Ирина Щеглова - Принц для сахарской розы

Мы вылетели из Москвы в начале холодного октября, а через несколько часов оказались в жаркой Африке. Видимо, из-за переживаний мама забыла меня переодеть, и я еще долго тихо плавилась в куртке и джинсах. Я не замечала жары, глазея на разноцветную толпу, заполнившую аэропорт.

– Мама, как называется этот город?

– Алжир.

– Нет, это страна так называется, а город?

– И город Алжир, и страна Алжир, – ответила мама.

– А почему?

– Так получилось, – мама нервничала.

В аэропорту нас не встретили, но мама нашла российского представителя, тот связался по телефону с посольством, и за нами приехал Гена. Он так и представился, по очереди пожав руки мне и маме.

Гена выглядел потрясающе в ярко-желтой рубахе и рыжем замшевом костюме, я просто замерла от восторга. Он был такой яркий, необычный, совсем «не русский».

Раздела меня мама только в машине, когда Гена вез нас в посольство. А точнее, в дом, где располагался комитет российских специалистов.

Мама стаскивала с меня многочисленные одежки, время от времени растерянно кивая в ответ на вопросы-утверждения золотисто-желтого вкрадчивого Гены. Мама ему определенно нравилась, и он переживал за нее больше, чем она сама. Смущаясь, он сказал, что мама «непременно должна взять у него денег, ведь у нее нет, а мало ли что может понадобиться…». Я неотступно следила за ним, и Гена смущался еще больше. Мама спасла его: спокойно взяла деньги, поблагодарила за помощь и обещала вернуть, «как только приедет муж».

Я поняла только, что папе позвонили и что-то напутали со временем нашего прилета.

Гена привез и поселил нас в большом белом доме с террасой. Дом стоял прямо над морем, над обрывом. Внизу, среди густой зелени, виднелись многочисленные крыши других домов, а дальше, на темном аквамарине, в дымке стояли большие корабли.

– Там порт, – сказала мама.

– Это море? – спросила я.

– Да, Средиземное.

– А когда приедет папа?

– Завтра.

На втором этаже уже жили русские, а нас разместили на первом.

Я пробежала по темным нежилым комнатам, заставленным чужой мебелью, и спросила у мамы:

– Мы будем здесь жить?

– Наверное, – ответила мама и почему-то вздохнула.

А мне понравилось!

Я сразу отправилась на разведку и увидела незнакомую девочку, она стояла на веранде и, перегнувшись через перила, с любопытством меня разглядывала.

Она показалась мне очень красивой в своем пышном сарафане и открытых шлепанцах с розами. Розы были как настоящие, я сразу же захотела такие же шлепанцы и сарафан. Еще у нее были длинные светлые прямые волосы и очень симпатичное личико. Девочка встряхнула головой, отбросила волосы на плечи и произнесла нараспев:

– Приве-е-ет… Ты ру-у-сская?

– Русская! – обрадовалась я.

– Меня зову-у-т На-а-стя, а тебя?

– Ира…

– Поднимайся ко мне, – предложила Настя.

Я взбежала по лестнице и подошла к ней. Отсюда море было видно еще лучше.

– Ух ты! – восхитилась я.

– Здорово, да-а? – спросила Настя. Она повернулась и оперлась спиной о перила веранды.

Она мне очень нравилась, хоть и задавалась немного.

– Пойдем, я познакомлю тебя с мамой, а потом все покажу.

Ее мама лежала в шезлонге, подставив солнцу лицо. Она казалась усталой, но все-таки поздоровалась со мной и спросила, откуда я приехала.

Потом мы с Настей исследовали участок вокруг виллы, огороженный высокой проволочной сеткой. На сетке висели чумазые оборванные «арабчата», так ее мама назвала алжирских детей, они галдели и показывали на нас пальцами.

– Не обращай внимания, – дернув подбородком, высокомерно произнесла моя подружка.

Она демонстративно отвернулась от дергающих сетку детей и сделала вид, что рассматривает пластиковые розы на своих шлепанцах. Я тоже стала рассматривать ее шлепанцы.

– Там, где вас поселили, была холера, – пропела Настя. – Всю семью увезли в больницу, – теперь она наслаждалась произведенным на меня эффектом. – Только ты не бойся, там все про-ро-дис-фи, – она запнулась, но все равно старательно, по слогам произнесла трудное слово: – Продезинфицировали.

– А я и не боюсь, мне прививку сделали!

Все-таки Настя мне очень нравилась. Она рассказала, что учится в специальной русской школе и еще занимается рисованием. В ее комнате было множество акварелей, они висели на стенах, лежали на столе в пухлых папках и альбомах. На них я видела белые дома, белое небо с желтым солнцем и бирюзовое море. Все, как в жизни.

Я спросила у нее, почему город, в котором она живет, и страна называются одинаково.

– Это же про-о-осто, – объяснила Настя. – По-арабски Алжир называется Эль-Джазир – страна островов. В древности так назвали город, потому что в море много островов, а потом и вся страна стала так называться.

– Понятно… Эль-Джазир, по-моему, звучит гораздо красивее, чем Алжир, – сказала я.

Папа приехал на следующий день. Торжествующий Гена доставил его к нам и предложил устроить экскурсию по городу. Мама согласилась и сразу же сказала отцу о долге. Гена покраснел, хотел было отказаться от денег, но мама спокойно спросила:

– Вы ведь свои деньги нам давали?

– Да.

– Так берите. Нас тут много таких. На всех не напасетесь…

И мы поехали на экскурсию. Я запомнила только, что Алжир раньше был французской колонией, а еще раньше тут жили разные древние народы, поэтому сохранилось много старинных домов – целые улицы. И еще Алжир весь белый, он смотрится очень красиво на ярком солнце.

Потом мы заехали в магазин и купили мне шлепанцы, только не с розами, а с лилиями. Ничуть не хуже, чем у Насти.

На обратном пути я прищемила себе большой палец: когда садилась в машину, папа хлопнул дверцей, а я держалась за нее. Было ужасно больно! Мама отвела меня в туалет и долго держала мою руку под холодной водой. Даже к врачу ездили, но он сказал: «Ничего страшного, перелома нет».

На следующий день мы поехали в поселок, где живут российские специалисты. Мы с Настей уже успели сдружиться, было жалко расставаться. Я боялась, что в поселке мне не с кем будет общаться, но папа сказал, чтобы я не волновалась, там много детей.

Ехали долго. Сначала наш путь шел вдоль моря, потом начались апельсиновые рощи и поля. Затем дорога стала подниматься в гору, заросшую густым кустарником. Папа сказал, что здесь водятся кабаны и зайцы, а еще дикобразы.

Все-таки я не выдержала и уснула, а когда проснулась, наша машина уже стояла у невысокой каменной стены. За ней я увидела белые домики с плоскими крышами.

– Вот наша вилла, – папа показал на крайний домик справа.

– Разве это вилла? – не поверила я. Ведь вилла – это большой двухэтажный дом с верандой и видом на море.

– Одно название, – согласилась мама.

Но все-таки мне было любопытно, я выскочила из машины и побежала по дорожке, усыпанной гравием, к нашему новому дому.

Он оказался ничего себе. Мне понравилось большое крыльцо под навесом, оно было выложено красивыми гладкими плитками.

– Мама, смотри! У нас тоже есть веранда! – крикнула я.

– Сейчас, – отозвалась мама. Она помогала папе доставать из багажника вещи. Потом к нам подошли русские женщины, соседки, поздоровались, представились, заговорили с родителями.

Дул сильный ветер. Здесь было холоднее, чем на побережье. Я нетерпеливо приплясывала у двустворчатой стеклянной двери, закрытой на ключ.

Наконец папа открыл дверь, и я вбежала в прихожую. Внутри вилла выглядела лучше, чем снаружи. Особенно мне понравился большой стол и стулья с высокими деревянными спинками и мягкими сиденьями, обитые красной кожей. Комнат оказалось целых четыре! Они были светлыми, с большими окнами и каменными полами, такими же, как на крыльце. Это меня удивило. Папа объяснил, что такие полы делают потому, что здесь бывает очень жарко.

– А стены-то фанерные, – заметила мама. – Ткни пальцем – развалятся.

Женщины принялись наперебой рассказывать о том, как они здесь живут, я не стала подслушивать, пошла в свою комнату и подняла жалюзи на окне. За окном я увидела еще один дом, он был гораздо больше нашего. Правда, мне виден был только второй этаж, все остальное закрывали ограда и высокие деревья. Надо будет узнать у папы, кто там живет.

Женщины ушли, мама принесла постельное белье, и мы вместе застелили мою кровать. Потом я развесила свои вещи в шкафу и решила выйти на улицу осмотреться.

Сначала я постояла на крыльце, но ничего интересного не увидела. За каменной оградой – дорога, за дорогой огромный пустырь. Слева все тот же загадочный дом среди деревьев. Чтобы рассмотреть все остальное, надо было спуститься с крыльца. И я, наконец, решилась.

Прошла немного вперед по гравиевой дорожке. Одинаковые белые дома с плоскими крышами. Дальше, за домами, склон горы. Что же здесь делать?

Я прошла до самого конца дорожки и выглянула за ограду. Никого. Совсем было расстроилась, но неожиданно услышала, как меня кто-то позвал по имени. Оглянулась. Недалеко от меня стояли две девочки. Та, что поменьше, была в светлом платье, худенькая, с косичками и веснушками. Другая выглядела старше, она была высокой, круглолицей, с короткой стрижкой. В джинсах, красной футболке и кроссовках.

Я несмело подошла к ним и поздоровалась:

– Вы меня знаете?

– Ну да, мы тебя уже несколько дней ждем, – сообщила старшая. – Меня Юлей зовут.

– Наташа, – представилась младшая.

Я улыбнулась.

– Я так рада, – призналась девочкам, – а то вышла из дома, нет никого. Вообще нет людей! Здесь всегда так?

Юля пожала плечами:

– Я тоже недавно приехала, еще не знаю, как и что. Вот Наташа здесь живет уже полгода.

Вдруг я увидела за оградой ослика:

– Ой, смотрите, ослик! Он чей? Потерялся?

Мы втроем бросились к стене.

– Нет, он дикий, – сообщила Наташа. – Их тут много, целые стада!

– Да ну! – не поверила я. – Разве бывают дикие ослики? Я хочу его погладить!

Я вышла через распахнутую калитку. Ослик щипал пучок пыльной сухой травы. У него была серая шерсть, не слишком чистая грустная морда и смешные уши.

Наташа сказала, что на осликах можно кататься. Мы по очереди вскарабкивались на его широкую спину и пытались заставить ослика сделать хоть шаг, но у него, видимо, не было настроения. Тогда мы решили оставить его в покое.

Девочки предложили показать мне, кто где живет, я согласилась, и мы пошли по гравиевой дорожке.

– Вот здесь живу я, – Юля показала на последнюю в ряду виллу.

Наташин дом оказался почти посередине. Еще я узнала, что есть и другие дети, но они все маленькие. Самому старшему, Сережке, было всего шесть лет.

«Да-а, скучновато», – подумала я.

Наташа подробно рассказывала обо всех русских в поселке. Оказывается, поселки, или кварталы, в которых селились иностранцы, приехавшие работать по контракту, назывались просто Контракт. Также Наташа рассказала о наших переводчиках, враче, геологах, о том, кто здесь главный. Главным был «дядя Петя Ананьин», его все называли шефом, а его жену – шефиней.

Пока мы бродили вокруг домов, за нами увязалась худая длинноногая собака. Оказалось, она тоже ничья, в поселке ее подкармливают, так что она тоже считалась «нашей».

– А как ее зовут? – спросила я.

Наташа пожала плечами.

– Надо придумать ей имя, – предложила я.

Посовещавшись, мы решили назвать собаку Серенадой, потому что у нее была серая шерсть, умная тонкая морда, и вообще, она была вся такая утонченная, немного похожая на борзую.

– Еще у нас живут два кота: Котька и Васька, – сообщила Наташа. – Котька сиамский, а Васька – барсик. То есть он обыкновенный, беспородный. А собак много, прибегают с гор, они дикие, их там целая стая.

– А кто живет там, за стеной? – спросила я, показав на двухэтажную виллу среди деревьев.

– А… – Наташа задумалась. – Там какие-то богатые арабы живут, – ответила она, – но точно я не знаю.

Я разочарованно вздохнула.

– А с арабскими девочками вы дружите? – на всякий случай спросила я.

Наташа оживилась:

– Да, пока не приехала Юля, мы дружили с Фудзией, я вас познакомлю потом, – пообещала она.

Потом мы увидели, как к воротам подъехал маленький автобус.

– Папа! Папа! – закричали девчонки хором и побежали встречать. Я постояла, посмотрела на приехавших мужчин, вежливо поздоровалась. Девчонки сказали, что они идут по домам, я тоже пошла. Мой папа был дома.

На нашем крыльце мама кормила рыжего пса. Он, захлебываясь и вздрагивая, хватал и мгновенно проглатывал куски колбасы и булки. Заметив меня, пес оторвался от еды и с заливистым лаем понесся навстречу, вращая хвостом, как пропеллером.