Силвиу Абреу - Примирение

—  Не понимаю и не хочу понимать! —  подвела черту Лусия.

На этом они и расстались.

Тогда Марта решила поговорить с Кларой. Но что ей сказать? Как объяснить свой отказ от внучки?

И всё-таки она не имела права упустить эту возможность. Марта собралась с силами и поехала к Кларе в кафе.

Они не виделись уже довольно давно, и Марта не могла не отметить, как похорошела и помолодела Клара. «Счастье красит человека», —  с невольной завистью подумала она, с грустью отметив, что сама за последнее время похудела и постарела. А как она была против её брака с Клементину! Ей казалось, что Клара губит себя.

—  Марта! Как я рада тебя видеть! Наконец-то ты выбрала минутку, чтобы нас навестить. —  Клара захлопотала вокруг неё, распорядившись принести пиццу, сок и кофе.

—  Спасибо, дорогая, но я к тебе по делу, и, может быть, весьма щекотливому.

Клара уселась с ней рядом за столик.

—  Я слушаю тебя, —  сказала она.

—  Я по поводу дочки Сандры, —  начала Марта и заговорила уже без остановки, боясь, что иначе у неё не хватит духу высказать всё, что ей хотелось. —  Почему бы вам с Клементину не взять её? Ты знаешь сама, что у меня уже растут три внука, и все они сироты. Они требуют повышенного внимания, и взять к себе ещё одну... Мне это не по силам. Александр далеко, все заботы упадут на мои плечи. Подумай, пожалуйста, над моей просьбой.

—  Своей просьбой ты поставила меня в тупик, —  задумчиво ответила Клара. —  Если бы с ней ко мне обратился Александр, я бы отнеслась к ней совсем по-другому.

—  Нет-нет, не припутывай сюда Александра, —  испуганно заговорила Марта. —  Он далеко, ему не до наших забот и хлопот, он должен сделать карьеру, наверстать упущенное из-за неприятностей в лич¬ной жизни.

—  Я поняла тебя, Марта. Александр не знает, что стал отцом, и ты хочешь, чтобы с моей помощью он никогда не узнал об этом. Я тебе тут не помощница. Я не чувствую себя вправе брать на себя чужие судьбы.

—  Да нет, разумеется, он узнает обо всём, но позже, когда найдёт своё счастье, когда женится...

—  А девочка уже так привяжется к нам, а мы к ней, что и для Александра, и для нас, и для девочки открывшаяся правда будет трагедией. Нет, Марта, ты плохо придумала! Сообщи сама обо всём Александру, он примет решение, и тогда мы уже будем думать все вместе, как нам быть.

—  Ты оказалась плохим другом, Клара, —  с обидой сказала Марта. —  По крайней мере, пообещай мне, что никому не скажешь о нашем разговоре.

—  Обещаю, —  со вздохом проговорила Клара, у которой стало очень тяжело на сердце. Она видела, что подруга готова наделать непоправимых ошибок, и не знала, как её остановить.

—  Ты обещала, помни, —  сказала Марта и заторопилась к выходу, так и не прикоснувшись ни к пицце, ни к соку.

Единственный человек, который мог ей помочь хотя бы советом, был Бруну, и Марта поехала к нему.

Бруну не ждал её, обрадовался, засуетился, усадил в кресло, а Марта расплакалась. Нервы у неё не выдерживали такой нагрузки.

—  Пойми, Бруну, пойми, я не выдержу! Я заранее не люблю эту девочку. Я даже видеть её не хочу и не хочу, чтобы она портила жизнь моему сыну! Ты не представляешь себе, что за чудовище её прадед! Он интриган, вымогатель. Из-за неё он будет появляться у меня в доме, настаивать на родстве, требовать денег. Одна мысль о нём бросает меня в дрожь! Приводит в ужас! Я не хочу иметь с этими людьми ничего общего! Почему за одну-единственную ошибку Александра должна всю жизнь расплачиваться вся семья?!

Марта взглянула на Бруну, ища у него поддержки. Он смотрел на неё с состраданием.

—  Я не говорю, что я права, Бруну, —  жалобно прибавила она, —  я говорю то, что чувствую. Эти чувства не делают мне чести и не сулят ничего хорошего этой девочке.

—  Ты искренна, Марта, а это главное. Мне очень грустно, что малышка не вызвала в твоём сердце любви и жалости. Она такая трогательная, такая беспомощная!

—  Поэтому я и не хочу её видеть, чтобы не расчувствоваться. У Александра нет дочери! Я не хочу, чтобы он узнал о её существовании!

—  Никогда? —  переспросил Бруну.

—  Я бы хотела, чтобы никогда, но разве это возможно? —  безнадёжно спросила Марта.

—  Я мог бы сказать, что её отец —  я, —  вдруг произнёс Бруну. —  Я возьму на себя грех лжи и положу ещё одно пятно на репутацию несчастной Сандры. Мне поверят, зная её нрав, зная, что она жила у меня. Я могу сказать, что наша связь не прерывалась и тогда, когда она жила с Александром.

Глаза Марты засверкали. Господи! Неужели кончились её мучения? Неужели всё, что казалось таким безнадёжным и безвыходным, можно уладить?!

—  Бруну! Ты самый лучший человек из всех, кого я знала! И тогда с Гильерми! И теперь! Мне казалось, что я просто сойду с ума, но вот появляешься ты и спасаешь меня!

—  И себя тоже, Марта. Я очень одинок. Мне тоже нужно близкое существо, ради которого я бы жил. Ты же знаешь, я потерял свою дочь, и теперь, может быть, судьба мне посылает её. Я жалел и Сандру.

—  Не говори мне о ней! —  вспыхнула Марта. —  И ещё... Ты во всём можешь рассчитывать на мою помощь. Тебе будет тяжело с младенцем. Раз ты будешь официально признан её отцом, ты можешь отдать её в какое-нибудь учреждение, а потом...

—  Я знаю твою энергию, Марта. Не живи за меня. У меня свои планы на жизнь, и то, что я делаю, я делаю не для тебя, а для себя. Я сам разберусь с малышкой. Кстати, я назову её Анна-Мария.

—  Ты даже не можешь себе представить, как я тебе благодарна! —  сказала Марта и поцеловала Бруну. Она ждала ответного поцелуя и была удивлена, что Бруну едва коснулся её щеки.

—  Пока, Марта. Не беспокойся. Всё будет в порядке. —  Он говорил так, словно бы торопил её уйти.

—  На днях я заеду к тебе, мы всё обсудим, —  пообещала она, чувствуя странную пустоту, словно бы из её жизни исчезла не только мучавшая её проблема, но и Бруну, её близкий и преданный друг.

Он кивнул с рассеянной улыбкой, и она поняла, что с этим решением что-то непоправимо изменилось и в нём, и в их отношениях.

На следующий день Бруну пришёл в полицейское управление и узнал, какие нужны бумаги, чтобы зарегистрировать его дочь, родившуюся от заключённой Сандры да Силва, умершей родами.

Он написал заявление, соседи засвидетельствовали, что Сандра жила у него, и Бруну Майя, вышел из тюремной больницы, держа на руках свою дочь, Анну-Марию Майя.

Марта приехала к Бруну через несколько дней и была поражена переменой, встретившей её в знакомом доме. На половине, когда-то принадлежавшей Клементину, а потом Сандре, хозяйничала молодая смуглая особа, ловко управлявшаяся с бутылочками, молочными смесями и памперсами, а в мастерской насвистывал довольный Бруну.

—  Мои игрушки теперь пригодятся, —  улыбнулся он, показывая пёстро раскрашенную птичку. —  Ты не можешь себе представить, до чего я счастлив!

А Марта вдруг почувствовала себя очень несчастной.

Впервые она поняла, что совершила.

Как же она могла так поступить? Почему ничего не написала Александру? Почему лишила его дочери? А ведь он мог стать хорошим отцом. И она вспомнила посылку, которую он прислал племянникам, —  как они радовались подаркам и до сих пор играют в индейцев, а Александр время от времени посылает им что-нибудь необычное, и они всегда с нетерпением ждут почты.

—  Мне нечем тебя утешить, Марта, —  сказал Бруну, догадавшись о её печальном пробуждении после долгих месяцев мучивших её кошмаров. —  Мне очень жаль, если ты раскаиваешься, потому что я долго думал, прежде чем предложить тебе это. Но может быть, тебя утешит мысль, что девочке будет хорошо.

—  Не знаю, Бруну. Я запуталась и, кажется, совершила непоправимое.

—  Да, обратного хода нет. Имей в виду, что этот ребёнок —  мой и я никому никогда не отдам его. Надеюсь, ты забудешь, что имеешь к нему какое-то отношение.

Лицо Бруну сделалось неожиданно жёстким. Марта видела перед собой совсем другого человека. Она не знала его. Он внушал ей страх.

—  Каждый из нас сделал свой выбор, Марта. И теперь, наши пути разошлись. Ещё месяц или два мы пробудем с малышкой в Сан-Паулу, а потом отправимся все вместе в маленькую деревеньку, где я купил себе небольшой клочок земли и домик. Там чудесные места. Мне там будет хорошо работаться, а малышка будет расти на приволье.

—  Это далеко? —  спросила Марта. —  Я смогу тебя навещать?

—  Далеко, —  ответил Бруну. —  И навещать нас не стоит.

Марта была умной женщиной, она поняла, что хотел сказать Бруну своим отказом.

—  Спасибо тебе, —  сказала она на прощание.

Бруну внимательно посмотрел на неё и сказал:

—  Если бы она осталась с тобой, ты бы её не любила, а теперь, может быть, будешь любить.

—  Я не думала, что ты можешь быть таким жестоким, —  произнесла с укором Марта.

—  Это не я, это жизнь, —  ответил Бруну.

Марта вернулась домой совершенно разбитая. Она даже не стала ужинать с детьми, а сразу легла.

—  Всё последнее время ты совершенно не в себе, —  сказал ей вечером Сезар. —  Неужели на тебя так подействовала смерть Сандры? Кстати, ты написала о ней Александру?

—  Нет ещё, —  отозвалась Марта. —  Я только что узнала, что у неё был от Бруну ребёнок, он забрал его и уехал.

«Неужели? —  с горечью подумал Сезар. —  Неужели она всё-таки любит его? Неужели она так его любит?»

Бина думала о Диолинде с Принцем и чувствовала некоторое злорадство: пусть и они насладятся дикой природой, а она, Бина, понаслаждается пока прелестями цивилизации.

Но если сказать честно, то она с удовольствием вспоминала своё пребывание на ранчо. Не сравнить то, что там было, с тем, что возникло благодаря её усилиям. Она уехала из благоустроенного имения и оставила его в надёжных руках. За это время ей стало ясно, что разводить там нужно бычков и доход они могут принести немалый. А вот насчёт лошадей пусть всё выясняет сам Принц. Это его мечта, пусть он с ней и разбирается.

Бина приветливо поздоровалась с Аженором, который остался в доме после отъезда Диолинды и, похоже, не собирался его покидать, и позвонила Сарите:

—  Я приглашаю тебя прогуляться по Башне, ты сама видела, мне нужны новые туалеты. А потом мы пообедаем в одном из кафе Фалкао. Как ты на это смотришь?

—  Положительно, —  живо отозвалась Сарита. —  Но вот интересно, как на это посмотрит Клаудиу?

—  Мы можем назначить ему свидание в кафе, —  тут же сообразила Бина.

—  Так я и сделаю, —  пообещала Сарита, —  только бы мне не позабыть, в каком. Но я всё запишу в своём ежедневнике.

Обе рассмеялись.

***

Через час Бина заехала за Саритой, и они отправились в Торговый центр. Бина радовалась всему как маленькая девочка. Она с наслаждением любовалась фонтанами и пальмами, витринами и газонами. Ей нравилось всё: эскалаторы и воздушные мостики-переходы, стеклянные галереи и кафе-балкончики.

Женщины не спеша переходили из секции в секцию. Бина примеряла то платье, то блузку, то шёлковые брюки и, с удовольствием оглядывая в зеркале свою стройную фигуру, платила и оставляла адрес, по которому должны были принести покупки.

—  Ну, кажется, всё, —  с удовлетворением сказала она, выбрав напоследок два самых модных купальника. —  На первый раз хватит. Где ты назначила свидание Клаудиу?

—  В кафе «Фалкон», —  отозвалась Сарита. —  Помнишь такое?

Ещё бы не помнить! Можно сказать, там прошла вся её юность. И роман Сариты тоже там начался.

—  Ты у меня умница! —  Бина расцеловала тётушку в обе щеки.

Но не только на приятные воспоминания наводило это кафе. Бина сразу же вспомнила Сандру. Как она гордилась, что выходит замуж за Александра, не хотела работать, строила из себя невесть что. А вышло так, что хозяйкой кафе стала Бина, она вышла замуж за Принца и разбогатела. А Сандра... Бедная Сандра! Пусть земля ей будет пухом!

Женщины вошли в кафе. Клаудиу уже ждал их. Он занял столик у окна, но с заказом повременил, не зная, что захотят его дамы.

Бина села и огляделась. Её неприятно поразила какая-то унылость и запущенность. Можно было подумать, что за помещением никто не следит. Забегаловка какая-то, а не порядочное кафе.

Но с выводами она не спешила. Взяла меню, осведомилась у официантки, какое блюдо считается фирменным, и заказала. Но и кухня их не порадовала —  «чили» никуда не годилось.

—  В наши времена всё было по-другому, —  сказала она с горечью и распорядилась: —  Администратора ко мне!

Шаркающей походкой к ней подошёл немолодой усталый человек. Он не сразу сообразил, что имеет дело с хозяйкой, а не просто с недовольной посетительницей, а когда понял, то оживился.