Силвиу Абреу - Примирение

—  Братца-идиота, —  грозно пророкотал Эдмунду.

—  Богатую жену, —  не дала себя сбить Диолинда. —  Белую и коричневую немедленно! Умираю...

Диолинда картинно раскинулась в кресле, ловя ртом воздух и маня рукой Эдмунду себе на помощь.

Она не собиралась обсуждать с сыном свои прошлые грехи и их последствия, хотя прекрасно понимала, что самой ей придётся с ними разобраться.

Но Эдмунду не спешил к умирающей, он знал свою матушку лучше всех. Вместо того чтобы подать ей коричневую и беленькую, он гаркнул во весь голос:

—  Если эта гадина задержится у нас в доме, я за себя не ручаюсь! Выкину вон обоих! Живите где хотите старые греховодники!

Диолинда хлопнулась в обморок.

Эдмунду, сверкая глазами, вылетел из комнаты.

Диолинда ещё минут пять полежала неподвижно, потом осторожно приоткрыла глаза и, убедившись, что она одна, уселась в кресле.

На неё было страшно смотреть: сухое жёлтое лицо напоминало лицо мумии, и жили на нём только глаза —  узкие, чёрные, полные ненависти.

В эту минуту она ненавидела своего старшего сына —  он ударил её по самому больному месту. Мало того, он вполне мог выкинуть её из дома, и самым обидным было то, что на его месте она и сама могла бы поступить точно так же.

«Использовать, всех нужно использовать», —  всегда твердил Аженор. Диолинда была с ним согласна. С годами она стала в этом искусстве виртуозом. Но сейчас зашла в тупик, не зная, как поступить с Аженором.

Дело было не в жалких сантиментах. Она никогда до них не опускалась. Если она что-то и испытывала, то страсть, наваждение, а не дурацкую любовь, которая у большинства женщин сродни жалости. Хотя... Узнав, что Жаманта —  её сын, она на какие-то доли секунды почувствовала что-то вроде жалости к существу, которое навсегда осталось ребёнком, может быть, потому, что так и не встретило родительской опеки, без которой дети не взрослеют. Но только на доли секунды. От этого ребёнка она отказалась сразу, а значит, и навсегда. Смешно было бы, если бы вдруг он стал звать её мамочкой, а она его сыночком. Лучше от этого никому бы не стало, а вот хуже —  безусловно.

Диолинда столько трудилась над образом респектабельной дамы, достойной и благородной вдовы, так вошла в свою роль, что расстаться с ней было для неё равносильно смерти. Но в соседстве с Аженором её доброе имя, её реноме всегда было под угрозой. Он прекрасно понимал это и готов был воспользоваться, если только что-то окажется не по нему. Разумеется, доказать он ничего не мог, но для общества, которым так дорожила дона Диолинда, было достаточно и скандала. Если бы на дону Диолинду упала тень, все двери перед ней оказались бы закрытыми.

И вот она сидела и ломала голову над тем, что же ей делать с Аженором. Как выжить его из дома и избежать скандала?

До поры до времени они были союзниками. Он смертельно боялся тюрьмы, она спрятала его и потом пользовалась теми деньгами, которые они вместе тянули из Анжелы. Тюрьма Аженору больше не грозила, но он лишился и дохода и поэтому рассчитывал на Диолинду.

—  Бина! —  позвала она невестку. —  Принеси мне красненькую и зелёненькую! Мне нужно, чтобы у меня хорошенько поработала голова!

Бина со вздохом принесла ей и красненькую, и зелёненькую. Если сказать честно, то она побаивалась своей свекрови, которая умела смотреть на неё так уничижительно, что большая Бина чувствовала себя очень маленькой.

—  А теперь закрой дверь и не мешай мне! —  величественно произнесла свекровь. —  Сегодня я не поеду в клуб, я буду работать дома.

Дверь Бина закрыла охотно, но, оставшись а гостиной наедине со свадебным альбомом, вновь тяжело задумалась над своей судьбой. Она вспомнила, как пришла к Эдмунду сообщить, что собирается спонсировать турне Джони-Понимаешь по Бразилии.

—  Он пользуется таким успехом, таким успехом, —  с довольной улыбкой говорила она, —  что вложенные деньги вернутся к нам сторицей. Ты же знаешь, он уже дважды выступал по телевизору, и теперь его знает вся страна.

—  Только этого не хватало! Как ты смеешь даже думать об этом? С тех пор как ты вышла замуж, ты не смеешь даже думать о каких-то там Понимаешах! —  мгновенно разъярился Эдмунду.

—  Ты так меня ревнуешь? —  польщённо спросила Бина. —  Успокойся, мы с ним просто друзья!

—  Не успокоюсь! Я никогда не успокоюсь! И не позволю, чтобы вокруг моей жены крутилась всякая эстрадная шушера! Мы с тобой аристократы, запомни это, нам не пристало водить знакомство со всякими Понимаешами! —  бушевал Эдмунду.

—  Я не аристократка, —  спокойно возразила Бина. —  Куколка —  мой друг, и потом, моих денег хватит, чтобы заткнуть рот всем аристократам, какие только есть на свете, если только они захотят сказать что-то дурное обо мне или Понимаеше, —  очень трезво возразила мужу Бина.

—  Ты забыла, что твоя тётушка нашла необходимым назначить над твоими деньгами опеку и опекуном выбрала мою мать? —  грозно спросил Эдмунду. —  Как ты думаешь, почему она это сделала?

—  Потому что плохо меня знала, —  предположила Бина.

—  Вот именно. А моя мать знает тебя очень хорошо. Она понаблюдала за тобой и успела узнать, как ты пускаешь деньги на ветер, а вернее, на всяких Понимаешей, но больше мы тебе этого не позволим!

Бина тяжело вздохнула.

—  Ты не прав, Эдмунду, —  не согласилась она. —  Я вовсе не пускала деньги на ветер. Я их вкладывала в хороших людей, и они меня не подводили. Псевдоним «Джони-Понимаешь» оказался для Куколки счастливым, и он стал настоящей звездой и давно вернул вложенные в него деньги.

—  А почему он тогда нуждается в спонсировании? —  ядовито поинтересовался Эдмунду.

—  Потому что хочет организовать турне совсем на другом уровне, увеличить ансамбль, пригласить более дорогого декоратора и соответственно повысить стоимость билетов. Вот увидишь, всё окупится, —  принялась объяснять Бина.

—  Не верю! —  упёрся Эдмунду. —  Ты вечно связываешься со всякими вертопрахами! Больше того, с преступниками! Чего стоит Сандра! Клементину!

—  Как тебе не стыдно так говорить, Принц! —  обиделась Бина. —  Когда ты так говоришь, ты похож не на принца, а на старого скрягу и склочника. У Клары и Клементину прекрасно идут дела, они собираются расширяться, и я хочу им помочь. Кафе...

Но лучше бы она не упоминала о кафе. Сеть кафе Фалкао была больным местом Эдмунду. Уж казалось, как он старался, а они одно за другим прогорали. Почему? Он ума не мог приложить. То и дело менял администрацию и персонал, ввёл систему штрафов, сторожил, распекал, а дела шли всё хуже и хуже. Слова Бины стали последней каплей, переполнившей чашу.

—  Никогда! Если дать тебе волю, ты растранжиришь все деньги. Твоя тётушка знала свою родню, поэтому и отдала всё своё состояние под опеку! Запомни раз и навсегда, ты —  жена! Ты будешь заниматься домом и ничем больше!

Вот какой разговор вспоминала Бина, сидя в гостиной, и очень грустила. Она бы и домом с радостью занялась, но в нём распоряжалась дона Диолинда. И каково было сидеть Бине в этом доме с её-то деятельной натурой, с её отзывчивым сердцем?..

—  Красненькую и оранжевую! —  раздался приказ сверху, и Бина поспешила наверх. —  Где мой сын? —  осведомилась дона Диолинда, проглотив две таблетки.

Кажется, инспектирует кафе, —  неуверенно ответила Бина.

—  Даже не знает, где её муж, —  пренебрежительно заметила Диолинда и потянулась к телефонной трубке. Уж она-то всегда знала, где найти своего сыночка. Набрав два-три номера, она, в самом деле, попала на Эдмунду. —  Приезжай скорее домой, —  величественно распорядилась она. У меня для тебя потрясающий сюрприз!

—  Неужели? Ты решила свою проблему? —  не поверил Эдмунду, хотя и почувствовал по тону матери, что утренняя ссора не прошла даром.

—  Я решила наши общие проблемы, —  удовлетворённо сказала Диолинда и повесила трубку.

В четыре часа дня она собрала свою семью в кабинете и плотно закрыла дверь.

—  Сын мой, —  провозгласила она торжественно, —  ты станешь основателем первого в Бразилии поло-клуба!

Эдмунду недоумённо уставился на мать.

—  Больше того, у тебя будет конный завод, то есть ферма, на которой ты будешь разводить лошадей.

—  Лошадей? —  удивлённо протянула Бина.

—  Именно, —  снисходительно кивнула Диолинда. —  Мой сын будет первым в Бразилии поставщиком скакунов для игры в поло.

Недоумение Эдмунду сменилось восторженной улыбкой.

—  Мама! Ты —  гений! —  воскликнул он и, подхватив дону Диолинду, закружил её по комнате. Потом поставил на пол и спросил: —  А как ты себе это представляешь?

—  Очень просто, —  всё с той же королевской снисходительностью уронила Диолинда. —  Мы покупаем ферму с пастбищами. Я приценилась, ферма нам по деньгам. Потом мы закупим самых лучших лошадей. В общем, сынок, тебе придётся вникнуть в этот вопрос, узнать, в каких условиях они размножаются и какие породы наиболее пригодны для игры в поло.

—  Конечно! Я с удовольствием, —  радостно откликнулся Эдмунду.

—  И я тоже, —  подала голос Бина. —  Мне так нравятся лошадки! Я охотно буду за ними ухаживать.

—  Имей в виду, моя дорогая, что нам придётся на время покинуть Сан-Паулу и поселиться неведомо в какой глухомани. Для меня это большая жертва, но ради будущности моего сына я готова на всё!

Сказав это, дона Диолинда гордо вскинула голову.

—  Я тоже. Мне Сан-Паулу осточертел, —  призналась Бина.

Она представила себе нескончаемые просторы прерий, табуны лошадей с развевающимися гривами, и у неё закружилась от счастья голова.

—  А мне нужно будет научиться бросать лассо? —  спросила она. —  Их ведь нужно будет отлавливать.

Эдмунду представил Бину ковбоем и невольно расхохотался.

—  Ты хочешь сказать, что будешь сама их ловить? —  спросил он.

—  Почему бы и нет? —  ответила вопросом на вопрос Бина. —  Тебя-то я заарканила.

Да, это был аргумент, и против него Эдмунду ничего не мог возразить.

—  А как ты думаешь, —  осторожно начал он, обращаясь к матери, —  с нами поедут все?

—  Думаю, кое-кто останется здесь, —  прекрасно поняв скрытый смысл вопроса, ответила мать сыну. —  Не все любят глушь и обилие работы.

Эдмунду встал на одно колено и поцеловал руку матери.

—  Я уже говорил, что ты —  гений, и теперь повторю тебе это второй раз.

—  Принц! Настоящий принц! —  восторженно прошептала Бина.

—  Я рада, дети мои, что мой план пришёлся вам по душе, —  всё так же величественно проговорила Диолинда. —  Вы оценили его по достоинству, и мне это очень, очень приятно.

—  Мы в восторге, —  лаконично подвёл итог Эдмунду. —  Завтра я берусь за работу, и мы начнём осуществлять намеченное.

Бина захлопала в ладоши. Наконец-то жизнь преподнесла ей подарок. А ещё с утра всё казалось таким безнадёжным. И вдруг... В глазах у Бины загорелся огонёк, и она почувствовала, что словно бы ожила после долгой мёртвой спячки.

—  Едем! Едем! —  воскликнула она.

Тише едешь, дальше будешь, —  напомнила премудрая Диолинда.

Марта позвала детей ужинать, проследила, чтобы они вымыли руки. Дети хохотали, брызгались в ванной водой, а она ждала их и думала о своём: нет, она не может взять на себя ещё одного ребенка. Ей хватает вот этих троих!

При одной только мысли, что будущий ребёнок навсегда свяжет её с Сандрой, Марте становилось плохо. Она не сомневалась, что он пойдёт в ту же порочную породу, раз уже стал источником раздоров и неприятностей для её семьи. Как опрометчиво, как безрассудно поступил Александр, сделав своей женой эту недостойную особу!

Но Марте не в чем себя упрекнуть. Она сделала всё от неё зависящее, чтобы помочь избраннице своего сына подняться по социальной лестнице. Но та покатилась вниз. И докатилась. Такие люди всегда внушали Марте неприязнь, и она предпочитала держаться от них подальше. И правильно делала. Ещё и поэтому она ничего не скажет Сезару. Для неё нет двух решений этой проблемы: в её семье этот ребёнок воспитываться не будет. К чему приведут волнения Сезара и бесконечные обсуждения этой темы? К ссорам? Марта не будет ссориться с мужем. И потом, откуда она знала, что это ребёнок Александра? Сандра способна на всё!

В запальчивости, уже мысленно защищаясь от Сезара, а ещё вернее, от самой себя, Марта додумалась до этого классического аргумента, и ей стало стыдно: на этот раз она была уверена, что Сандра ждёт её родного внука! И она, Марта, собиралась от него отказаться!

Как мучительны были мысли и как мила привычная обыденность!

Жуниор с Тиффани уже побежали наперегонки в столовую. А Гиминью, этот вечный двигатель, разве мог он позволить себя опередить? Ни за что! Чтобы обогнать старших, он решил применить военную хитрость и спрыгнуть вниз прямо с площадки, минуя ступеньки, благо худоба позволяла ему протиснуться между прутьями, поддерживающими перила.