Памела Робертс - Принц на белом коне

– О господи, Стефи... боже мой... но как же так... не... не понимаю... как он мог так... – в полной растерянности бормотала ничего не понимающая Милли.

– Детка, это его работа. Он начинал актером, а сейчас занимается в основном подбором кадров для фильмов. Чаще за границей, но, случается, вербует и тут. Так что, сама понимаешь, какой была бы твоя будущая роль. Ладно, давай не будем больше о нем. Надеюсь, ты не злишься, что я... – Она пожала плечами. – Сама понимаю, лезть в чужое дело не классно, но что мне еще оставалось?

– О Стефи, – обхватив ее за шею обеими руками и снова всхлипывая, пробормотала Милли. – Я так тебе... что бы со мной было, если бы не ты... Поверить не могу... то есть...

– Ладно, не будем больше об этом. Но я хочу еще кое о чем с тобой поговорить. Ты ответишь мне честно?

– Конечно, Стефи, после того что ты для меня...

– Вот и отлично. Тебе заплатили за то, чтобы ты проголосовала определенным образом на процессе, верно?

Милли высморкалась, вытерла слезы и потрясла головой.

– Нет... пообещали только.

– Как ты должна голосовать?

– Невиновен. Они сказали, что если все будут за то, чтобы осудить того типа, то моя задача – подвесить жюри. По-моему, я правильно запомнила. Ну, в смысле...

– Я знаю, что это значит. Процесс признают недействительным и через какое-то время назначат другой. Слушай, Милли, ты не брала никаких денег, правда ведь?

– Нет... они только пообещали, но я...

– Ты, почитай, только что выбралась сухой из целого океана дерьма, Миллисент Тэтлер. И обязана этим мне. Теперь я требую расплаты.

– Все, что скажешь. Только с деньгами у меня сейчас неважно...

– Не болтай чуши. Я хочу, чтобы ты поклялась мне, что будешь голосовать так и только так, как подскажет тебе совесть. И если решишь, что тот тип действительно невиновен, то не возьмешь за свой голос ни единого цента. Клянешься?

– Клянусь, Стефи, конечно. Ты... ты просто чудо. И почему только ты все это делаешь для меня?

– Потому что ты хорошая девушка, Милли. Но, уж прости меня, дурочка и не всегда понимаешь, что творится вокруг. А я не хочу, чтобы твою жизнь изломали всякие подонки. Ну ладно, давай-ка еще нальем и скрепим наш уговор, идет?

Дни шли за днями, процесс двигался своим чередом, и Саманта наблюдала за битвой юристов. Прокурор представил двоих свидетелей, которые своими глазами видели, как белый «ламборджини» сбил женщину и унесся прочь. Оба помнили часть номера. Одних этих показаний, казалось, достаточно, чтобы отправить постоянно улыбающегося самоуверенного Уэстлэнда в тюрьму, но прославленный адвокат не зря считался лучшим во всем штате. На перекрестных допросах ему удалось дискредитировать как их, так и большинство экспертов, предъявленных обвинением.

Да, если на кого-то из членов жюри надавили успешнее, чем на нее, то, похоже, мерзавцу удастся ускользнуть от заслуженного наказания. А в том, что он виноват, у нее лично не было ни малейшего сомнения.

Сердце Саманты сжималось при мысли о том, каким мучительным испытанием это должно быть для ее возлюбленного. Рассказ Уильяма Ирвина о том, как погибла его жена, мать Рея, постоянно звучал в ее мозгу, причиняя боль. Но что же делать, что делать?!

Вечерами Саманта расхаживала по дому, пытаясь найти решение. И однажды ее осенило! Да это же так просто! Дядя губернатор – вот кто как сильное, так и слабое звено в защите Уэстлэнда. Она кинулась в библиотеку, открыла ноутбук и принялась лихорадочно писать. На составление письма ушел весь вечер, но ей хотелось, чтобы каждое слово било в цель, и потому она шлифовала его до состояния совершенства. А когда осталась довольна полученным результатом, распечатала документ в двенадцати экземплярах, подписала, запечатала в конверты и с нетерпением стала ждать следующего утра.

– Мне необходимо срочно повидать мистера Стэнтона, – заявила она секретарю, бодрым шагом войдя в знакомое по предыдущему визиту здание. – Нет, у меня нет предварительной договоренности. Но дело крайне важное. Можно сказать, жизни и смерти.

Тот пожал плечами, указал ей на кресло и приступил к телефонным переговорам.

– Пройдите, офис одиннадцать, – в конце концов возвестил он без улыбки.

Видно было, что подобные визиты в адвокатской конторе не одобряются, но Саманте было все равно.

Впрочем, мистер Стэнтон, у которого она в порыве отчаяния оформляла завещание, встретил ее более чем радушно. Однако поставленная ею задача заставила его нахмуриться.

– Насколько помню, мисс Брукс, я в прошлый визит уже спрашивал, не угрожает ли вам опасность. И вы заверили меня, что нет. Однако сегодняшнее поручение свидетельствует об обратном.

– Мистер Стэнтон, давайте назовем это мерой разумной предосторожности, – заявила Саманта.

– Не знаю, понимаете ли вы, мисс Брукс, но по закону все, что вы мне расскажете, не подлежит разглашению мною ни при каких обстоятельствах. Поэтому вы можете спокойно изложить правду, а я дам вам наилучший совет.

Она вздохнула и поведала ему о попытках давления на членов жюри присяжных.

– Я хочу таким образом добиться того, чтобы решение было вынесено свободно, без постороннего давления. Когда мы приступим к голосованию, я зачитаю письмо и расскажу, что губернатор поставлен в известность о том, что, если кто-нибудь из нас или наших близких по чистой случайности хотя бы ногу сломает, то копии будут доставлены в десяток крупнейших газет штата и в штаб республиканской партии.

– Если это он осуществляет давление, то безусловно. А если нет?

– А если нет, то у него достаточно времени и средств, чтобы разыскать того, кто стоит за всей этой возней. Завтра вечером у него встреча с избирателями в Сан-Диего, там я и вручу ему письмо. Как вам такой план?

Адвокат посидел, сложив пальцы рук, пожевал губами, несколько раз хмыкнул, потом сказал:

– А что, пожалуй, у вас получится, мисс Брукс. Только, смотрите, не проговоритесь, где оставили письма на хранение. Устроить налет на контору...

– Я же не дура, мистер Стэнтон. Естественно!

Они обговорили кое-какие подробности, Саманта выписала очередной чек и уже направилась к выходу, как вдруг вспомнила.

– Да, и еще одно. Возможно, в моей жизни произойдут некие перемены, тогда мне бы хотелось внести изменения в завещание.

– Без проблем, – улыбнулся адвокат. – Только в следующий раз все же не забудьте записаться на прием.

План Саманты удался на сто процентов. Когда юристы закончили свою битву, судья Лондберг произнес напутственную речь и жюри удалилось на совещание. При первом голосовании они разделились поровну – шесть «виновен», шесть «невиновен». После непродолжительной дискуссии они попробовали еще раз, и теперь уверенных в невиновности Уэстлэнда осталось пять. Рей произнес пылкую речь, взывая к совести и чувству сострадания к оставшимся сиротами детям, а также напирая на то, что закон должен быть одинаков для всех.

– Мы не можем дать виновному уйти от наказания лишь потому, что тот купается в деньгах. Это неправильно, несправедливо и глубоко безнравственно, – прочувствованно закончил он.

После таких слов десять присяжных заявили, что убеждены в вине Уэстлэнда.

Кто знает, сколько бы времени они продолжали дебаты, если бы Саманта не выступила со своим заявлением.

Оставшиеся двое признались, что на них тоже было оказано давление, и жюри наконец пришло к консенсусу.

Миссис Лернер, которую как ветерана судебных битв избрали старшиной, вывела их в зал и на вопрос судьи Лондберга твердо и громко ответила:

– Жюри единогласно признало обвиняемого виновным.

Саманта с удовлетворением отметила, как с холеного лица Уэстлэнда медленно сползла самодовольная ухмылка.

Судья поблагодарил их за выполненный долг, стукнул молотком и объявил об окончании процесса.

Оказавшись за пределами зала суда, Саманта глубоко вздохнула и остановилась, ожидая появления Рея, которого задержала миссис Лернер, но внезапно занервничала.

Испытание вроде бы закончилось. А может быть, и нет... Вдруг он разлюбил ее? Или попросту понял, что никогда и не любил, а так, увлекся на мгновение собственным великодушием?

Почти бегом кинулась она к машине, стремясь поскорее ускользнуть и избежать болезненной и неловкой встречи с мужчиной, о котором весь последний месяц думала и мечтала каждую минуту, сунула ключ в замок, но повернуть не успела. Сзади ее обхватили две сильные руки, развернули на сто восемьдесят градусов и...

Поцелуй длился и длился, пока им хватило дыхания. Оба заговорили одновременно:

– Рей, Рей, милый, наконец-то...

– Сэмми, Сэмми! Если бы ты знала, как я истосковался по тебе! – Он с силой прижался к ней, и она низом живота ощутила его напрягшуюся плоть.

– О-о-о... едем ко мне?

– Да... и скорее... я умираю от желания...

– Я тоже... – призналась она.

Их встреча была столь страстной, что лишь тогда, когда за окном стемнело, Рей вспомнил о прощальных словах отца и хлопнул себя по лбу.

– Что такое, любимый? – томно потягиваясь, спросила Саманта.

– Черт, старик же просил позвонить ему, как только все закончится!

– О! Ну да, конечно, он же тоже ждал результата. Но теперь уже, наверное, и так все знает из новостей, – лениво проговорила она и вдруг подскочила на кровати. – О господи, что он подумает?! Где ты пропадал столько времени?!

Рей рассмеялся.

– А что бы ты подумала на его месте? То же самое! – Он нащупал телефон, набрал номер, перекинулся несколькими фразами и возвестил: – Отец говорит, если ты не возражаешь, то мы можем приехать ужинать. Он даже шампанское купил!

Саманта была счастлива. Счастлива, как никогда прежде. Безумно, безрассудно, голово-кружительно счастлива тем, что любит и любима. Дни мелькали, как на крыльях, и они с Реем почти не расставались. Поначалу, по крайней мере. Она познакомила его со своими немногочисленными друзьями, то есть с семейством Грин и редактором Джин, и после выслушала с обеих сторон восторженные отклики в адрес своего возлюбленного.

Но прошло три недели, и она вдруг стала замечать, что стала видеть его уже не так часто. Он понемногу начал находить всякие причины, якобы мешающие им встречаться, но она сразу поняла, что это отговорки. В ее жизни снова наступили если и не черные, то серые дни. Саманта бродила по дому в тоске, не понимая причин его отдаления и не зная, что предпринять. Ей постоянно вспоминалась крашеная кукла и постепенно она убедила себя, что дело вовсе не в работе и не в живописи, а в другой женщине. А когда муки ревности стали нестерпимыми, она решила пойти напролом.

– Ответь мне, милый, на один вопрос, только честно, – нежно целуя его, попросила она.

– Конечно, любовь моя. На любой.

– У тебя... у тебя появилась другая, правда? – заглядывая в бездонную синеву его глаз, нерешительно проговорила Саманта.

Он уставился на нее непонимающим взглядом, потом нахмурился, и сердце ее упало. Значит, так оно и есть...

– С чего это ты придумала такую глупость?

– Ты вчера не приезжал ко мне... А позавчера мы собирались пообедать вместе, но...

– И ты решила, что я провел это время с другой? – Он рассмеялся, но как-то совсем невесело.

– А что я еще могу думать? Сначала ты говоришь, что любишь меня, жить без меня не можешь, а потом...

– Господи, Сэмми, милая, неужели ты не понимаешь, как мне тошно?

– Тошно? Но почему? – изумилась она.

– Да потому, что я никто и ничто! Ноль без палочки. У меня нет ни гроша за душой, нет даже машины, да у меня вообще ничего нет!

– Но у тебя есть я...

– Да, – согласился он. – У меня есть ты. Талантливая, красивая, знаменитая, богатая. Неужели ты не понимаешь, насколько это все осложняет? Ведь я не могу не то что в ресторан пригласить любимую женщину, а иногда даже в кино сводить или мороженым угостить! – с невыносимой мукой в голосе воскликнул он, вскочил, оделся и был таков, не дав ей даже возможности возразить.

А она осталась сидеть на постели, еще пропитанной ароматами их любви, тупо глядя перед собой в полном отчаянии. Потому что возразить в общем-то было нечего. Рей не Джон, он никогда не сможет жить за ее счет. Но зато он любит ее. И только что подтвердил это!

Ну и что толку? – возразил внутренний голос. Какой в этом прок, если он не может быть с тобой? Не может быть с тобой, потому что у него нет денег, а у тебя есть...

Но у него есть талант!

Ха! Талант! Много от него проку!

И тут она вспомнила про Джин и ее знакомую из Чикаго.

– Да, Сэм, Элен приезжала. Да, я все сделала, как ты и просила, дала и адрес, и телефон. Нет, она ничего не сказала. Что? Нет, больше никого не знаю. У кого-то еще спросить? Ну не знаю, попробую, конечно, но такие люди на дороге не валяются. А что случилось, детка? Ну ладно, не хочешь говорить, не надо. Если что узнаю, звякну.