Сабрина Пейдж - Принц Альберт

- Дамы вперёд.

Но я не скажу «пожалуйста». Я не буду умолять его, как любая другая девушка в мире умоляла его.

Он наблюдает за мной, не в состоянии скрыть своё возбуждение, выпуклость в штанах более, чем достаточное доказательство того, что он возбуждён.

Стук в дверь пугает меня, и я тут же подпрыгиваю, поправляя свою юбку и сразу же выпрямляясь, а моё сердце бешено колотится в груди. – О, Боже мой. Дверь заперта? – шепчу я.

Альби поднимает брови и подмигивает мне. – Расслабься, дорогуша, - посмеиваясь, говорит он, когда я отталкиваю его.

Расслабься.

Вот что я сказал ей, несколько часов назад в игровой комнате, когда нас прервал стук в дверь кого-то из персонала, который должен был подготовить комнату к вечернему мероприятию.

Расслабься. Отправляйся обходным путём в обсерваторию.

Это сообщение она мне прислала десять минут назад, когда я пробирался к небольшому танцевальному залу, на мероприятие по какой-то причине или что вроде этого, которое я совершенно не помню.

Конечно, я собирался сделать крюк по пути в обсерваторию. Мой член был твёрдым, как скала, когда я думал о том, что произошло в игровой комнате. Думая о Белль, её платье, задранном вокруг её бёдер, и я видел её голую киску под этим консервативным платьем.

Мысль о её изгибах в этом платье с кокетливой юбкой, заставляла меня трахнуть её прямо там. Я не буду притворяться, что не хочу засунуть свой член в её тугую киску, толкнуть к стене, и это чертовски пугало меня, потому что, очевидно, я так и сделаю. Я хочу сделать это, больше всего на свете.

Не остановлюсь ни перед чем.

Мне нравилась игра, в которую мы играли, игра в «туда-сюда» между нами, как она поднимала ставку каждый раз, когда я делал что-нибудь неприемлемое. Мне нравилось подталкивать Белль к краю. Мне нравилось, что я могу заставить кого-то вроде неё – такую гордую, упрямую, непреклонную – даже подумать о том, чтобы умолять меня трахнуть её.

Я хочу, чтобы она умоляла меня.

Идея захватывающая.

Обсерватория была пустой, совершенно пустой, и я задавался вопросом, собиралась она, в конце концов, подняться по лестнице – если она позвала меня, конечно, сюда, потому что сдалась. Добравшись до кармана своих штанов, я пальцем почувствовал презерватив, который принёс с собой.

Но здесь никого не было, даже Белль.

Я блуждаю по огромной комнате, лунный свет, проходящий через стеклянный потолок, омывает помещение зловещим свечением. Это единственная комната во дворце с более современной мебелью, отражающая тот факт, что это стало дополнением к дворцу в период правления моего отца. Это единственная комната, которую он добавил во дворце. Всё остальное относилось к пятнадцатому веку. В этой комнате мебель гладкая, современная, тёмно-синего и кремового цветов, элегантная, но подходящая для обсерватории.

Раньше, когда я был ребёнком, это было одним из моих самых любимых мест во дворце. Мой отец приходил сюда со мной, чтобы посмотреть на звёзды при помощи телескопа.

В течение нескольких лет я не появлялся здесь, с тех пор, как ушёл в армию.

Телефон завибрировал у меня в кармане, и я открываю сообщение от Белль.

Посмотри вниз.

Её нет в комнате. Я сразу же догадался, где она. Я прохожу через обсерваторию, где располагаются окна от пола до потолка, из которых открывается вид на музыкальную комнату.

И Белль находится там.

Она сидит сверху грёбаного пианино.

Она сидит сверху пианино, одетая в красное платье без бретелек, и её грудь практически вываливается из него. Со скрещёнными ногами, разрез сбоку на юбке распахнулся, обнажая её бёдра кремового цвета.

Платье провокационное. Случится скандал, если она появится в нём на мероприятии. Уверен, что это выглядело бы менее скандально на вешалке или подиуме, но на ней это смотрится сексуально. Она выглядит сексуально.

И она сидит там, со скрещёнными ногами, глядя на меня.

Должны ли мы закончить то, что начали?

Я посылаю сообщение, ожидая, когда она поманит меня спуститься вниз и будет умолять, чтобы я взял её напротив пианино. Или сверху пианино.

Я хочу уложить Белль на поверхность пианино, раздвинуть ей ноги и начать поглощать её.

Полагаю. Ты вежливо спрашиваешь? Ты хочешь сказать «пожалуйста»?

Текст заставляет меня рассмеяться. Даже сейчас она отказывается сдаваться. Это такая мелочь.

Я качаю головой, зная, что она может видеть меня с того места, где сейчас сидит. Когда я звоню ей, она отвечает мне томным голосом. – Попроси меня спуститься и присоединиться к тебе, - говорю я.

Она лишь смеётся. – Нет.

- Ты упрямая.

- Ты думал, что я не буду? – спрашивает она.

- Я думал, что ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, - произношу я. – Я думал, что ты хочешь, чтобы я развёл твои ноги прямо там, на пианино, и лизал тебя, пока ты не кончишь.

Она ничего не говорит, но я слышу, как она задерживает дыхание, а затем тяжело выдыхает. Из окна я вижу, как она сдвигается, совсем чуть-чуть, и её ноги раздвигаются так, что красный материал падает между её бёдер. Она дразнит меня, скрывая то, что, как она думает, мне хотелось бы увидеть.

- Ты надела трусики сегодня вечером? – спрашиваю я.

Она не отвечает. Белль смотрит в сторону, поглядывая на дверь, как будто боится, что кто-нибудь войдёт, хотя большинство персонала и гостей находятся далеко отсюда, на другой стороне дворца прямо сейчас.

Затем она показывает мне, что у неё ничего нет под этим платьем. Белль отодвигает ткань в сторону, расставив ноги для меня на скамейке перед пианино, и она совершенно голая.

Совершенно и абсолютно голая.

И выражение на её лице, лукавая улыбка, говорит о том, как будто она точно знает, что делает со мной прямо сейчас.

Как будто мой стояк не будет виден за версту.

- Я хочу, чтобы ты потрогала себя, - говорю я. В моём голосе нет ничего, что оставило бы место для обсуждения.

Белль не спорит, не говорит ни слова, но я слышу, как её дыхание становится более резким в телефоне, и она слушает.

Впервые.

Я вижу, как она медленно скользит пальцами между своих ног, а затем останавливается. – Не останавливайся, - говорю я ей.

- Я никогда не делала этого перед кем-то, - шепчет она так тихо, что я едва слышу её.

Того факта, что она выставляет себя, прямо в музыкальной комнате, с раздвинутыми ногами, достаточно, чтобы сделать меня твёрдым, как грёбаный камень. Но того факта, что она никогда не прикасалась к себе перед кем-то раньше, достаточно, чтобы свести меня с ума.

- Ты должна кончить передо мной, - говорю я хриплым голосом. – Прямо здесь.

- Я не уверена, что смогу, - протестует она.

- Ты единственная, кто всё это начал, дорогуша, - произношу я. – Ты заставила меня встретиться здесь с тобой. А теперь перестань быть такой застенчивой. Раздвинь свои ноги, чтобы я тебя видел.

Она смотрит на меня через стекло, держа телефон около уха. На секунду, мне кажется, что она собирается свести ноги вместе, встать и уйти из комнаты.

Но она этого не делает. Она раздвигает ноги ещё шире. Когда ткань её платья опускается ей между ног, на мгновение, прикрывая её, она подтягивает ткань вверх по бёдрам, внезапно становясь менее робкой.

- Проведи пальцами по своему клитору, - произношу я низким голосом, наблюдая за тем, как она подчиняется. Её веки закрываются, телефон находится всё ещё около её уха, когда она касается себя.

Она, как чёртово произведение искусства, раскинулась на пианино так, как она есть, в красном платье, которое практически неприличное, и её ноги раздвинуты.

Прикасаясь к себе для меня.

- Ты мокрая? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

Её дыхание стало учащённым, и я повторяюсь. – Скажи мне, Белль.

- Да, - произносит она. – Я мокрая.

- Это так ты к себе прикасаешься, когда одна?

- Нет, - шепчет она, её голос хриплый.

Я оставлю свою руку там, где она и находится – на телефоне, а другую руку опущу на окно, пальцами слегка прикасаясь к стеклу. Мои руки останутся там, где они есть, несмотря на то, насколько сильно я хочу расстегнуть свои штаны, вытащить член и пройтись рукой по всей длине, пока Белль касается себя.

Я смогу себя контролировать.

- Покажи мне, что ты делаешь, когда одна, Белль, - произношу я. – Прикоснись к себе так, как ты делаешь, когда одна. Когда ты думаешь обо мне.

- Я не… - начинает говорить она, но останавливается.

- Я знаю, что ты думаешь обо мне, Белль, - говорю я. – Ты думаешь о том, чтобы я засунул свои пальцы в твою мокрую киску, как делал в тот день, не так ли?

Она не отвечает, но я наблюдаю, как она убирает руку от клитора, широко раздвигая ноги, когда скользит пальцами внутри себя, пока её ладонь прижимается к её холмику.

Чёрт, эта девушка собирается довести меня до инфаркта. Я уже представляю заголовки:

Принц падает замертво в королевской обсерватории со спущенными штанами и членом в руке.

- Скажи мне, о чём ты думаешь, Белль, - говорю я, а она закрывает глаза. Её рот распахивается, язык проходит по нижней губе, и всё, о чём я могу думать – это то, что я хотел бы положить в её умный маленький ротик.

- Ты, - шепчет она. – Я думаю о тебе.

- Скажи мне, Белль, - прошу я. – Ты думаешь о моих пальцах, скользящих внутри твоей мокрой киски?

- Да, - произносит она. Её бёдра трутся об её ладони, пока она трахает себя пальцами, отбрасывая волосы назад, когда Белль закрывает глаза, больше не заботясь о том, что здесь я или нет. Я наблюдаю за ней, когда она опускает свои барьеры, отдаваясь удовольствию, её грудь вздымается, пока её рука начинает двигаться быстрее.

- Но ты ведь этого не хочешь, правда, дорогуша? – спрашиваю я. – Ты хочешь большего, не так ли? Хочешь, чтобы мой член был внутри тебя, наполнял тебя.

- Я хочу… - она затихает, когда прикусывает свою губу.

- Скажи это, - приказываю я. – Скажи, что ты хочешь, чтобы мой член был внутри тебя. Скажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы я нагнул тебя над этим пианино, задрав платье и трахал тебя, пока ты не кончишь подо мной. Ты хочешь почувствовать мой голый член внутри себя, прижимающийся к тебе, пока ты не сможешь удержаться, пока не кончишь и не выдоишь из меня всё, что у меня есть.

Она бросает телефон, и он с грохотом падает на пол, вращаясь кругами. Но она не обращает на это внимания.

Мои глаза, не отрываясь, смотрят на её лицо, пока она подводит себя к краю. Я замер, наблюдая за её выражением лица. Её грудь начинает чаще подниматься, так как дыхание учащается. Затем, в последний момент, она открывает глаза и смотрит прямо на меня.

И она кончает.

Её губы, окрашенные в красный цвет, чтобы соответствовать платью, образуют идеальное «О». Её голова откидывается назад, волосы падают на плечи, глаза широко открыты и пристально смотрят в мои, пока она кончает. Я слышу её по телефону, маленький стон, который она позволяет себе, всё ещё контролируя ситуацию в последний момент.

Я хочу разрушить этот её контроль.

Я хочу заставить её кричать. Я хочу, чтобы моё имя слетало с её губ. Я хочу, чтобы она кончала, выкрикивая моё имя.

Я хочу этого больше всего.

Когда Белль, наконец, закончила, она сползает с пианино и берёт телефон. Приложив его к уху, она молчит. Я слышу её дыхание, короткие вздохи, пока она отходит от оргазма. – Ты так и не сказала, - говорю я ей.

- Что не сказала?

- «Пожалуйста».

- Я тебе уже говорила, - произносит она. – Я не собираюсь умолять.

Это великая ночь – ночь помолвки моей мамы и короля Леопольда. На следующей неделе мы отправимся в летнее поместье, где нас оградят от напора СМИ, которые неизбежно следят за ходом помолвки.