– Ну и?.. – откашлявшись, поинтересовалась Рита, все еще пристально разглядывая Николая, словно видела его впервые и планировала найти в его непримечательной внешности что-нибудь достойное внимания.

Дальше тянуть было глупо, и она перевела взгляд на женщину, сидевшую в гостевом кресле. Если бы в этот момент кто-нибудь огрел бедную Маргошу по затылку жестяным тазом, который долго глухо вибрировал бы от удара, и то она бы не была так ошарашена: женщина, сидевшая в кресле, не имела ничего общего с ее бывшей подругой Таней Соколовой. Черты лица, глаза, линия губ – все было чужим и незнакомым. Женщина была безусловно красива сочной деревенской красотой, но это была не Таня. Растеряв весь свой пыл в драке с Алисой, гостья теперь сидела смирно и с тихой укоризной смотрела на Риту.

Коля старался не дышать и не шевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание.

– Значит, это ты? – Женщина растерянно провела широкой рукой по лицу, словно надеялась, что новая любовница мужа после этой нехитрой манипуляции пропадет и все будет по-прежнему.

– А… Как это? – пробормотала Рита. – Николай? Это что, твоя жена?

– Да, – пискнул Коля и снова замер.

– К сожалению, – дополнила женщина. – А ты в курсе, что у него трое детей, так что придется взять его на иждивение: после выплаты всех алиментов от его зарплаты будет оставаться сплошное тьфу! Хотя, конечно, у тебя деньги есть, можешь взять мужичка на содержание, только одного не пойму: зачем тебе такой?

– Какой это – такой? – кудахтнул Николай и осекся под скрестившимися на нем женскими взглядами.

– Вот правильно мама говорила: бросил одну бабу, бросит и другую. Ты особо-то не радуйся, он, как колобок, от всех убег! – грубовато хохотнула Татьяна. – Я его ведь тоже у жены увела, думала, жирный кусок отхватила: образованный, интеллигентный, даром, что с дитем… Да еще мамаша его придурковатая. Она тебе еще хлеб медом-то намажет, такая змея, что будь здоров!

– Это твоя вторая жена? – охнула Рита, до которой наконец дошел ужас происходящего.

– Ну и что? – с вызовом принялся защищаться Коля. – Человек имеет право на ошибку. И на выбор. Это закон природы – выживает сильнейший, слабые отсеиваются в процессе эволюции.

– Это я, значит, нонче отсеянная? – с тихой угрозой поинтересовалась Татьяна.

Рита была совершенно раздавлена результатами своего возмездия. У нее моментально разболелась голова, отказываясь анализировать и делать выводы. Маргоша просто молча сидела и надеялась, что ситуация разрулится без ее непосредственного участия. Она чувствовала себя пьяным дровосеком, нацелившимся на одну елочку, а по ходу движения к заветной цели нарубившим целую просеку.

Вялое переругивание супругов набирало обороты, грозя перейти в драку. Рита с опаской посмотрела на стеклянные дверцы шкафа, на видеодвойку в углу, на китайскую вазу – подарок шефа – и поняла, что надо брать вожжи в свои руки.

– Ты мне, может, всю жизнь искалечила своими булками! От тебя дрожжами вечно несет, как от самогонщицы! Я наконец встретил достойную меня женщину, а ты тут права качать вздумала! Цени, что я вообще был с тобой! Да ты бы так и усохла старой девой, если бы не я! Считай меня единственным светлым пятном в своей серой судьбе!

– Хочешь быть пятном, сейчас будешь, – пообещала Татьяна, величественно поднимаясь из глубин кресла.

– Стоп! – завопила Маргарита. – Замолчите оба!

По мере того, как Рита сбивчиво, заикаясь от негодования и бурлящих эмоций, рассказывала, как дошла до жизни такой, больше адресуясь к Татьяне, перед которой была виновата, и категорически игнорируя тупо моргавшего Николая, обстановка в кабинете накалялась. Когда она обессиленно затихла, откинувшись на спинку кресла, Коля тут же взволнованно спросил, выдвинув подбородок в сторону изящной рамочки, в которой красовалась фотография Алеши:

– Так я не понял, это мой сын?

– А что, ощутил прилив отцовских чувств? – ехидно поинтересовалась Маргоша.

– Нет, – машинально, а потому искренне ответил Коля. – Просто на четверых алименты платить – легче повеситься!

– Таня, я очень виновата перед вами. Я не знала, простите… – Рита пылала от стыда за собственную глупость и непредусмотрительность.

– Ну да, какие мы тут все интеллигентные, – прошипела Татьяна, не желавшая быть великодушной. – Простите-извините! Да об чем разговор! Конечно, ерунда какая! Подумаешь, дети без отца, а я на четвертом десятке – без мужа! Фигня, не извольте беспокоиться! Главное, что ты поигралась. Сейчас вот раскланяемся и разойдемся по-хорошему, как в лучших домах Лондона и Парижа! Ты вся в шоколаде, а я… Каждой птице – свое гнездо! Ты в гнезде, а я – где? И как мне теперь дальше жить? Извинениями твоими утереться? Как я одна двоих пацанов поднимать буду?

– Я могу помочь материально, – жалко проблеяла Маргоша, понимая, что именно сегодня жизнь переломилась пополам и обломки эти уже ничем не склеить.

– Ты еще морально помоги! – взвыла Татьяна. – Женись на мне и возьми на себя все супружеские долги этого ирода! За что мне все это?

– Я пошел? – испуганно мявкнул Николай, за время Татьяниного монолога незаметно переместившийся поближе к дверям.

– Чтобы я больше никогда в жизни тебя не видела! – в сердцах выкрикнула Маргарита.

– Я тебе пойду, я тебе сейчас так пойду, я тебе ходилки повыдергиваю и знаешь, куда вставлю? – заорала Татьяна, легко выпрыгнув из кресла и цапнув обмякшего мужа за шиворот. – Я его пою, кормлю, мамашу его ядовитую терплю, а он мне такие финты закладывает! Ты почему не сказал, что у тебя еще ребенок есть? Ты кого обмануть хотел, выхухоль?

– Я не знал, – виновато задергался в ее руках Коля, привычно уворачиваясь от удара.

– Он не знал! – с жаром подтвердила Маргарита, в срочном порядке прокрутившая в голове свой прочувствованный рассказ, из которого, как ей казалось, все должно было стать предельно ясно.

Чтобы жить спокойно, ей хотелось добиться хотя бы формального примирения супругов, поскольку в дальнейшем звонить и интересоваться их личной жизнью вряд ли получится, а тянуть до конца дней непосильный груз вины страшно.

– А какая разница? На двоих алименты платить да двоих содержать, это кто будет? Я?

– Какие алименты, вы что! Нет у него никакого сына! Это мой ребенок! Он тут ни при чем!

– Конечно! – радостно поддакнул Николай. – Женщина должна предохраняться и думать о последствиях. Подобная безответственность наказуема! Каждый должен решать свои проблемы сам! А мужчина имеет право находиться в вечном поиске и полете!

Рита с трудом проглотила вертевшийся на языке комментарий, понадеявшись, что дома Татьяна отомстит за нее по полной программе.

– Легкой жизни захотел, полетов ему не хватает, – пробубнила Таня. – Сейчас так дам, что лететь будешь долго и со свистом, только вот мягкой посадки не обещаю! Ты у меня теперь дома по струнке ходить будешь!

– Буду, буду, мышка моя! – радостно залебезил Николай, поняв, что в квартиру его запустят. Правда, неизвестно, на каких условиях, но детали уже можно пережить.


Когда супруги покинули негостеприимный офис, Рита обалдело посмотрела на свое отражение в стеклянной дверце шведского шкафа и попыталась осмыслить произошедшее. Облегчение наступило, но оно не было связано с тем, что она отомстила. Месть как таковая не свершилась, зато вопрос закрылся. И облегчение было связано именно с окончанием этого несимпатичного этапа.

– Сами создаем себе проблемы, а потом сами же их и решаем, – часто говорила Лида.

Унизить ничтожество невозможно, на то оно и ничтожество. Николай легко приспосабливался к любым условиям, стремясь туда, где сухо и тепло, но так же легко готов был мириться с неуютной сыростью и серостью бытия.

– Соколову искать станешь? – поинтересовалась вечером Лидка.

– Ты что? – вздрогнула Маргоша. – Хватит с меня. И так совершенно постороннему человеку гадость сделала. Как они теперь жить будут?

– Нормально будут жить, ты за себя бойся. Меня сватаешь, а сама чего не замужем? Вон, даже эти два недоразумения опять слились в экстазе. Кстати, а чего это ты свою Таньку простила?

– Так ей и без меня досталось, – махнула рукой Рита. – Кольку-то она не удержала.

– И что, тебе даже неинтересно, как она живет?

– Десять лет неинтересно было, а теперь и подавно. Не получилась из меня народная мстительница. Не судьба.

– Да уж, не судьба. Хотя у тебя просто ума не хватило организовать дело нормально, – наставительно сообщила Лида.

Маргоша так радовалась скоропалительному завершению неприятной истории, что даже не стала напоминать подруге, что основным организатором назначалась именно Лидка, поленившаяся тщательно распланировать порядок действий.

Часть третья

Маленькая хрупкая блондинка пробиралась по орущему, визжащему и подрагивающему бетонными стенами школьному коридору. Дети налетали на нее, валились под ноги и норовили основательно покалечить, чтобы любимая учительница расплескала все свои знания, не донеся их до светлых голов радующихся жизни учеников. В первые дни работы она еще наивно пыталась вычислить наиболее безопасный отрезок времени, когда можно перебежками доскакать до учительской, отсидеться там, вежливо улыбаясь в ответ на холодные кивки более маститых коллег, и добраться до очередного кабинета, не пав в глазах учеников ни морально, ни физически. Этот ежедневный экстрим по количеству отрицательных эмоций напоминал ей поход к зубному, когда ждешь только плохого, которое в результате оказывается еще более худшим, чем планировалось.


Учителей в школах не хватало, поэтому молоденькую студентку директор приняла на ура, пообещав сказочные условия работы, надбавки, премии и совершеннейшую сказку, что никак не вязалось с горестными рассказами о тяжелой жизни бюджетников. Как выяснилось буквально через месяц, рассказы базировались на горьких фактах, а расплывчатые обещания – лишь на горячем желании директрисы заманить в свое болото молодого специалиста. У Олечки не было своего кабинета, наглядных материалов и прав на бесплатные овощи от шефов из областного совхоза, зато имелась масса обязанностей, неприятных повинностей в виде ежедневного писания планов занятий и рисования пособий, а также огромное количество «окон» между уроками, из-за чего рабочий день растягивался невообразимо. «Окнами» на местном педагогическом сленге назывались пустые уроки, когда, например, в сетке учителя стояли только первый, третий и пятый уроки, а второй и четвертый являлись «окнами». Оплачивалось же по штатному расписанию только количество проведенных уроков, а то, что педагог вынужден «простаивать», никого не волновало.

– Ольга Николаевна, вы же должны понимать, что я не могу идти вам навстречу в ущерб интересам моих старейших педагогов, – искренне выкатывала глаза директриса и в подтверждение сказанного прикладывала к груди толстые руки, поблескивавшие кольцами и браслетами.

Если переосмыслить ее фразу, то получалось, что политически правильно будет ущемлять интересы молодого педагога, чтобы защитить дряхлеющее племя старейшин. Всем хорошо быть не может, это нарушает законы вселенского равновесия, поэтому хрупкая Олечка оказалась на нижней чаше весов, перетянув своими сорока семью килограммами чахлый коллектив заслуженных работников, изможденных многолетним непосильным трудом, в связи с чем все «окна» достались ей.

– А что ты хотела? Сразу в «дамки»? – пожимала плечами мама. – Так всегда было и будет. Сначала заработай авторитет, а потом качай права.

– То есть мне пока делать вид, что все устраивает? – уточнила Олечка.

– Именно. Если не хочешь нажить врага в лице директрисы. Скандалистов нигде не любят.

– Но я не скандалить, я только…

– Объяснить ей свою позицию ты все равно не успеешь, – отрезала мама. – Хочешь работать? Работай! На моей шее я тебе сидеть не позволю! Девятнадцать лет – это уже нормальный возраст. Не нравится, иди метлой маши, тоже работа! Правда, не такая чистенькая, как в школе, зато платят больше. Наверное. – Особой уверенности в мамином голосе не было. Но в ней трепыхалось желание вырастить надежду и опору, чтобы в старости не оказаться в положении соседки, бабы Фроси, сын которой до сих пор писал диссертацию, чем бабка и гордилась, собирая пивные бутылки. Татьяне довод «зато не пьет и не бьет» казался недостаточным поводом для удовлетворения собственного честолюбия. Она сама сильно обожглась в молодости, и ее ошибка стала роковой, поэтому для дочери ей очень хотелось лучшей судьбы.


Словно по мановению волшебной палочки, визг в коридоре стих, скорость хаотичного перемещения школяров снизилась до предельного минимума, особо впечатлительные даже вжались в стены. Ольга выдохнула, но тут же досадливо поморщилась от догнавшего ее, точно камень, брошенный из пращи доисторического охотника, солдафонского окрика:

– Ольга Николаевна! А я к вам!