– Как вы думаете, ваш отец сможет приехать в осадный лагерь? – спросил ее однажды король. – Его присутствие очень помогло бы нам в переговорах.

– Но где он будет жить? – озабоченно спросила Катрин, отодвигая миску жаркого из оленины. – Он боится, что его разобьют. Грохот пушек его напугает, а походный шатер слишком непрочен…

– Да, я понимаю. А если мои плотники возведут для короля деревянный павильон? Крыша, окна, стены – все как полагается. Устроим там покои с мягкой обивкой, такие же, как его опочивальня.

– Но ведь это займет много времени?

– Вы не представляете, как быстро работают мои плотники, – рассмеялся Генрих. – Они в считаные часы возводят высоченную башню. На строительство роскошного королевского павильона уйдет два дня.

– Ах, в таком случае ваша задумка сработает. Король всегда страдал от жары, а на свежем воздухе ему станет лучше – если, конечно, он не будет слышать звуков пальбы и сможет спать в безопасном месте. Но для чего вам нужно его присутствие?

– Я хочу, чтобы его видели защитники крепости. Командует гарнизоном сеньор де Барбазан, доблестный рыцарь, которого я очень уважаю, хотя он и не платит мне взаимностью. Так вот, он заявил, что не станет вести переговоров с заклятым врагом Франции, но готов встретиться со своим сюзереном, королем Карлом Шестым. – Генрих пожал плечами. – Я могу его понять. Так просто он сдаваться не намерен, однако присутствие вашего отца подстегнет горожан, и они его уговорят. Жители Мелёна с почтением относятся к королю Франции, а жизнь в осажденной крепости в такую жару – настоящий ад.

– Могу себе представить, – вздохнула Екатерина. – Наверное, почти так же, как здесь.

Генрих посмотрел на нее нежным взглядом, затем мягко убрал влажную прядь ее волос под край головного убора.

– Вы не хотите его снять? Вам сразу станет легче, – предложил он.

Она покраснела, так же густо, как Эдмунд Бофорт, когда она ему улыбнулась. Похоже, чувства Екатерины к королю не изменились и не исчезли. И все же она не стала снимать тяжелый головной убор с вуалью, скрывавшей ее волосы.

– Если это доставит вам удовольствие, то в ваш следующий визит я его не надену, – тихо проговорила она.

– Это доставит мне такое же удовольствие, какое испытываете вы, дразня меня ожиданием! – воскликнул он и рассмеялся глубоким, неожиданно приятным смехом.

На следующее утро, набравшись смелости, я отправила пажа с запиской, в которой просила аудиенции у герцогини Кларенс. Король прислушался к ее советам, поэтому я надеялась, что она согласится изложить ему возникший у меня план.

Через несколько дней Эдмунд Бофорт привез нам известие, что плотники начали строительные работы в укромной зеленой долине неподалеку от мелёнского лагеря.

– Король в последнее время ночует в лагере, поэтому бойцы подозревают, что у него появилась метресса, для которой и строят павильон, – с негодованием сказал юный оруженосец. – Где им, олухам, понять, что королю никакая метресса не нужна, ведь вы так прекрасны, ваше величество!

– Благодарю вас, Эдмунд! – воскликнула Катрин, тронутая застенчивой преданностью юноши. – Прошу вас, не говорите им, что павильон предназначен для отца королевы, а не для метрессы короля, потому что слухи гораздо заманчивее истины.

Я обычно вставала с первыми лучами солнца и занималась гардеробом Екатерины, наслаждаясь утренней прохладой. За этим занятием меня и застал паж Генриха, который принес записку с просьбой явиться к королю. Я отправилась вслед за пажом, вспоминая подобный вызов, случившийся два года назад в Понтуазе. Еще сильнее встревожил меня вид вооруженных стражников у дверей покоев коннетабля Корбеля. Впрочем, я застала короля в одиночестве, за столом, заваленным письмами и документами, и немного успокоилась.

Кратким кивком он отметил мой поклон и жестом велел мне подняться.

– Я отпустил писцов, поскольку желаю поговорить с вами наедине, мадам Ланьер, – без предисловий начал Генрих. – Герцогиня Кларенс с теплотой отзывалась о вашей мудрости и благоразумии.

– Ее светлость очень добра, – ответила я, надеясь, что герцогиня уже поговорила с ним о моем предложении.

В присутствии короля я слегка оробела. Даже в этот ранний час, за письменным столом, он выглядел величественно – в ярком дублете, расшитом лебедями и розами Ланкастеров, с кинжалом в золоченых ножнах, притороченных к бедру, и королевскими шпорами на кожаных сапогах. Несмотря на обезображенную щеку, Генрих в расцвете власти и силы производил впечатление высшего существа.

– Вы занимаете должность хранителя одежд королевы и наверняка сможете упаковать вещи для поездки на несколько дней, так, чтобы Екатерина об этом не знала? – Вопрос, заданный повелительным тоном, скрывал в себе прямой приказ.

– Да, ваше величество, – ответила я.

– Прекрасно! Сегодня после обеда Эдмунд Бофорт приведет лошадь ее величества, соберет обоз с вещами и перевезет всех вас в павильон, который я построил недалеко от мелёнского лагеря. Для сопровождения королевы отберите фрейлин по вашему разумению. Место есть только для троих, включая вас, конечно. Королева об этом ничего не знает. Я хочу сделать сюрприз. – Он испытующе посмотрел на меня. – Надеюсь, вы сохраните наш разговор в тайне?

– Да, ваше величество, – ответила я. Отказать королю было невозможно. – Позволите ли задать один вопрос?

– Задавайте, – буркнул он, недовольно сузив карие глаза.

– Не собираются ли в Мелёне кого-нибудь вешать? – набравшись смелости, осведомилась я. Бешено колотящееся сердце едва не выскочило у меня из груди; я чувствовала себя как мышь в тени парящего ястреба.

– Почему вы спрашиваете?

– Боюсь, королева не выдержит еще одно подобное зрелище, ваше величество. – Спрятав руки в складках юбки, я скрестила пальцы и мысленно вознесла молитву к Святой Деве, прося ее дать королю понять, что я осмелилась сказать такое исключительно из любви к ней.

Король Генрих сцепил пальцы и оперся локтями о стол, пристально изучая мое лицо. Я затаила дыхание и ждала.

– Если соберутся, я сделаю все, чтобы она не стала этому свидетелем, – наконец проговорил он и внезапно тепло улыбнулся: – Благодарю вас, мадам.

Я низко поклонилась и попятилась. Случилось то, чего я и хотела. Пребывание вдали от дворцовых церемоний пойдет на пользу молодой августейшей чете.

37

Местность, где разбили шатры, Екатерина назвала позже Зеленым долом. Долина с крутыми склонами находилась в миле от военного лагеря, полностью скрытая от города каменистыми взгорьями, за которыми не было слышно грохота осадных орудий. По гальке и камням звонко журчал быстрый извилистый ручей, образуя на лугу небольшие озерца и заводи.

Это место можно было назвать и Долиной королей, ибо в одном ее конце, там, где ручей устремлял свои воды к Сене, стоял павильон короля и королевы Франции. В противоположной оконечности долины, на тенистой зеленой поляне, где ручеек крохотным водопадом срывался со скалы, высился павильон короля и королевы Англии. Каждая из построек, окруженная крепким оборонительным частоколом, состояла из двух просторных и светлых помещений, расположенных одно над другим, и входной башни, где на первом этаже находилась комната для компаньонов августейших особ, а винтовая лестница вела в небольшую приемную и опочивальню на втором этаже. Шатры для челяди и стражи были разбиты за пределами частокола; отхожие места устроили неподалеку. Художники расписали деревянные стены так, что они напоминали каменные, а на крышах павильонов изобразили львов и лилии двух королевств. На башнях развевались знамена и флаги.

Мы прибыли в долину ближе к вечеру. Наш путь не проходил через осадный лагерь, поэтому ничто не напоминало о войне, и путешествие было веселым и радостным. Когда тропа стала слишком узкой для телег, мне пришлось пойти пешком. Екатерина восхищенно ахнула, завидев живописную долину и красивые павильоны. Берега ручья поросли папоротником, в ветвях деревьев щебетали птицы, и долина казалась островком мира и спокойствия, куда не долетал грохот осадных орудий по другую сторону холма.

Зная, как радует Екатерину присутствие беззаботной и веселой леди Джоанны, я попросила герцогиню Кларенс позволить дочери поехать с нами. Пока мы с Агнессой руководили выгрузкой багажа, Джоанна с Катрин исследовали павильон и обнаружили внутри великолепную мебель, шелковые подушки и роскошные драпировки. Ставни были распахнуты, прохладный ветерок дул в открытые окна, развевая легкие ткани.

– Смотрите, здесь нет ни плотных занавесей, ни толстых покрывал! – воскликнула Екатерина, падая на кровать, которую резчики по дереву украсили позолоченными коронами. – Ах, наконец-то я высплюсь!

В первый вечер нашего пребывания в Зеленом доле король Генрих пригласил на ужин графа Уорика. Не забыли и Эдмунда Бофорта, который с радостью присоединился к сестре. Стол установили под балдахином у ручья, а на ужин подали жаренных на вертеле птиц и свежие овощи. Воткнутые в землю факелы освещали поляну трепещущими языками пламени, на жаровнях тлели ароматные травы, дымом отпугивая насекомых. Мы с Агнессой устроились за отдельным столом чуть поодаль, но после ужина Катрин послала за нами Эдмунда. Забрав свои табуреты, мы переместились к королевскому столу. Оказалось, Генрих ожидает выступления арфиста – валлийского лучника, чья прекрасная музыка привлекла внимание короля во время одной из осад.

– Его зовут Оуэн Тюдор, – сказал Генрих. – Он поет о холмах и долинах того края, где я вырос. Вы не поймете слов, ибо поет он на своем родном языке, но, думаю, в самой музыке звучит суровая красота Валлиса, гимн силе и храбрости лучших в мире стрелков.

– Король питает слабость к валлийским стрелкам, – рассмеялся Уорик. – На самом деле они настоящие бандиты!

– Зато много раз спасали твою жизнь, Дик! – улыбаясь, напомнил другу Генрих. – Всему миру известно, что благодаря валлийским лучникам мы победили при Азенкуре. Среди них, может быть, и встречаются мошенники, однако в целом они – гордость моей армии.

– Я думала, что именно валлийский лучник оставил шрам на вашей щеке, милорд, – сказала Екатерина, удивленная приязнью короля к людям, чуть не лишившим его жизни.

– Да, так и было, – кивнул Генрих. – Но благодаря этому ранению я понял, что невыразимая боль и увечье укрепляют внутреннюю силу и решимость человека. Я испытываю благодарность к валлийским лучникам, даже к безымянному бойцу, пустившему в меня стрелу.

В этот момент у затененного края балдахина незаметно возник Оуэн Тюдор и сразу же опустился на одно колено. Юноша был очень хорош собой: широкоплечий и стройный, с темно-карими глазами и выразительным загорелым лицом. Вьющиеся каштановые волосы выбивались из-под зеленой суконной шляпы. Потертая кожаная куртка лучника, подпоясанная на талии, доходила до середины бедер; бордовые шоссы обтягивали длинные мускулистые ноги, обутые в сапоги коричневой кожи. Мешок с арфой он держал закинутым за спину.

– Оуэн, подойди, я представлю тебя королеве! – воскликнул король. – Екатерина, перед вами – Оуэн Тюдор. Этот валлийский варвар умудрился получить образование и даже говорит по-французски… Не так ли, солдат?

Шутливый тон короля Генриха, похоже, был призван ободрить молодого человека, и это сработало: лучник широко улыбнулся, подошел ближе и опустился на одно колено перед Екатериной. Склонив голову, он с певучим акцентом заговорил по-французски:

– Его королевское величество слишком любезен, называя мою неуклюжую речь французским языком. Боюсь, мадам королева с этим не согласится.

– Я согласна с королем, господин Тюдор, – улыбнулась Екатерина. – Ваш французский затмевает мои слабые попытки говорить на английском языке. И если ваша музыка так же хороша, как утверждает его величество, то ваши таланты вдвойне превосходят мои.

Оуэн Тюдор поднял голову и взглянул в лицо Екатерины. Мне показалось, что в его глазах промелькнула искра узнавания, будто какое-то воспоминание застало его врасплох. Но голос лучника оставался ровным, выражение лица не изменилось. Он покачал головой.

– Это невозможно, моя королева. Вас ничто не может затмить, – смиренно ответил он. – Играть для вас – огромная честь. С вашего позволения, мессир, я начну.

– Прошу, – кивнул король Генрих и обратился к оруженосцу: – Эдмунд, принеси табурет для арфиста.

– Когда он успел стать искусным музыкантом, милорд? – осведомилась Екатерина, не отрывая взгляда от лучника. – Он ведь так молод! Где он выучился играть?

– Не знаю. Лорд Хангерфорд завербовал его в свой отряд где-то на севере Валлиса. Я хочу пригласить Оуэна к себе на службу – исключительно за музыкальный талант. Послушайте его. Мне будет интересно ваше мнение.

Оуэн выбрал место, освещенное пляшущими отблесками факелов, и сел на принесенный Эдмундом табурет. Струны задрожали, отзываясь на прикосновение, по долине разнеслись напевные звуки. Настроив инструмент, Оуэн задумался, провел кончиками пальцев по струнам – и начал играть мелодию удивительной красоты. Когда лучник запел, горловые переливы, что расцветили его французскую речь, нашли родной дом в звучании валлийских слов. Уверенный яркий голос лился, будто расплавленное золото. Музыка, которую играл юноша, завладела долиной, уплывала во тьму у скал и, сливаясь с журчанием воды в ручье, зачаровывала необычным ритмом. Хоть это и не была колыбельная, к тому времени, как выступление лучника окончилось, Джоанна поддалась колдовским чарам музыки, и Эдмунд на руках отнес сестру в постель.