— А если она влюбилась в кого-нибудь?

— Вряд ли. По большому счету ведь я ее возле себя насильно не держу. Давно могла бы уйти, если бы захотела… Нет, это не то!

— Тебя не поймешь. Совсем недавно ты чуть ли не рыдал, как Паниковский, что тебя девочки красивые не любят, а теперь рассуждаешь про отношение к тебе жены. Если я правильно понял, его можно назвать каким угодно, только не равнодушным?

— Ты меня не поймешь: прожить с женщиной семь лет, знать ее, кажется, вдоль и поперек, и вдруг — непредсказуемое настроение, неадекватная реакция. Прежде она делала вид, что ничего не знает ни о том, что я хожу налево, ни вообще моих пассий по именам, а вчера вдруг пригрозила, что им всем мало не будет. В первую очередь Илоне.

— Так прямо и сказала — Илоне?

— Вот именно, назвала по имени. Выходит, знает откуда-то.

— И что ты решил?

— Позвонит Илона, скажи, чтобы больше не звонила. Я уехал на полюс, к экватору, к черту на кулички, навсегда! Я обещал Милке вернуться домой до обеда. Она позвонила на свою работу и взяла неделю в счет отпуска. Мол, надо дома кое-что переделать, а сама ползает, как больная корова… Нет, с ней что-то не в порядке… Слушай, Максим, если мне придется почему-либо уйти из дому, можно, я поживу в твоей квартире?

— Не возражаю, конечно, поживи. Там, кстати, в холодильнике полно еды, я только сейчас об этом вспомнил.

— И ничего ты с меня за это не возьмешь?

Димка не мог долго переживать. Вот он уже и повеселел, и даже огрызается.

— Возьму, конечно. Ты за это повесишь мне новую люстру в гостиной.

— Какой ты корыстный! У друга горе.

— Подумаешь, горе: у жены крыша слегка съехала. Другие всю жизнь живут с бабами, у которых крыши вообще нет.

— Это ты, парень, загнул. Но веришь ли, я пообщался с тобой, и мне полегчало. Возможно, и вправду не так все мрачно.

Димка опять сел в машину и уехал.

Хоть Максим с женой друга и не контачил, но всем его перипетиям сочувствовал и в глубине души желал, чтобы змея-Людмила наконец влюбилась бы в кого-нибудь и ушла к нему, оставив Димона в покое… Глупо, наверное, так думать о супружеской паре.

Он до конца рабочего дня проработал на производстве, мотаясь от цеха к салону и обратно. И мысленно все недоумевал, почему у большинства семейных пар общее только горе, а счастье… Многие и не знают, что это такое. Что-то случилось у его жены: то ли заболела, то ли хандра навалилась, но вот Димка уехал, чтобы в трудную минуту побыть с ней рядом. Прямо-таки подставляет свою незащищенную грудь под ее ядовитое жало…

Каждый человек, создавая семью, думает, что у него будет не так, как у других, а получается порой и хуже.

На другой день он позвонил другу на сотовый узнать, как чувствует себя его жена, и тот, понизив голос, сообщил:

— Настроение поднялось. Недомогание как рукой сняло. Причем настолько, что уже на меня наезжает. Илонка звонила?

— Нет.

— Позвонит, ничего ей не говори. Вернее, скажи, что я ей сам перезвоню.

Глава восемнадцатая

На другой день Маргарита встала в шесть часов утра, нарисовала лицо — кажется, она стала привыкать пользоваться косметикой. Выбрала себе наряд — короткую юбку и белый пушистый свитер, который подарила ей мама. Выглядела она в таком прикиде очень даже неплохо.

В девять часов, без опоздания, Маргарита уже сидела в аудитории с двумя десятками таких же бухгалтеров, как она, приехавших на учебу со всех концов России.

Учиться оказалось интересно. Преподаватели — все как один с учеными степенями — были знатоками отечественной экономики и современной бухгалтерии, так что время для нее пролетело незаметно.

На последней паре занятий к ней подсел один из коллег и предложил посидеть где-нибудь сегодняшний вечерок вчетвером. Одна пара, мол, уже сложилась. Но Рита вежливо отказалась под предлогом того, что она как раз сегодня занята.

На самом деле во время перерыва она купила новый детектив Бориса Акунина «Пелагия и красный петух» и хотела спокойно полежать в номере, почитать. Отчего-то ей не хотелось ни с кем вступать в какие бы то ни было отношения. А к этому после вечера в ресторане непременно все и придет. Люська сказала бы, что это тревожный симптом.

Однако после окончания занятий, когда Маргарита шла к метро вместе со своими коллегами, возле нее остановился «мерседес», из которого с букетом цветов вылез улыбающийся Игнат.

Маргарита хотела спросить, как он узнал, где находятся се курсы и во сколько у них окончатся занятия, но вопрос застрял у нее на языке: позвонил в институт, и ему сказали. Уж, наверное, телевизионщики знают, как собирать информацию, и умеют это делать.

— Понимаете, Маргарита, я как раз был в этих краях, — начал было говорить Игнат, но, глянув на ее недоверчивое лицо, первый и рассмеялся. — Вы правы, я узнал, когда закончатся занятия у профессиональных бухгалтеров России, но на всякий случай приехал пораньше и ждал вас вот за этим киоском.

— Хорошо, что вы это сказали. А то, знаете, я ужасно не люблю делать вид, будто верю, когда меня обманывают.

— Вы всегда это чувствуете?

— Наверное, нет, когда это делают искусно.

— Значит, к записным лжецам вы относитесь лучше, чем к неумелым?

— В каждом деле предпочтительнее профессионалы.

Они оба рассмеялись.

— Шутки шутками, но зачем я вам понадобилась? — спросила Маргарита.

Она и в самом деле не могла понять интереса молодого человека к ней. Наверное, потому, что сама никакого ответного чувства к нему не испытывала.

— Я всего лишь хочу пригласить вас на ужин, — сказал он. — И вы же не станете уверять меня, будто есть вовсе не хотите.

— Не стану, — улыбнулась Маргарита, но украдкой вздохнула.

Почему человек не может быть свободен от других людей, которые навязывают ему свое общество, ничуть не озабочиваясь, нужно ли ему оно? Кто может быть свободен от соседей по человеческому общежитию? Разве что невоспитанный хам, который не станет оглядываться на какую-то там воспитанность и деликатность, а просто скажет: «Отстань, ты мне не нужен. У меня свои планы».

Игнат распахнул перед ней дверцу и осторожно поддержал, когда она усаживалась на переднее сиденье.

То ли Маргарита где-то читала, то ли кто-то ей говорил, что по этикету женщина должна садиться на заднее сиденье, но она больше любила сидеть на переднем.

К тому же с некоторых пор она ревниво следила, насколько умело мужчины водят машину, а сегодня еще и поймала себя на движении, которому подивилась. Какой-то лихач грубо подрезал Игната, а Маргарита изо всей силы нажала ногой на коврик машины, там, где мог бы быть тормоз.

— Вы так внимательно наблюдаете, как я веду машину, — заметил Игнат, — не доверяете или боитесь?

— Смотрю и завидую, — призналась Маргарита. — Неделю назад я сдала на права — машину, заметьте, я только собираюсь покупать, но права уже заимела, — но вот так, как вы, сливаться с машиной у меня пока не получается. У вас машина как бы продолжение ваших рук и ваших ног, а у меня пока что машина сама по себе, а я — сама по себе… Если не секрет, Игнат Витальевич, куда вы меня везете?

— Как это куда? — удивился он. — Ужинать, как мы и договорились. Есть одно уютное кафе. Кстати, совсем недалеко от вашей гостиницы.

— Наверное, у меня слишком деловая одежда, — неуверенно произнесла Маргарита.

— Пустяки, в этом кафе очень демократичная мода. Кафе оказалось действительно уютным, но, на взгляд Маргариты, чересчур затемненным. Прошло время, прежде чем ее глаза привыкли к густому полумраку в зале. На столике, за который они с Игнатом сели, мерцала одна-единственная тонкая свеча.

— Кажется, они нарочно не включают свет, чтобы посетители не видели, что едят.

— Но к счастью, у посетителей есть обоняние, и принесенную пищу они могут ощущать вкусовыми рецепторами.

Разговор между ними никак не желал выливаться в легкий треп. Игнат, как и Маргарита, тщательно подбирал слова, от чего, понятное дело, атмосфера общения не желала теплеть.

— Скажите, Игнат, у вас есть девушка? — напрямик спросила Маргарита.

— Можно сказать, нет, — отозвался он, чуть подумав. — А почему вы меня об этом спросили?

— Пытаюсь понять, почему вы сегодня за мной приехали.

— Раз вы любите, чтобы с вами говорили честно и открыто, скажу: я не теряю надежды уговорить вас принять участие в моей передаче. Помните, мы говорили о ней в самолете? А еще во мне, видимо, говорит неудавшийся психолог. Такого трудного субъекта мне еще не приходилось обхаживать, но, судя по всему, я весь в отца: чем задача труднее, тем мне интереснее. И я надеюсь…

— Блажен, кто верует, тепло ему на свете! — хмыкнула она.

Игнат шутливо застонал:

— Рита, вы когда-нибудь пускаетесь в авантюры? Или позволяете себе быть хоть чуточку легкомысленной?

«Совсем недавно я позволила себе побыть легкомысленной вовсе не чуточку, а можно сказать, на полную катушку!» — грустно подумала она, но вслух сказала:

— Позволяю. Иначе разве пошла бы с вами в это темное кафе, прямо-таки подозрительное для скромной девушки, которая на чужбине должна себя блюсти.

Игнат расхохотался так эмоционально, что пламя свечи от его дыхания заколебалось и погасло.

— Ну а что я говорила! — в наступившей темноте торжествующе произнесла Маргарита.

Игнат, посмеиваясь, достал зажигалку, и свеча на их столике вновь загорелась.

— Впервые мне встретилась девушка, чьи слова и действия невозможно предугадать, — покачал головой он.

— Считаете меня кокеткой?

— Думаю, это слово слишком обыденно для вашей характеристики. Вы — таинственная женщина.

«Наверное, со мной и в самом деле что-то происходит. В характере появляются некие новообразования. Я веду себя не так, как всегда, совершаю поступки, которых прежде не совершала. И не обязательно этому должно было способствовать какое-то событие. Просто подошло время, и я стала женщиной. На этот раз психологически… Вот это я опять накрутила!»

Посидели в кафе, поужинали, а потом Игнат отвез Маргариту в гостиницу, не делая попытки обнять ее или поцеловать. Другую женщину такое поведение умилило бы, а Маргариту насторожило. Она еще помнила свой печальный опыт с бывшим мужем. Чаще всего нетрадиционному поведению находится не лучшее объяснение… Кто знает, что у него на уме, у этого Игната!

Но, в общем, Маргарита была ему благодарна, потому что, как и собиралась, смогла и почитать, и отдохнуть от людского общества настолько, что наутро с удовольствием пошла на занятия.

На следующий вечер, однако, Маргариту никто не встречал, хотя она невольно поглядывала по сторонам. Днем одна бухгалтерша вроде невзначай спросила ее:

— Вчера тебя встречал красивый парень с цветами. Это твой московский знакомый?

— В одном самолете летели, — ответила Маргарита.

— Ох, я погляжу, на юге и девчата шустрые! — хмыкнула женщина, в ее голосе явственно прозвучала зависть.

Игнат около десяти часов вечера позвонил в номер, и молодые люди минут пятнадцать поговорили, после чего Маргарите самым учтивым образом пожелали спокойной ночи.

«Это он меня к себе приручает, — решила Маргарита. — Может, он сам с собой пари заключил, что влюбит меня в себя?»

Еще через день в восемь часов вечера, когда Маргарита только вошла в номер после ужина в кафе гостиницы, позвонила незнакомая женщина и сказала:

— Здравствуйте, Маргарита! Вас беспокоит мама Игната. Сын сказал, что у вас нет знакомых в Москве и вы целыми вечерами сидите в номере одна…

Голос у женщины был молодой, звонкий, и Маргарита подумала: не разыгрывает ли ее кто-то из его подружек? Но потом поняла, что у нее слишком правильная и хорошо поставленная речь для молодой девчонки.

Вообще-то Маргарита проводила в номере всего третий вечер. А еще точнее, в первый вечер она почти сразу же заснула, во второй после ужина в кафе у нее осталось совсем немного времени на чтение перед сном, а третий — то есть сегодня — только начала проводить. Сменила сапоги на домашние тапки.

Женщина между тем говорила так доверительно, словно знала Маргариту много лет.

— Мы посоветовались с Виталием Александровичем и решили позвать вас сегодня к нам на семейный ужин. — Маргарита хотела сказать, что она только поужинала, но женщина продолжала: — Игнат поехал за вами. Наверное, он уже подъезжает к гостинице.

Это называется поставить перед фактом. Маргарита тяжело вздохнула — тапки опять отменяются — и стала переодеваться: во что? В костюм от Самойловой. Судя по всему, такие сейчас в моде, так что на семейном ужине она не должна ударить в грязь лицом.

Игнат и вправду подъехал пять минут спустя, и хотя Маргарита обычно не заставляла молодых людей ее ждать, на этот раз своему правилу изменила. Хватит собираться за пять минут, не уделяя особого внимания своему внешнему виду.