавшим о богатстве и процветании. Но здесь не чувствовалось признаков теплоты или доброжелательности, а во всем сквозило только высокомерное превосходство над окружающей долиной. Не услышал он и радушного приветствия от трех мужчин, которые, ощетинившись оружием, поскакали ему навстречу.

– Куда, черт побери, вас несет? – заорал один из охранников, но Долтон, не обращая на него никакого внимания, продолжал свой путь к дому. Двое других в ожидании смотрели на своего командира, намекая тонкогубому охраннику ранчо, что лучше пропустить приезжего, а не задерживать, как он намеревался. – Эй, я к вам обращаюсь. Что за дело у вас здесь?

– Мое дело, – было все, что соизволил произнести Долтон, не глядя на них, как будто не считал, что они представляют какую-то угрозу.

Оскорбленный неуважением незнакомца, начальник пустил лошадь в галоп и резко осадил ее, так что животное остановилось перед кобылой Макензи. У Долтона не оставалось другого выбора, кроме как остановиться либо скакать прямо на них.

– Я спросил, что за дело у вас здесь?

Долтон опустил холодный взгляд синих глаз, раздраженный тем, что ему помешали.

– Мое дело куплено и хорошо оплачено вашим боссом и я полагаю, он не настолько ценит вас, чтобы обсуждать это с вами, иначе вы знали бы ответ. А теперь будьте добры освободить мне дорогу. – И он пустил кобылу вперед, заставив другую лошадь сделать крутой разворот.

Три охранника ранчо обменялись сердитыми тревожными взглядами, и один из них проворчал:

– Кем считает себя этот сукин сын?

«Тем, с кем мы не хотим иметь ничего общего», – был не произнесенный вслух ответ.

Выстроившись позади высокого незнакомца, они сопровождали его, как дворняги, до самого крыльца, и появившийся там Патрик Джемисон подтвердил их умозаключение своими первыми же укоризненными словами:

– Вы опаздываете, мистер Макензи.

– Не припомню, чтобы я точно назначил вам время, когда ожидать меня. – Остановившись, Долтон смотрел на хозяина ранчо с высоты своего седла немигающим и непримиримым взглядом, требующим ответа, который Джемисон, начав заметно нервничать, в конце концов дал.

– Хорошо, признаю, этого не было. Спускайтесь, Макензи.

– Я предпочел бы, чтобы вы впредь сохраняли слово» мистер», – с холодной медлительностью протянул он, продолжая сидеть верхом на высокой лошади, пока Джемисон не покраснел и не стал беспокойно дергаться.

– Прошу вас, спускайтесь, мистер Макензи. Мои люди проводят вас к вашему жилью.

– Прекрасное животное, – спрыгнув вниз, Долтон похлопал кобылу, – но не мое. Пусть один из этих ребят вернет его обратно на станцию «Эймос» вместе с достойной платой за прокат.

Охранники ранчо не собирались подчиняться приказам какого-то невооруженного чужака, но их хозяин бросил разговорчивому начальнику золотую монету:

– Проследи за этим, Монти.

Начальник охраны возмущенно посмотрел на высокомерного незваного гостя, который мог заставить их хозяина так грубо отправить его на лакейскую работу, а потом остановил взгляд на одном из своих подчиненных и сердито буркнул:

– Нед, проследи за этим.

Посторонившись, Джемисон жестом пригласил Долтона в дом.

– Мистер Макензи, у меня в кабинете есть бренди, который превосходно помогает смыть дорожную пыль. Монти, занеси его вещи.

– В главный дом? – недоверчиво переспросил Монти.

– Именно так я сказал. – И Джемисон подождал, пока Макензи прошед впереди него в дом.

«Что это за тип, у которого на рубахе дырка размером с Небраску, а он требует, чтобы босс называл его «мистер», и занимает комнату в главном доме, как важный гость? Черт побери, меня, начальника охраны, никогда не приглашали дальше пахнущего кожей кабинета, и то это случалось очень редко», – ворчал про себя Монти и, прищурившись, пристально всматривался в спину Макензи, удивляясь, почему это вдруг мужчина кажется ему таким знакомым. Он не мог отвлечься от своих мыслей, пока не вспомнил обстоятельства, уже сталкивавшие их.

И он надеялся, что эти обстоятельства не принесут ни чего хорошего гостю Джемисона.

Долтон бывал в достаточно шикарных домах и, войдя в кабинет Джемисона, не проявил благоговейного трепета перед богатой обстановкой. Он лениво окидывал взглядом переплеты книг на полках и головы буйволов – охотничьи трофеи, – пока хозяин дома у огромного буфета красного дерева наливал спиртное в два коньячных бокала.

– Мистер Макензи, позвольте, я немного введу вас в курс моих дел здесь. – Джемисон был необычайно взволнован присутствием известного человека у себя в доме. – Итак, для стада почти в семь с половиной тысяч голов я планирую огородить двадцать две тысячи акров на одной из территорий Вайоминга, где густая, сочная и питательная трава. Мои животные самые породистые в здешних краях, я получил их, скрещивая привезенных херефордов с прежним стадом, чтобы улучшить породу. У меня есть четыре короткорогих быка с тремя четвертями чистой крови, которые стоят около семисот долларов каждый. Все это мое, как вы могли понять. И не я выгонял буйволов и индейцев с этих равнин, чтобы освободить место для вторжения фермеров с претензиями сделать все всеобщим достоянием и лишить меня того, ради чего я трудился.

– И какая часть этого королевства действительно ваша? – спросил Долтон после того, как, подняв бокал, сделал на пробу глоток.

– Записанная за мной? И близко не достаточная. В этих краях каждой корове нужно двадцать акров самых питательных пастбищ, чтобы она приносила выгоду. Это означает, что мне нужно приблизительно сто пятьдесят тысяч акров, чтобы прокормить стадо, которое я имею. Но правительство дает мне право на владение только тысячью ста двадцатью акрами, которых достаточно лишь для тридцати или сорока голов, при том, что я здесь не развожу молочных коров, мистер Макензи. У меня нет иного выбора, кроме как взять то, что мне нужно.