— Там ужин.

Он резко отодвинулся и открыл дверь сам.

* * *

Матвея несло. Несло с самого утра или еще со вчерашнего вечера, он хорошо это понимал, но не мог остановиться — только еще больше разгонялся. Идеи всплывали сами собой и тут же воплощались в жизнь с такой легкостью, как если бы Рита действительно приносила удачу. Он даже понимал, что весь его продуманный план летел к чертям, но против такого течения не попрешь. Даже легкая простуда сыграла на руку. И на ресепшне из двухминутного телефонного разговора моментально сообразили, как быстро заработать. И на заводе-поставщике секретарь вполне искреннее удивился: «Не приедете? Так мы и не ждали! Утром вам факс отправили, условия ведь не меняются».

Матвея так хорошо несло, что неожиданно занесло. Он не собирался ни трогать ее, ни пугать. Рита сама спровоцировала взрыв этими своими тошнотными рассуждениями о какой-то там любви. К кому-то там. Не надо было так бесить, он бы и не взбесился! Но теперь понял, что палку перегнул. Потому, когда сотрудник отеля закатил тележку, пожелал приятного ужина и удалился, сразу же сменил стратегию и тон:

— Рит, извини. Честное слово, я не смогу объяснить, что на меня нашло. Мы можем стереть последние пять минут из твоей памяти?

Рита с опаской подошла чуть ближе:

— Так, давай-ка честно! Хоть раз! Я тебе нравлюсь или нет?

— Не нравишься! — и добавил для закрепления результата: — Ты стремная! Я таких стремных девушек раньше не встречал.

Она издала странный звук, как будто воздухом подавилась, зато шагнула ближе:

— Надеюсь, ты серьезно сейчас. Потому что ситуация вышла бы крайне отвратительной. Матвей, я уважаю тебя как человека, как руководителя, я восхищаюсь тобой, но…

Он перебил, чтобы она после «но» ничего не успела добавить. Зачем ему это слушать?

— Я все понял, Рита! И извинился же. Давай ужинать. Спорим на половину твоей зарплаты, что я выпью больше вина, чем ты?

— Не буду я спорить! И пить не буду!

Но все-таки разместилась на диване и убрала крышку со своей тарелки. Матвей не настаивал ни на вине, ни на продолжении разговоров. Он просто краем глаза наблюдал за ней и отмечал, что Рита успокаивается. Чуть позже она даже улыбаться начала:

— Ну, нет, Матвей, это же надо! Но спишу на болезнь. Или укол! На что-нибудь точно спишу!

Теперь от ее улыбки в груди не чесалось, а очень сильно давило изнутри. Рита назвала ситуацию «отвратительной», но притом не ушла, сидит здесь, улыбается, на ты называет и придумывает отговорки. Для себя самой же и придумывает. Если бы на самом деле было «отвратительно», то ее никто бы не остановил — сняла бы себе другой номер. Если в этой гостинице нет, нашла бы другую. Или торчала бы в фойе, в аэропорту, где угодно, но точно не сидела бы здесь! Конечно, он не сказал этого вслух, чтобы не подкидывать ей идею, только радовался этой мысли.

— Повторяю, Рит, это был какой-то нервный срыв. Я ведь тебя не целовал, — он сам замер после этого слова, но заставил себя говорить дальше, чтобы не подчеркнуть заминки: — Ты мне не нравишься, честно. В смысле, нравишься, но не так, как себе придумала. Я вообще не вижу в тебе женщины.

— Вот и здорово! — она теперь уже говорила совсем легко. — И ты ведь женишься скоро! Кстати, о Веронике…

— Не надо о ней. Не хочу ее с тобой обсуждать.

— Да ты вообще о ней не хочешь говорить! Потому что не любишь!

Поразительная логика! Но Матвей точно не был намерен углубляться именно в эту тему именно в этой компании. И про отношения Риты разговаривать тоже не хотел. И вдруг его озарило очередной гениальной идеей, которые сегодня так и сыпались. И заносили его все дальше от намеченной тактики:

— Видишь ли, Рит, я не очень компанейский человек. Ты и сама могла об этом догадаться. Потому и тянусь к тебе, как к той, кто меня понимает, кто знает мой характер и не бежит после моих эмоциональных всплесков за мексиканскую границу. И эта аура вокруг тебя… Кажется, мне всю жизнь не хватало удачи, а тут ты с этой легендой. Наверное, поэтому я веду себя странно, не знаю, как иначе показать, что хочу с тобой общаться.

— Типа друг?

— Вот именно!

— Хм… А твоя мама ведь именно на это и ставила. Даже прямо попросила меня стать тебе другом.

— Не удивлен. Она хорошо разбирается в людях.

— Если так, то все понятно. Но давай начистоту — друзья не работают на друзей. В следующий раз, когда ты начнешь на меня орать, то в последнюю очередь вспомнишь о дружбе!

— Зато ты вспомнишь. И начнешь орать в ответ. Стой, а ты ведь так и делаешь. Кажется, мы уже давно друзья, просто не замечали.

Она рассмеялась. Кто так смеется? И зачем так смеяться? Ведь совсем рядом сидит — руку протяни, так на кой черт провоцирует этим своим смехом?

— Матвей, я не знаю, что из этого выйдет, но попытаюсь. Давай фильм посмотрим. Ты как себя чувствуешь?

— Фильм выдержу.

Они начали смотреть какой-то боевик с середины, но Матвею было наплевать на сюжет. Рита сама отвлеклась от просмотра:

— Матвей, так ты веришь в дружбу мужчины и женщины? Я-то верю, на себе испытала, а ты?

— И я верю. Два года дружил с Наташей. Она замужем, но нашей дружбе это не мешало, — Матвей тщательно подбирал каждое слово и едва сдерживал улыбку.

— Правда? — наивная моментально поверила в сказанное. — А где она сейчас?

— Пути разошлись. Так тоже бывает.

— Скучаешь по ней?

— В самом начале, немного.

Она вздохнула:

— Жаль, что люди расстаются. Я без друзей никуда. И скучала бы, если бы Иринка или Димыч пропали из моей жизни.

Матвею уже не было смешно. Он уставился на ее профиль:

— Рит, ответь на бестактный вопрос: Дима тебе больше друг или любовник?

Она заметно смутилась, а потом выдавила:

— Ну… мы много лет были просто друзьями… И только потом…

— Ясно.

Он не стал давить дальше, чтобы не спровоцировать новый взрыв. Но эта ее оговорка запомнилась. Димыч. Разве так называют любимого человека? Матвею-то откуда знать? Долгое время были друзьями, и она скучала бы, если бы он пропал… С какой стати ему пропадать, если у них такая любовища? Ни к каким выводам прийти не удалось, но Матвей запомнил каждое слово.

После фильма решили укладываться спать. Она сама предложила Матвею занять спальню, он не отказывался, продолжая разыгрывать из себя смертельно больного. Рита взяла одну подушку и плед, сама пошла на диван в гостиную. Матвей улегся и не шевелился. А она там, за тысячу километров от него, ходила туда и обратно, потом шумела водой в ванной, включила телевизор. Слишком далеко, чтобы быть правдой. Матвею обязательно нужно было выйти и убедиться в ее существовании. Он дождался, когда она выключит свет, встал.

— Рит, не спишь еще? Иди на кровать. Меня совесть замучила.

— Да что вы… ты. Тут удобно.

— Иди.

И она послушно пошла. Похоже, просто не хотела спорить. А он бы с удовольствием немного поругался.

Ушла и дверь за собой закрыла. Диван был удобным, не соврала. Но через пару часов таковым быть перестал. Матвей решительно направился в комнату. Осторожно лег с краю, но все равно разбудил.

— Эй! Ты что тут делаешь? — она даже глаза продрать не успела, но уже возмущалась.

— Там сквозит. А я простужен. Да не кипишуй ты так, я тебя и пальцем не трону — вон, даже одеяло другое взял.

— Тогда я пойду на диван!

— Нет, спи уже. Разве друзья не могут спать вместе?

— Могут, конечно! Ты когда с Игорем в последний раз спал?

Надо было выжидать дольше. Она не разоспалась, раз так хорошо соображает.

— Прости. Я думал о сквозняке, а не о таких тонких материях.

— Нет, ну вот скажи честно: я тебе нравлюсь, что ли?

— Я женюсь скоро и начальник твой. Хватит уже мне навязываться!

— Матвей!

Он начал злиться — мгновенная реакция на ее злость. И шутить расхотелось:

— Рита, ты ведь сама не позволяешь мне быть честным! Так чего ты ждешь?

— О чем ты? Как я тебе не позволяю?!

— Поклянись, что не уволишься после моего ответа. Я очень зря тебе раньше это предлагал.

— Зачем?

— Хочешь искренности — поклянись, что не будет никаких последствий.

— Ладно, обещаю, что не уволюсь.

Матвей всем телом чувствовал последний, самый критический занос. Но этот день вряд ли мог закончиться иначе.

— Я не знаю, как описать. Это не симпатия, не влечение. Мне просто нужно один раз тебя поцеловать. Всего один. Больше мне от тебя вообще ничего не нужно. И если хочешь знать, то мне все это претит не слабее, чем тебе. Совсем невовремя и слишком непривычно. Я кажусь тебе сумасшедшим? Поверь, себя я знаю давно: так я уже точно уверен, что спятил, как будто подменили…

Она промолчала, полежала еще минуту, а потом молча ушла в гостиную. Черт возьми, надо было остановить, прижать к себе! Раз уж она все равно ушла, так какая разница?

Глава 18

Рита проснулась по привычке в шесть. До рейса оставалось много времени, но через час надо будет будить Матвея и собираться. Она вела себя как можно тише и не включала телевизор, чтобы не привлекать к себе внимания. После душа долго-долго стояла у окна и наблюдала с высоты за оживленной в такое ранее время улицей.

Теперь уже придется думать, некуда откладывать. И чем больше она размышляла, тем сильнее винила себя. Ведь Димыч предупреждал! А Матвей практически открытым текстом предложил ей стать любовницей. Каким местом она смотрела, если ничего не видела? Да видела, конечно. Все она видела — и взгляды его, и повышенное внимание, только верить не хотела. Потому что дура наивная. И если абстрагироваться от некоторых обстоятельств, то непременно бы влюбилась — он бывает таким, в которого сложно не влюбиться. Вчера именно таким и был, несмотря на детские и эмоциональные выходки. Таким она его уже давно и знала: сдержанный на работе со всеми сотрудниками, кроме нее самой, но вдруг срывающийся в пропасть гиперкомпенсации. Такому сыну и мать хотела другой судьбы, видя, что он всегда балансирует на острие ножа, а потом летит в сторону, чтобы чуть позже снова восстановить равновесие. Впечатляющий, странный, красивый, смешной, умный, нелепый, прямолинейный, замкнутый — у него наличествовали все взаимоисключающие черты, чтобы заполучить любую девушку, не только Риту. Однако абстрагироваться от обстоятельств не получалось: Рита стала бы чьей-то любовницей, лишь полностью поправ все свои принципы. И неважно, какими чертами наделен мужчина, потому что речь всегда идет о личном выборе конкретного человека. Без отговорок наподобие «ее подвело тело», «без него и жизнь не жизнь» и прочей чуши. Если один ломается под другого, то это что угодно, только не любовь.

Но ведь вчера он говорил не о любви и даже не о сексе. Но этот его «единственный поцелуй» почему-то звучал еще отчаяннее. Намного беспросветнее, чем все остальное. Рита не злилась на Матвея — ну, может, только в самом начале. Сейчас она злилась только на себя, потому как отчетливо увидела всю картинку. В истории буквально все сыграли свою роль, но больше всех вложили Матвей и она сама.

— Ты не спишь? Завтрак заказала?

Рита от неожиданности вздрогнула, но почти сразу натянула улыбку и повернулась, намереваясь больше никогда не говорить с начальником без должной официальности:

— Нет, Матвей Владимирович, еще не заказала. Если вы хорошо себя чувствуете, то можем позавтракать на первом этаже.

Он, конечно, все нужное уловил. Едва заметно поморщился, но смотрел прямо. И подхватил ее интонацию:

— Хорошо. Сейчас я в душ, потом перекусим и сдадим номер. Маргарита, если вы ждете извинений, то их не будет. Для извинений я не чувствую себя в достаточной степени виноватым. И напомню про ваше обещание. Пусть личное не путается с работой.

Рита ничего от него и не ждала. Все, что она могла узнать, уже узнала. Любые слова не помогут.

— Как скажете, Матвей Владимирович.

Они позавтракали, добрались до аэропорта и прилетели в родной город, не обменявшись при этом и десятком фраз. И Рите так было спокойнее. Хоть она и понимала, что между ней и начальником теперь пролегла непроницаемая стена, которую со временем придется рушить или все-таки сбегать, но прямо сейчас общаться была не готова. Она настолько погрузилась в себя, что невольно напряглась, когда Матвей Владимирович уже на выходе из аэропорта сказал сухо: