Элизабет Хойт - Принц-леопард (допереведенный вариант)

– Это – то, что вы получаете от любовника-простолюдина.

Его два пальца скользнули внутрь нее.

Она задохнулась от внезапности вторжения, чувствуя, как он растягивает ее, гладя своими пальцами. Она не должна ничего делать, не должна отвечать…

Его большой палец начал двигаться по ее чувствительному бугорку.

– Ничего изящного, никаких милых слов. Только твердый член и горячее влагалище. – Его язык прошелся по ее щеке. – И ваше влагалище пышет жаром, моя госпожа, – прошептал он ей в ухо. – Оно истекает прямо мне на руку.

Джордж застонала. Она не могла не ответить на его прикосновения, даже когда он был в ярости. Он накрыл ее губы своими, поглотив ее вопль, насилуя ее по ее же желанию. Пока она внезапно не сломалась, и волны удовольствия не накрыли ее настолько быстро, что у нее закружилась голова. Джордж трясло, она вцепилась руками в Гарри, впившемся в ее рот. Его пальцы оставили ее и успокаивающе погладили по бедру.

Поцелуи стали нежнее.

И вдруг он оторвался от нее и прошипел на ухо:

– Я уже говорил тебе, реши все сама, прежде чем идти ко мне. Я не чертова левретка, которую можно взять на ручки, потискать, а потом отправить подальше. От меня так просто не избавиться.

Джордж чуть не упала – и от его слов, и просто оттого, что он перестал ее держать – но вовремя схватилась за спинку кресла.

– Гарри, я…

Но он уже ушел.

Гарри проснулся и понял, что у него похмелье. С минуту он лежал, не открывая глаз. Хотя в последний раз он напивался очень давно, он прекрасно помнил, как мучительно в таком состоянии действует яркий свет. Когда он, наконец, открыл глаза, то увидел, что комната залита солнцем. Судя по всему, день уже в разгаре. Он проспал. Со стоном он повернулся на бок и сел, обхватив голову руками и чувствуя себя очень старым.

Какой же он дурак, что так вчера напился. Он все пытался выяснить, откуда берутся слухи, что это он отравил ту несчастную, – сначала в «Белой кобыле», потом в «Петухе и червяке». Но Дика там не оказалось, и никто другой в таверне не хотел с ним разговаривать.

Он ловил на себе подозрительные, а то и полные ненависти взгляды. Да ещё слова здоровяка не шли у него из головы. Шлюха. Шлюха. И он попытался утопить их в полудюжине кружек пива.

Из соседней комнаты раздался какой-то шум.

Гарри осторожно повернул голову и вздохнул. Уилл, должно быть, голоден. Шатаясь, Гарри подошел к двери и выглянул из спальни.

В камине горел огонь, а на столе стоял дымящийся чайник.

Уилл затих, сидя на полу.

– Я уронил ложки. Простите, – шепотом произнес он. Он весь съежился, будто хотел уменьшиться или даже исчезнуть.

Гарри была знакома такая поза. Мальчик ожидал побоев.

Гарри помотал головой.

– Не страшно. – Голос его звучал как скрежет лопаты о камень. Он прочистил горло и сел. – Ты что, заварил чай?

– Да, – ответил Уилл, поднявшись. Он налил чай и осторожно протянул Гарри чашку.

Гарри сделал большой глоток и обжег горло. Он поморщился и немного подождал. Внутри потеплело, и он сделал еще глоток.

– Я порезал хлеб для тостов, – Уилл показал ему тарелку с хлебом, чтобы тот оценил. – Они не такие ровные, как ваши.

Гарри посмотрел на неровные ломти брезгливым взглядом. Вряд ли его организм примет сейчас пищу. И все же мальчик нуждается в одобрении.

– Зато гораздо ровнее, чем у леди Джорджины.

И тут вымученная улыбка исчезла с его лица. Он вспомнил, как повел себя вчера. Гарри посмотрел на огонь. Надо обязательно извиниться сегодня. Если, конечно, она согласится выслушать его.

– Я поджарю их.

Похоже, Уилл привык к такому неожиданному и тяжелому молчанию. Он нацепил хлеб на гнутую вилку и пристроил ее к огню.

Гарри наблюдал за ним. У Уилла не было ни отца, ни матери – благодаря Грэнвилю. Только эта старуха, его бабушка, неспособная любить. И вот этот мальчик ухаживает за взрослым человеком, у которого тяжелое похмелье. И делает это очень умело. Похоже, ему нередко приходилось приводить бабушку в чувство. Гарри стало не по себе от этой мысли.

Он сделал еще глоток.

– Ну вот, – проговорил Уилл тоном пожилой женщины. Он поставил на стол тарелку с тостами, намазанными маслом, и забегал по комнате в поисках стула.

Гарри откусил кусочек тоста и слизнул с пальца каплю масла. Уилл наблюдал за ним. Гарри кивнул.

– Вкусно.

Мальчик заулыбался, показывая ряд зубов, в которых не хватало одного или двух. Какое-то время они молча ели.

– Ты подрался с ней? – Уилл облизал масляные пальцы. – С госпожой.

– Можно и так сказать, – Гарри подлил себе чая и положил большую ложку сахара.

– Бабушка говорит, что богачи – это зло. Что бедняки умирают от голода, а сами они едят с золотых тарелок. – Уилл прочертил пальцем на столе масляный круг. – Но госпожа хорошая.

– Да, леди Джорджина не такая, как все.

– И красивая, – добавил Уилл и потянулся еще за тостом.

Ну да, и красивая. Гарри посмотрел в окно. Ему все больше становилось не по себе. Позволит ли она извиниться?

– Но хозяйка она никудышная. Даже хлеб не может нормально порезать. Тебе надо ее научить. – Уилл задумчиво наморщил лоб. – А она ест из золотых тарелок?

– Не знаю.

Уилл посмотрел на него с подозрением, будто Гарри скрывал от него важную информацию. Но потом в его глазах появилось сочувствие.

– Она никогда не приглашала тебя к столу?

– Нет. – Вообще-то приглашала, но не стоит рассказывать об этом мальчику. – Но как-то раз я пил с ней чай.

– Из золотых чашек?

– Нет. – Зачем он отвечает на эти вопросы?

Уилл понимающе кивнул.

– Чтобы знать точно, надо у нее поужинать. – Он доел очередной тост. – А подарки ты ей дарил?

– Подарки?

На лице Уилла снова появилось что-то вроде жалости.

– Девушки любят подарки. Так бабушка говорит. Думаю, она права. Мне нравятся подарки.

Гарри оперся подбородком на руки. Он чувствовал себя, как стог сена под дождем. Голова опять заболела, но, похоже, вопрос подарков казался Уиллу чрезвычайно важным. И с тех пор, как он здесь появился, мальчик впервые разговорился.

– А какие подарки? – выдавил из себя Гарри.

– Жемчуг, золотые шкатулки, сладости, – перечислял Уилл, размахивая тостом. – И что-то в этом роде. Лошадь тоже можно подарить. У тебя есть лошади?

– Только одна.

– А-а, – разочарованно протянул Уилл. – Наверное, ты не можешь ее подарить.

Гарри помотал головой.

– Нет. К тому же у нее своих лошадей целая конюшня.

– Что же тогда ты можешь ей подарить?

– Не знаю.

И правда, он не знал, чего она хочет. Гарри угрюмо смотрел на остатки чая. Что такой человек, как он, может предложить такой леди, как она? Не деньги, конечно, и не лошадь. У нее все это есть в достатке. А что касается физической стороны любви – любой здоровый мужчина мог бы с этим справиться. Что он мог дать ей такого, чего у нее нет? Наверное, ничего. И она скоро поймет это или уже поняла после того, что произошло вчера, и теперь расстанется с ним навсегда.

Гарри поднялся.

– Мне обязательно надо поговорить с леди Джорджиной сегодня. И это важнее, чем подарки.

Он подошел к шкафу, взял бритвенные принадлежности и стал собирать бритву.

Уилл посмотрел на грязную посуду:

– Я могу помыть.

– Спасибо.

Видимо, мальчик наполнил чайник заново сразу после того, как заварил чай. Чайник уже кипел. Часть горячей воды Гарри взял для бритья, а остальное налил в таз для мытья посуды. В маленьком зеркале он увидел измученное похмельем лицо. Гарри нахмурился и осторожно приступил к бритью. Бритва была старая, но острая. Если он ко всему прочему еще и порежется, то станет вообще неизвестно на кого похож.

За спиной Уилл гремел посудой. Когда он закончил, Гарри уже собрался. Он помылся, причесался, надел чистую сорочку. Головная боль еще не отступила, но круги под глазами стали меньше.

Уилл оглядел его.

– По-моему, нормально.

– Да.

– А мне здесь остаться? – Лицо его было слишком серьезным для мальчика его возраста.

Гарри колебался.

– Хочешь посмотреть конюшни Уолдсли, пока я буду говорить с леди Джорджиной?

Уилл радостно вскочил.

– Да, очень!

– Тогда идем, – и Гарри направился к выходу. Мальчика можно взять вторым седоком.

Тучи быстро затягивали небо. Вот-вот начнется дождь, а надо еще седлать лошадь. Неразумно отправляться верхом в такую погоду, но Гарри чувствовал, что ему необходимо как можно скорее увидеть леди Джорджину.

– Пойдем пешком.

Мальчик шел за ним по пятам. Он молчал, но его распирало от радости. Они уже подходили к подъездной алее Уолдсли, как вдруг услышали топот копыт и скрип кареты. Гарри ускорил шаг. Звуки все приближались.

Он побежал.

И как раз в тот момент, когда он выбежал к дороге, мимо проехала карета, разбрызгивая грязь. Он успел лишь увидеть ее рыжие волосы, и карета скрылась за поворотом. Шум удалялся.

– Вряд ли ты с ней сегодня поговоришь.

Гарри и забыл про Уилла. Пустым взглядом он смотрел на него сверху вниз.

– Нет, сегодня уже не поговорю, – эхом отозвался он, и тяжелая дождевая капля упала ему на плечо, и небо прорвало.

***

Карета Тони качнулась на повороте, Джордж немного подпрыгнула на месте и смогла рассмотреть, что происходит за окном. Снова начинался дождь. Окружающие пейзажи стали еще более влажными, ветки деревьев ниже пригнулись к земле, все вокруг стало сырым. Размывая пятна полей и лесов, капли дождя стекали по стеклу, словно красочные слезы. Казалось, весь мир скорбит о какой-то страшной утрате.

– Скорее всего, он не остановится.

– Что? – переспросил Тони.

– Дождь – он не прекратится, – повторила Джордж. – Наверное, будет идти целую вечность, пока вода не превратится в реки, которые сольются в огромное море, и тогда все мы уплывем отсюда. – Она провела пальцами по запотевшему окну, прочертив волнистые полосы. – Слушай, а в твоей карете можно плыть по морю?

– Нет, – ответил Тони. – Но волноваться совершенно не стоит: хотя сырость и кажется вечной, будь уверена, дождь когда-нибудь прекратится.

– А-а-а, – Джордж выглянула в окно. – Но я совсем даже не против дождя; будет здорово, если мы вдруг все уплывем. Или даже утонем.

Окружающие убеждали ее в правильности принятого решения. Единственное, что ей оставалось в сложившейся ситуации – это уйти от Гарри. Он из другого класса, ниже ее по положению, и эта разница страшно злит его. Прошлой ночью он вел себя особенно агрессивно, но все равно она не винила его ни в чем. Гарри Пай никогда не сможет быть обычной комнатной собачкой. Она не оправдывала его гнева, но хорошо понимала, что он чувствует себя униженным. У дочери графа не могло быть никакого совместного будущего с обычным управляющим. Это очевидно. Они оба понимали это, как понимали и все окружающие. И такое окончание этого странного романа, которому вообще не следовало начинаться, казалось естественным.

Но, несмотря на все убеждения, Джордж не могла отделаться от мысли, что она банально сбежала.

– Ты приняла правильное решение, – словно в подтверждение ее мыслей произнес Тони.

– Ты, правда, так думаешь?

– Другого выхода у тебя нет.

– А, по-моему, я поступила как форменная трусиха, – произнесла она, задумчиво глядя в окно.

– Нет, ты далеко не трусиха, – мягко ответил брат. – Я знаю, тебе нелегко было со всем этим справиться. Трусливы те, кто выбирает самый легкий путь, а ты, наоборот, выбрала самый трудный.

– Да, еще я бросила Вайолетт на произвол судьбы именно теперь, когда она больше всего нуждается во мне, – возразила Джордж.

– Нет, это не так, – твердо парировал Тони. – Ты разъяснила и передала мне ее проблему. Я послал Оскара и Ральфа вперед нас в Лондон. Когда мы с тобой приедем, они уже будут знать, где живет этот подонок. Да и пара-тройка дополнительно проведенных в деревне недель не повредят ей, она не одна, с ней мисс Хоуп. В конце концов, мы платим мисс Хоуп именно за компаньонство, – сухо закончил он свою речь.

Юфи уже однажды проворонила Вайолетт. Джордж прикрыла глаза. А что будет с отравлением овец? Ведь именно по этой причине она и приехала в Йоркшир. Случаи отравления за последнее время участились. Перед отъездом Джордж слышала, как двое лакеев говорили еще и о какой-то отравленной женщине. Джордж должна прекратить все эти преступления, понять, как убитая женщина связана с овцами. Но вместо этого она позволила Тони спешно увезти себя в Лондон. Как только она приняла решение покинуть Уолдсли, ее охватили апатия и заторможенность, она никак не могла сконцентрироваться, не знала, за что взяться. Чувствовала, что что-то не так, но не могла все повернуть в нужное русло.