– Дженни?

– Ну? – она перевела взгляд на его левое плечо.

– Дик здесь?

Она молча повернулась и ушла.

Гарри вздохнул и пошел к свободному столику у стены. Сложно было понять, куда ушла Дженни: звать Дика, принести еще пива, или ей просто надоели его вопросы. В любом случае можно присесть и подождать.

Да, он просто сошел с ума. Гарри отхлебнул пива и вытер с губ пену. Лишь этим он мог объяснить себе, почему бросился вдруг целовать леди Джорджину. Он подошел к ней, лицо в крови, все внутри горит от ударов. У него и в мыслях не было целовать ее. Внезапно она оказалась в его объятиях, и ничто не могло удержать его от того, чтобы не попробовать ее губы на вкус. Ни опасность второго нападения. Ни боль во всем теле. Ни даже ее благородное происхождение, будь оно проклято, и все, что это влечет за собой.

Это безумие. Обыкновение безумие. Сегодня он целует свою госпожу, а завтра станет бегать голым по улице и размахивать своим мужским достоинством. Он сделал еще глоток. Веселенькая будет картина, особенно если учитывать, как это самое достоинство ведет себя в последнее время.

Он был нормальным мужчиной, и вожделение не было для него чем-то необычным. Но раньше он мог просто уложить женщину в постель, если она свободна, или, в конце концов, удовлетворить себя сам. Все очень просто. Он никогда не испытывал этого болезненного, томящего чувства, стремления к той, которой никогда – и он это понимал – не мог обладать. Гарри хмуро посмотрел в пустую кружку. Пожалуй, надо взять еще эля.

– Надеюсь, это не из-за меня ты такой мрачный, – услышал вдруг Гарри, и перед ним очутились две кружки пенного эля. – Угощайся.

Дик Крамб опустился напротив и сделал глоток. Его живот, обтянутый грязным фартуком, удобно разместился под крышкой стола. Маленькие поросячьи глазки блаженно закрылись, когда эль потек по его горлу. Он вытащил из кармана фартука фланелевое полотенце и вытер рот, лицо и лысину. Дик, как и любой толстяк, постоянно потел. Его розовая макушка поблескивала в полумраке. Редкие сальные волосы на затылке были собраны в хвостик, а те, что выбились, липли к голове.

– Дженни сказала, что ты здесь, – произнес Дик. – Я пришел незадолго до тебя.

– Сегодня на территории Грэнвиля на меня напали. Их было четверо. Ничего не знаешь об этом? – Гарри поднял свою кружку и посмотрел на Дика через ее прозрачные стенки. Что-то блеснуло в поросячьих глазках. Что-то похожее на облегчение.

– Четверо, говоришь? – переспросил Дик, размазывая пролившийся эль пальцем по столу. – И как ты умудрился уцелеть?

– Леди Джорджина захватила с собой пистолеты.

Дик так высоко поднял брови, что мог бы достать ими до волос, если бы они у него были.

– Так, значит, леди была с тобой?

– Да.

– Неплохо. – Дик откинулся назад, запрокинул голову и снова стал обтираться полотенцем.

Гарри молчал. Дик думал, и не было смысла торопить его. Гарри просто сидел и пил свой эль.

– Смотри, – сказал Дик, на этот раз навалившись грудью на стол. – У меня часто бывают братья Тимонсы, Бен и Хуберт. Но сегодня здесь только Бен, и я заметил, что он прихрамывает. Сказал, что его лягнула лошадь, но что-то не похоже. У Тимонсов нет лошади. – Он довольно покачал головой и поднял кружку.

– На кого работают Тимонсы, знаешь?

– Ну-у… – Дик чесал затылок и все это время тянул свое «ну-у». – Эти всюду успевают. Но чаще всего они выполняют поручения Хичкока, а тот арендует землю у Грэнвиля.

Гарри кивнул, не выказав ни капли удивления.

– Конечно, за этим стоит Грэнвиль.

– Я этого не говорил.

– А тебе и не нужно говорить.

Дик пожал плечами и снова поднял кружку.

– И вот еще что, – произнес Гарри мягко. – Как ты думаешь, кто убивает овец?

Дик подавился элем. Снова достал фланелевое полотенчико.

– Что касается овец, – начал он, когда обрел способность говорить, – я, как и все в округе, полагал, что это ты.

Гарри прищурил глаза:

– Действительно?

– Это вполне естественно – после того, что Грэнвиль сделал с тобой и твоим отцом.

Гарри ничего не отвечал.

Дик почувствовал себя неловко и замахал руками.

– Но потом я обмозговал это дело и понял, что неправ. Я знал твоего отца, и Джон Пай никогда не поднял бы руку на то, чем живут фермеры.

– Даже из-за Грэнвиля?

– Твой отец был одним из самых достойных людей, которых я знал. – И он поднял кружку, предлагая тост: – За достойных людей.

Пока Дик пил за его отца, Гарри молча наблюдал за ним. Затем спросил:

– Кроме меня, кто еще мог бы убивать овец?

Дик кисло уставился на дно своей пустой кружки.

– Грэнвиль тот еще фрукт, сам знаешь. Говорят, он продал душу дьяволу. Получает удовольствие от чужих несчастий. И твой отец – не единственный, кому он разрушил жизнь.

– Кому еще?

– Многих фермеров он вышвырнул с земель, которые они возделывали из поколения в поколение. И он никогда не снижает пошлину. даже в самые неурожайные годы, – перебирал варианты Дик. – Да, и нельзя забывать о Салли Фортрайт.

– Кто это?

– Сестра Марты Бернс. А Марта – жена привратника Уолдсли. Грэнвиль соблазнил ее, поиграл немного и бросил. Бедняжка утопилась в колодце. – Дик сочувственно покачал головой. – А ведь девочке не было и пятнадцати.

– Думаю, в этих местах таких, как она, немало, – произнес Гарри, не поднимая глаз. – Зная Грэнвиля…

– Да-а… – Дик отвернулся к стене, глубоко вздохнул и снова вытер пот. – Грязные делишки. Не нравится мне говорить об этом.

– Мне тоже. Но кто-то убивает этих овец.

Внезапно Дик наклонился над столом, приблизил лицо к Гарри и зашептал, обдавая его кислым запахом пива:

– Присмотрись к семейству Грэнвилей. Говорят, Грэнвиль обращается со своим старшим сыном, как с грязью. Парень твоего возраста. Представляешь, во что можно превратиться к тридцати годам такой жизни?

– Да, – согласился Пай. – Буду иметь Томаса в виду. – Он допил эль и поставил кружку. – Это все или есть кто-то еще?

Дик собрал все три кружки в одну руку и встал. Казалось, он колеблется.

– Есть еще семья Энни Полард. Уж не знаю, что там у них произошло, но дело было дрянь, и снова не обошлось без Грэнвиля. И знаешь еще что, Гарри?

– Что? – спросил Гарри, тоже поднимаясь и надевая шляпу.

– Держись подальше от аристократочек. – Его поросячьи глаза вдруг стали печальными и старыми. – От них не приходится ждать ничего хорошего.

***

Было далеко за полночь, над полями взошла высокая и полная луна, похожая на большую бледно-желтую тыкву. Гарри возвращался в Уолдсли позже, чем обычно. Приближаясь к дому, он увидел карету леди Джорджины на подъездной аллее. Лошади дремали, наклонив головы, а кучер смерил его почти ненавистным взглядом, когда Гарри свернул на дорожку, ведущую к дому. Похоже, бедняга ждет уже очень давно.

Гарри покачал головой. И что она делает в его доме вторую ночь подряд? Решила выжить его отсюда? Или, наоборот, развлечься с ним здесь, в этой глуши? При мысли об этом он помрачнел. И сохранял мрачный вид, когда заводил лошадь в конюшню. И когда заходил в дом. Но при виде леди Джорджины лицо его посветлело, и он вздохнул.

Леди Джорджина спала на стуле с высокой спинкой.

Огонь в камине погас, лишь продолжали тлеть угольки. Интересно, это кучер разжег для леди огонь или на этот раз она справилась сама? Голова ее склонилась набок, и длинная красивая шея выглядела беззащитно. Она накрылась своим плащом, но он сполз на пол и волнами лег у ее ног.

Гарри снова вздохнул, поднял плащ и с нежностью накрыл ее. Она продолжала спать. Он снял сюртук, повесил его на крюк у двери и подошел к камину, чтобы пошевелить угли. Фигурки на каминной полке были расставлены парами, лицом друг к другу, будто застыли, кружась в танце. С минуту он разглядывал их и пытался прикинуть, как долго она ждала его здесь. Он подкинул дров и выпрямился. Ему совсем не хотелось спать, несмотря на поздний час и две пинты пива.

Гарри снял с полки коробку и поставил ее на стол. В коробке хранился маленький нож с перламутровой ручкой и брусок вишневого дерева размером с ладонь или чуть меньше. Он сел за стол, повертел в руках брусок, ощупал большим пальцем структуру дерева. Сначала он думал вырезать из него лисицу – дерево имело рыжеватый оттенок, прямо как мех лисы – но теперь засомневался. Он взял нож и сделал первую насечку.

Поленья в камине затрещали, и одно из них упало.

Гарри поднял голову. Леди Джорджина смотрела на него, опершись подбородком на руку. Глаза их встретились, и Гарри тут же вернулся к своему занятию.

– Значит, вот так вы их делаете? – спросила она глухим, хриплым со сна голосом.

Интересно, ее голос звучит так же, когда она просыпается утром на своих шелковых простынях, теплая и влажная? Он отогнал эту мысль и кивнул.

– Симпатичный ножик, – сказала она, поджимая под себя ноги. – Гораздо лучше, чем тот, другой.

– Какой другой?

– Тот самый ужасный нож в вашем сапоге. Этот мне нравится гораздо больше.

Он сделал неглубокий надрез, и маленькая стружка упала на стол.

– Это, наверное, подарок отца? – спросила она неторопливым, сонным голосом, звук которого снова взволновал его.

Он разжал руку, в которой держал нож, и стал разглядывать перламутровую ручку. Воспоминания…

– Нет, госпожа, – ответил он наконец.

Она подняла голову.

– Мне казалось, что раз вы для меня теперь просто Гарри, то и я для вас – просто Джордж.

– Этого я не говорил.

– Но это несправедливо! – обиделась Джордж.

– В жизни много несправедливостей, – ответил он, пожав плечами, будто пытаясь сбросить напряжение. Но напряженность эта была вовсе не в плечах, а в низу живота. И пожимать плечами бесполезно.

Она сначала долго смотрела на него, потом отвернулась к огню.

Он физически ощутил, как ее взгляд оторвался от него.

Джордж сделала глубокий вдох и начала:

– Помните сказку, которую я рассказывала вам той ночью? О заколдованном леопарде, который на самом деле был человеком?

– Помню.

– А помните, я говорила, что на шее он носил золотую цепь?

– Да, госпожа.

– И что на золотой цепи висел изумрудный кулон в виде короны? Об этом я рассказывала? – Она снова повернулась к нему.

– Не помню, – ответил Гарри, не отрывая мрачного взгляда от деревянного бруска.

– Иногда я забываю о важных деталях, – сказала она, зевнув. – На самом деле он был принцем и носил на шее цепочку с изумрудной короной цвета его зеленых глаз…

– Об этом вы точно не рассказывали, госпожа, – резко вставил он. – О цвете его глаз.

– Я же говорила, что упускаю важные детали, – ответила Джордж и невинно посмотрела на него.

Гарри снова принялся что-то вырезать.

– Так вот, молодой король отправил Принца-леопарда к великану за Золотой Кобылой. Это-то вы помните? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Принц-леопард превратился в человека, и в руках он держал золотую корону с изумрудом…

Она вдруг замолкла, и Гарри поднял на нее глаза. Леди Джорджина задумчиво глядела на огонь, приложив палец к губам.

– Интересно, цепь с короной – это единственное, что оказалось на нем после превращения?

Господи, она хочет его смерти! Только он начал успокаивать свои мужские инстинкты, как вот опять!

– Я к тому, что ведь он, находясь в обличье леопарда, не носит одежду, верно? Значит, превратившись в человека, он должен быть голым?

– Вне всякого сомнения, – ответил Гарри, ерзая на стуле. К его счастью, стол скрывал от леди Джорджины все, что находилось у него ниже ремня.

– М-да… – протянула Джордж задумчиво, затем тряхнула головой. – Так вот, превратился он в человека, стоит, обхватив свою корону, – судя по всему, абсолютно голый, – и говорит: «Пусть у меня будут непробиваемые доспехи и самый острый меч в мире». И что, вы думаете, произошло?

– Очевидно, у него появились доспехи и меч.

– Верно, – удивилась его ответу леди Джорджина, будто он разгадал сложнейшую загадку, хотя это было доступно даже трехлетнему ребенку. – Но не простое оружие: доспехи из чистого золота, а меч из хрусталя. Ну, что вы на это скажете?

– На мой взгляд, это не слишком практично.

– Почему?

– Держу пари, вашу историю сочинила женщина.

Ее брови поползли вверх.

– Но почему?

Он пожал плечами:

– Меч разобьется при первом же взмахе, а доспехи погнутся даже от самого слабого удара. Золото – очень мягкий металл, госпожа.

– Я об этом как-то не подумала, – ответила она и снова задумчиво приложила палец к губам.

Гарри снова принялся строгать. Ох уж эти женщины.

– Наверное, меч и доспехи были волшебные, – нашлась леди Джорджина. – Так что он пошел к великану и вернулся с Золотой Кобылой…

– Так просто? – неожиданно для себя самого Гарри испытал разочарование.