Когда хостес проводит нас к столику, Лендон берет меня за руку.

Помогает снять куртку.

Садится рядом, а не напротив.

Улыбаясь ему, я снимаю перчатки, приятно находиться в тепле.

Лендон заказывает нам два супа и порцию французского хлеба. С ним легко быть рядом. И он всегда веселит меня.

— Видишь? — спрашивает он, заканчивая рассказывать о своем расписании. — Это безумие.

— Так и есть, — отвечаю, мои мысли о Бруклине и вопросе, почему он вообще потрудился написать мне.

— Это сумасшествие, но оно того стоит.

Я смеюсь.

— Может, это потому, что ты слегка безумен.

Он подвигается немного ближе.

— Это плохо?

Ложкой я разгребаю лапшу, оставшуюся в моей тарелке.

— Нет, совсем нет.

— Хорошо, — говорит он, отставляя свою тарелку.

Вытираю салфеткой рот и смотрю на него.

— Мне, наверное, стоит вернуться домой. Нужно закончить сборы.

— Да. Спасибо, что ненадолго присоединилась ко мне.

Покинув ресторан, мы идем молча, сопровождаемые паром от нашего дыхания и следами, которые оставляем на тротуаре, покрытом слякотью. В какой-то момент после подачи нашего заказа внимание Лендона сменилось, но мои мысли там, где и были весь вечер — в телефоне. Все еще решаю, стоит ли отвечать на сообщение, и ищу знак о том, что «мне жаль» не означает абсолютное завершение, хотя не уверена, что это так.

Вернувшись ко мне домой, Лендон останавливается в дверях. Я отворачиваюсь, когда он наклоняется поцеловать меня.

— Амелия, — произносит он мягким голосом. — Я больше не собираюсь звонить тебе. Кто бы ни занимал твои мысли, это не я. Но если что-то не сложится, позвони. Кто знает, возможно, для нас просто еще не наступило время.

По моим щекам бегут слезы, я поднимаюсь на носочки и нежно целую его в щеку.

— Спасибо, Лендон. Спасибо за то, что заметил того, что не замечала я.

Он смеется.

— Хотелось бы мне сказать обратное, но парень в твоих мыслях — это тот единственный, с кем тебе стоит быть.

Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней и достаю телефон. Снова перечитываю сообщение и в этот раз отвечаю: «Почему ты отпустил меня?», но не отправляю.

А потом закрываю глаза и шепчу в темноту:

— Мой Принц.

Глава 38

КАЖДОМУ СВОЕ

Бруклин

Дежурная шутка Голливуда заключается в том, что использование стандартного формата написания сценария гарантирует, что он будет прочитан.

Шрифт Courier, размер двенадцать является необходимостью.

Перфорированная бумага с тремя биндерами6.

Примерно от девяноста до ста двадцати страниц.

Обложка важна, хотя не всегда.

Да, чтобы не рисковать, я отдал рукопись Блейку Джонсону в таком формате в день, когда ушла Амелия. И он сказал «да».

Да.

«Фанатка» получила зеленый свет!

«Да» пришло почти шесть недель назад, через пять дней после ухода Амелии, если быть точным.

И каждый из этих дней я надрывал задницу, доказывая себе, что подхожу ей.

Что могу быть ответственным.

Что я вырос.

Повзрослел.

Я выехал из дома Мэгги, чтобы быть ближе к студии. И, по правде говоря, чтобы быть одному. Я арендовал кондо в Западном Голливуде, владельцем которого мог стать по желанию.

Блейк продюсирует «Фанатку», а значит мы движемся со скоростью света. Актеры уже утверждены и по моей просьбе Келлана играет Чейз Паркер. Моя мама — режиссер, продюсер — Скотт Эдвардс.

Подготовка производства идет полным ходом. В процессе поиск места съемки, раскадровка, производственные графики, разрешения, бюджет и многое другое.

На стадии завершения производственный дизайн, художественный, костюмы и последние изменения сценария.

Покупка кинопленки, сбор съемочной группы, найм поставщика провизии, аренда звуковых сцен и оборудования — все почти готово.

Съемки вот-вот начнутся.

А потом будет постпродакшн, сведенный к минимуму, чтобы выпустить фильм к ноябрю.

С такой занятостью не могу поверить, что согласился сегодня встретиться и пообедать с Кином. Я шагаю по коридору офиса Саймона Уоррена на Мелроуз и открываю кабинет брата, чтобы убедиться, что он готов.

Но там не он.

Представьте себе мое удивление, когда за столом Кина я вижу Кема. Я избегал его со дня нашей драки. Пропускал семейные обеды и сбрасывал его звонки.

По правде говоря, я чувствую себя дерьмом за то, как поступил.

Я не раскаиваюсь в том, что было между мной и Амелией, но мне стоило поступить как мужчине и с самого начала все рассказать ее брату. Доказать, что я не был мудаком, которым меня все считали.

Я запинаюсь.

— Что это значит?

— Нам нужно поговорить, — произносит Кем, встав и положив ладони на стол.

— Да, нужно, — отвечаю я, облокачиваясь на стену и скрещивая руки на груди.

Не то чтобы мне нравилась засада, но я знаю, что настало время вскрыть карты.

— Так говори, — кратко отзывается Кем.

Разжимая руки, я подхожу к нему, останавливаюсь с другой стороны стола и сажусь в кресло.

— Прости.

Он молча кивает.

— Я облажался. Мне стоило рассказать тебе о том, что было между мной и твоей сестрой.

Он щурится.

— А что именно было?

В его голосе звучит вызов. Что-то типа: «Скажи, что она была твоей игрушкой, и я отрежу тебе яйца».

С тяжелым вздохом, я потираю челюсть.

— Мы... — я делаю паузу, проводя рукой по лицу. — Все началось как простое развлечение.

Все его тело напрягается.

Я быстро добавляю:

— Или так я себе говорил. Но это никогда не было просто развлечением. Она очень особенная, и я знал это с того момента, когда увидел ее у тебя на пороге.

— Но все равно удерживал ее на расстоянии?

Его тон злой.

— Да. Я был трусом. Я говорил, что это из-за тебя, но я тому причина. Я знал, что не подходил ей.

— И почему ты так считаешь?

— Потому что я влюблен в нее, — говорю я прямо, удивляя даже самого себя, но знаю, что это правда.

Он щурится.

— И поэтому отпустил?

— Да, она заслуживала большего.

Вот почему я надрывал задницу. Поэтому я не могу выкинуть ее из головы. По этой же причине я написал ей сообщение.

Присаживаясь, он сцепляет руки, и уголки его губ опускаются еще ниже.

— Это действительно пиздец.

Теперь прищуриваюсь я.

— Иди на хер, не тебе судить. Я люблю ее и хочу лучшего для нее. Я думал, именно ты это поймешь.

— Я не сужу. Просто, раз уж ты ее любишь, то показываешь это забавным способом.

Он сухо смеется, а я тщательно продумываю свой следующий шаг. Могу сказать ему, чтобы отвалил, и что сестра она ему или нет, я хочу ее, или могу сохранять спокойствие, как мужчина.

Почти инстинктивно мой взгляд двигается к стене и коллажу из фотографий, который повесила Мэгги. На нем вся наша счастливая, маленькая нетрадиционная семья. Все мы сидим у костра на пляже. В рождественское утро, когда Мэгги раздала носки, которые попыталась связать, будучи беременной. Это больше походило на подогреватели задницы, если бы такая вещь существовала. Жизнь, которую мы построили, потому что у нас больше никого не было. Жизнь, частью которой я отчаянно хочу оставаться. Конечно, у меня всегда будет брат, но я хочу Кема и Макайлу тоже. И Амелию. Я прочищаю горло, эмоции овладевают мной, а затем задерживаю взгляд на Кеме.

Серые глаза, такие похожие на глаза его сестры, смотрят на меня с прищуром.

— Игнорировать ее последние шесть недель — это неправильный путь, чтобы отвоевать ее назад.

Сквозь меня пробегает шок.

— Ты нормально к этому относишься? В смысле, если мы с ней будем вместе?

Кем качает головой.

— Ради Бога, она же моя сестра. Меня беспокоит только ее счастье, а раз ты делаешь ее счастливой, на что мне жаловаться?

Я пялюсь на него с открытым ртом.

Кем глазеет в ответ.

— Ты не слишком веришь в нашу дружбу, Бруклин, или в себя, если на то пошло.

Я хлопаю рукой по столу.

— Чушь собачья. Последнее, чего я хотел, это своими действиями разрушить семью, которую мы построили. Это, черт возьми, единственное, что у меня когда-либо было.

Кем обходит стол и становится рядом, протягивая руку.

— Так не делай этого. Думаю, ты отличный парень, Бруклин. Я был бы счастлив, если бы моя сестра осталась с тобой. Уверен, она того же мнения. Если спросишь, то ты единственный, кто считает это невозможным. Тот, который считает ее не из своей лиги.

— Здесь все в порядке? — В дверном проеме стоит Кин.

Я смотрю на него, потом — на Кема.

— Да, думаю в порядке.

— Это значит, ты снова начнешь приходить по воскресеньям на ужин в Лагуну? Потому что я задолбался убирать все сам.

— Пошел ты, ушлепок, — отвечает Кем. — Я помогаю.

Кин облокачивается на стену и подпирает ее ногой.

— Ага, точно, твоя помощь заключается в том, что ты лежишь на диване и разогреваешь телевизор.

— Хрень какая, — отвечает Кем и смотрит на меня. — Расскажи ему, Бруклин. Скажи, как много я помогаю.

Я гримасничаю.

— Кин прав. Ты, в самом деле, почти все время смотришь футбол.

— Пошел ты, — отзывается он с улыбкой. — И чтобы ты знал, через несколько часов приезжает моя сестра.

— Правда? — спрашиваю я.

Он поднимает бровь.

— Да, она переезжает сюда. И что ты будешь с этим делать?

Я начинаю ходить по ровной линии между братом и лучшим другом.

— Не знаю. Думаешь, она будет со мной разговаривать?

— Не уверен, — выдыхает Кем. — Она говорила, что вчера ты написал ей, но она не знала, что с этим делать.

Я останавливаюсь и сажусь на один из стульев рядом с ним.

— Ага, но когда она не ответила, я подумал, что так она посылает меня.

— Ты знаешь, что говорят насчет предположений, — ухмыляется Кем.

Неожиданно Кин подхватывает меня под руки.

— Прекрати вести себя как тряпка и иди заполучи девочку. Блять, ты пишешь фильмы о жизни. Не хочешь узнать, чем это закончится?

Вставая, я стряхиваю его хватку и ухмыляюсь ему.

— Да, придурок.

— Так скажи мне, — настойчиво требует Кин с улыбкой в голосе.

— Единственно возможным способом. Мной, заполучившим девчонку, — отвечаю я и выхожу за дверь в направлении аэропорта.

Чтобы забрать свою девочку.

Глава 39

НЕСПЯЩИЕ В СИЭТЛЕ

Амелия

Аэропорт больше похож на шоппинг-центр, чем на место, в которое прибывают люди из своего пункта назначения и путешествуют дальше.

Белая плитка блестит под ногами, когда я прохожу через главные ворота. Повсюду толпятся люди. Глядя вправо, вижу стеклянные лифты, направляющиеся на верхние этажи на ресторанный дворик. Слева от меня большое открытое пространство со стульями, обитыми синей тканью, занятые телефонами, ноутбуками и планшетами люди.

Воздух прохладный и только слабый аромат, доносящийся из ресторанной зоны, добавляет этому месту запаха.

Я продолжаю идти, следуя указателям, к выдаче багажа. Аэропорт очень отличается от ЛаГардиа; слово «симпатично» описывает его лучше всего.

Некоторые лестницы ведут на открытую смотровую площадку, где дети наблюдают за взлетом и посадкой самолетов. Для них установлены телескопы, а задняя стена — стеклянная. За телескопами — модель аэропорта с обозначенными на ней взлетно-посадочными полосами.

Передо мной стоит группа пожилых женщин в футболках с надписью «Лас-Вегас», обнимающие своих внуков.

В балетках и узких джинсах я передвигаюсь быстро, стремясь получить багаж и еще больше — начать новый этап своей жизни.

Телефон сигнализирует о полученном сообщении, и я останавливаюсь, чтобы достать его из кармана. Предполагая, что это Кем сообщает о том, что уже рядом, я удивляюсь, увидев, что сообщение от Бруклина и еще больше меня поражает то, что он просит меня посмотреть налево.

Мое сердце начинает бешено колотиться.

У меня перехватывает дыхание.

Когда наконец поворачиваю голову, вижу его, спускающегося на эскалаторе. Когда выдыхаю, дыхание задерживается на губах на секунду, и я просто забываю, как дышать.

Застыв на месте, я стою посередине заполненного аэропорта, тепло наполняет все мое тело. Несколько мгновений я не двигаюсь, не зная, что делать.

С пересохшим ртом я облизываю губы и жду, неуверенная. Что это значит? Что он здесь делает? Как он узнал, что я приезжаю?

Как только Бруклин сходит с эскалатора, его взгляд ловит мой и удерживает; все это время он шагает ко мне со странной решимостью. В нем что-то изменилось, как будто его задумчивый взгляд трансформировался во что-то другое. Что-то более мягкое, и все же эти голубые глаза бурлят уверенностью, которой я восхищаюсь.