Издаю внутренний стон и плюхаюсь на скамейку. «Адская неделя» – это ужасное, отвратительное и детское развлечение для переростков. Сегодня среда, а я готов взвыть от вечных подколов: висящих вниз головой парней на стадионе, якобы распятых тушах на лужайке около здания администрации, обляпанных навозом, да и другой кучи настолько же безобразных забав, что у меня всё это вызывает рвоту. Гонка за место в братстве превратила всех студентов в мишени. Ладно парни, а вот что творилось и творится в сестринстве просто ад. Невыносимо слышать кукареканье всю ночь, баллады, недосчитываться своих трусов, а потом видеть их рядом с флагом университета и страны на главном здании. Знать о том, что вчера девочек вывезли куда-то в одном нижнем белье и заставили добираться как-то до университета без денег и документов. Они добрались, о чём мне сообщила Флор, состоящая в числе этих идиоток. Белч ошибся, я не пришёл на вечеринку, как и отговаривать Флор не собирался. Я ничего не сделал, чтобы помочь ей пережить задания от Миры. Это их проблемы, меня они не касаются, только вот Оливер всё никак не угомонится, а у меня кулаки чешутся начистить его репу. И теперь вся моя одежда изгажена, но мне не стыдно обмотаться полотенцем, собрав всё в другую сумку, найденную в одном из шкафчиков, выбросив чью-то одежду, и в таком виде покинуть раздевалку.

– Эй, красавчик, сколько за ночь? – Едва выхожу на улицу, босой и голый, а температура, так на минуточку, всего восемнадцать градусов, летит мне в спину, как и свист, дикий ржач и вспышки фотокамер телефонов преследуют меня до прачечной, а оттуда практически до сестринства.

Меня не особо волнует, кто и что скажет, но вот зубы стучат друг о друга, опасения заболеть и жуткое состояние, делают меня ещё более мрачным, чем обычно. Я поднимаюсь по лестнице, а смех продолжается. Чёрт, меня это всё бесит. Решаясь на непозволительный выпад, резко спускаюсь вниз и нахожу группу девушек, но замираю, понимая, что смеются они не надо мной, а все смотрят какое-то видео на мобильном Сиен. Видимо, мой топот привлёк внимание, она поднимает голову, и тут же выключая телефон, насмешливо оглядывает меня.

– Что надо, маугли? – Едко бросает мне.

– Надеялся, что все вы траванулись, дуры безмозглые, – фыркая, разворачиваюсь и поднимаюсь к себе. Точнее, к нам. В общую комнату, которую я делю с самым ужасным кошмаром на планете, игнорирующим меня. Да и плевать, вот, правда, почему мне настолько важно, чтобы Мира меня заметила? Даже чёртов галстук стал повязывать, как на обучающем видео из «Ютуба». Пофиг даже когда её засасывает Оливер, лапая за задницу. Шлюха малолетняя.

Валяюсь в ванне, отогревая все свои конечности, когда слышу, как раздаётся стук двери и к себе входит Мира.

– Да-да, всё готово, – говорит она, а я затихаю, стараясь услышать больше.

– Видео уже разосланы, отбор будет в десять. Боже, Оли, не раздражай меня, я обезопасила нас, и каждая из этих идиоток подписала соглашение.

Что эта стерва ещё задумала? Какое соглашение и кто подписал?

– Я же говорила тебе, что ставка начинается с тридцати тысяч евро, не меньше. Ваша – от десяти. Это позволит нам вложить деньги в наши общины и часть из них отправить на пожертвование на «Осеннем балу», точнее, планы у администрации изменились и это будет «Зимний бал». Ты хотя бы читал то, что я тебе отправила по электронке? – Возмущённо повышает голос Мира.

– Так, в данный момент я готова тебя ударить, Оливер. У нас всего двенадцать душ, у вас двадцать семь! Я не собираюсь переплачивать за развлечение, милый, меня жаба душит отдавать за твоих уродов по тридцать тысяч, это понятно? Аукцион начнётся в десять. Ты или принимаешь наши условия, или я сворачиваю лавочку немедленно. Разговор окончен.

Что за хрень снова случится? О каком аукционе она говорит, и где он будет проходить? Насколько это законно? Вообще, предполагаю, незаконно.

– Идиот, – фыркает она, и что-то падает, затем стихает и, видимо, Мира переодевается, а затем хлопает дверью, оставляя меня одного.

Нет, я не буду влезать в эти дела. Они меня не волнуют.

Двенадцать душ, это столько же, сколько девушек сейчас проходит отбор в сестринство, а у парней их двадцать семь. И явно этот диалог означает, что они готовят очередную пакость. Тридцать тысяч евро? За что? Блять.

Выбираясь из ванны, обматываюсь полотенцем и возвращаюсь к себе. Набираю в телефоне сообщение Белчу о том, что мне срочно нужно с ним встретиться. Он отвечает, что у него есть время только в половине десятого, так как он занят приготовлениями в доме для закрытой вечеринки. Звоню Флор, но она недоступна. Пахнет палёным, потому что я уверен, кому-то грозит полная задница. Мне. Ведь я вновь хочу влезть в это дерьмо и помочь Флор. Но должен признаться ещё и в следующем – мне интересно, что за аукцион, и как к этому причастны девушки и парни, и крупные деньги? Немыслимые деньги для меня, а для них ерунда.

Два часа, оставшихся до встречи с Белчем, пытаюсь дозвониться Флор, но голос на французском продолжает сообщать мне, что она вне зоны доступа. Наверное, обиделась после моего игнорирования её как в сообщениях, так и в жизни. Я избегал её, избегал всех, чтобы не заиграли внутри отвратительные токи, притягивающие меня к опасной грани. Я раньше спрашивал себя о том, чего не хватает этим богатеньким деткам, так сейчас могу спросить и себя: какого чёрта собираюсь на встречу с парнем из братства, и с нетерпением ожидаю информации о предстоящем. Дерьмовый парадокс. Ведь продолжай жить и радоваться: Мира посещает занятия, сдаёт более или менее работы, выправляя своё положение, – но нет, я же полный и законченный придурок, привыкший, что вокруг меня идёт постоянная борьба за выживание, а когда её нет, то я чувствую себя голым. Ну не идиот ли я?

– Привет, Раф, давай быстро, что хотел? А то Оли пасёт меня, и я должен быть рядом с ним всю неделю, – произносит Белч, едва успев подойти ко мне в уже нашем тайном месте для «свиданий» в заброшенном летнем кафе.

– Хорошо. Что такое аукцион, и какое отношение к нему имеют те, кто сейчас борется за право быть в ваших общинах? – Без предисловий спрашиваю его.

– Оу, – он шумно выдыхает и кривится.

– Прими совет: не дери свою задницу ради этого, – добавляет он.

– Я не собираюсь никого и ничего драть. Я только хочу узнать, какая угроза нависла над Флор, – заверяя его, подхожу ближе.

– Чувак, я тебя знаю, ты на заднице ровно сидеть не можешь и выдашь какую-нибудь фигню, которая ещё больше ухудшит твоё положение здесь. Оли и так тебя терпеть не может, а прошло только три дня, впереди целый год…

– Так, слушай, чувак, – перебивая его, кладу руку на его плечо под кожаной курткой и сжимаю, – мне насрать на твои чувства ко мне, поэтому говори, что задумала королевская чета, и как это отразится на состоянии Флор.

– Раф…

– Говори, Белч. Подозреваю, что мне это ни черта не понравится, но обещаю, что постараюсь держать себя в руках и никого не убить, – пальцами сжимаю его плечо, подгибая под себя, отчего парень издаёт обречённый стон и даже хнычет.

– Блять, Раф, я боюсь того, что ты натворишь. Правда, лучше иди к себе, пожалуйста. Заверяю тебя, я попробую помочь Флор избежать суровых последствий, – жалкая попытка образумить меня летит к чертям. Одного моего взгляда, отработанного годами во время выбивания денег из должников, хватает, чтобы он положил свою руку на мою и заверил меня – он всё скажет.

– Аукцион – развлечение для таких, как мы. Оно было очень популярно в сороковых годах. Купля и продажа людей.

– Чего? Это, вообще, законно? – Возмущённо шиплю я.

– Ты забыл, где находишься? Здесь всё законно, кроме убийств, хотя в последнем я уже не уверен. Аукцион – испытания для парней и девушек. С каждой стороны идёт демонстрация товара. Нам прислали вчера список девушек, мы «Альфа», другие братства не участвуют, так как считаются не такими роскошными и подходящими, как наше, для «Оморфии». Список парней отослали им. В общем, ставка на девушку начитается от тридцати тысяч евро, на парней от десяти. Короче, сейчас покажу, – Белч оглядывается и достаёт телефон. Копошится в нём, пока внутри меня происходит невероятный бунт, грозящий завершиться катастрофой.

– Это твоя милашка Флор, – он поворачивает ко мне экран.

Звучит мягкая музыка, и я узнаю комнату Флор, она в университетской униформе медленно и очень неумело раздевается под музыку. Ей явно не хочется этого делать, но она делает, желая попасть в сестринство, о котором грезит её мать. Чёрт. Отвожу глаза, когда она сбрасывает рубашку и открывает на обозрение полную и приподнятую грудь в белом бюстгальтере.

– Многим нравится, точнее, её скромность вызвала во многих восторг, – добрасывает дерьма в костёр Белч, и выключает видео.

– То есть их как проституток будут продавать? И это нормально? То есть вот это всё достойно восхищения? – Зло рычу я.

– Ну, в общем, да. Рабство будет длиться только одну ночь. С двенадцати до семи утра. Деньги небольшие для нас, поэтому каждый уже разобрал себе девочек, как и девушки разобрали парней, на кого будут делать ставки и выкупать. Я отказался участвовать, но когда увидел то, что Флор тоже будет на аукционе, подал заявку на неё. Нас пятеро. И я выкуплю её, не волнуйся, Раф. Ей ничего не угрожает, – быстро заверяет меня Белч.

– А что за соглашение?

– Хм, не знаю. Я его не видел, но предполагаю, что-то вроде того, что каждая из сторон не имеет друг к другу никаких претензий, и не будет предавать дело огласке. Мира умная и хитрая стерва, она всегда думает о своей заднице и о последствиях, поэтому считаю, что соглашения именно об этом, и она хранит их у себя, – задумчиво отвечает Белч.

– Блять, вот же сука! Какой надо быть тварью, чтобы невинных девчонок превращать в подстилки?! – Выкрикиваю я, сжимая кулаки.

– Я так и думал, что твоя реакция будет именно такой. Раф, не стоит туда ходить, я тоже в числе братства и перебью ставки, обещаю. Просто жди моего сообщения, я передам тебе Флор, и ты отведёшь её домой, только чтобы никто не узнал. Иначе мне будет плохо. Чувак, я прошу тебя остыть, многие готовы лечь под нас, чтобы стать сестрой в «Оморфии», практически все, но насилие… такого ещё не было, так что Флор, правда, ничего не угрожает. Тем более есть я, – парень хватает меня за локоть, и я концентрирую на нём взгляд.

– Если ты сунешься туда, то на тебе живого места не оставят. Я не смогу заступиться за тебя, иначе меня прикончат. Оли передаст всё моим родителям, а они тупо перекроют мне кислород. Я не могу так рисковать, понимаешь? Ещё неизвестно, что ждёт Сиен, они с Мирой не разговаривают, хотя я передал ей твои слова. Раф, послушай и прими верное решение. Я заверяю тебя – позабочусь о Флор и верну тебе её целой и невредимой. Сейчас все готовятся, и я должен идти к ним, – он дёргает меня, а я не могу принять такую действительность.

Это не богатый мир, а порочный ад, не имеющий никаких границ, сильно похожий на мою прежнюю жизнь. Могу ли я поверить ему? Возможно. Могу ли так просто закрыть на всё глаза и позволить изнасиловать Флор? Нет, чёрт возьми, не могу!

Мобильный Белча звонит, и он, отпуская меня, быстро бросает взгляд на экран, на котором красуется безобразная морда Оливера.

– Раф, пообещай мне, что дождёшься сообщения и не сделаешь чего-то ужасного, – нетерпеливо просит Белч.

– Хорошо. Но если что-то пойдёт не так, то ты скажешь мне. А дальше не буду ждать от тебя поддержки, я понимаю всё, но никогда не допущу, чтобы они превратили Флор в шлюху, – тихо отвечаю.

– Согласен. Тогда до встречи. Всё начнётся в десять, сначала парни, потом девушки, – бросает он и отвечает на звонок главы братства, обещая ему немедленно быть в доме.

– Жди моего сообщения! – Кричит он напоследок и несётся обратно к студгородку.

И я должен оставаться спокойным? Должен просто так сесть и ждать, когда вся эта хрень закончится? Да ни черта. Единственное, что сейчас могу сделать – пойти к администрации и заявить на незаконную продажу людей. Но, конечно, в это время уже никого нет, все отправились домой, в Женеву, и мне теперь, действительно, остаётся лишь названивать Флор, оставляя гневные сообщения. Я даже Мире позвонил, но меня игнорируют, как и раньше. В доме никого нет, они все направились в братство, а там дежурят парни из «Омеги», и я не справлюсь один против дюжины накачанных стероидами уродов.

Паника. Я не раз ощущал эти ледяные тиски, из которых ты пытаешься выбраться, но всё безуспешно. Ты мечешься, как загнанный зверь, и перебираешь в памяти тех, кто мог бы помочь. Я не имею права звонить Эрнесту, так как последний раз мне было чётко сказано – дела сестринства его не интересуют, ему плевать на девичьи разборки.

Открывая ноутбук Миры, в котором даже пароля не стоит, влезаю в почту и просматриваю письма. Заказы из бутиков, счета из салонов, какие-то фотографии с отдыха, но даже в корзине нет писем с видеозаписями. Я копаюсь в файлах компьютера, восстанавливая систему на неделю назад, и всё равно ничего нет. Значит, она всё хранит в другом месте, на спрятанном ноутбуке. Возвращаю все данные в исходное, до моего внедрения, положение и начинаю копаться в каждой тумбочке и шкафу. Шмотки. Шмотки. Шмотки. Ничего, мать её!