– Ужас был там, когда я приехала к тебе. Ужас был, когда ты показала мне на дверь и сказала те слова. Ужас был, когда ты легко продала меня и забыла о том, что бросила своего ребёнка в обмен на деньги. Отец мне всё рассказал, когда мне исполнилось шестнадцать, и подкрепил свои слова доказательствами. К тому же я познакомилась с твоими сёстрами-сводницами, а ещё у меня имеется список тех мужчин, кто не повёлся на твою уловку, – презрительно осматриваю женщину, стоящую напротив, и замечаю, как с каждым словом она сдувается, и испытываю наслаждение. Я готовилась к этой встрече. Проговаривала свою речь и миллион раз проигрывала такой поворот событий. Но всё же я не была готова видеть свою мать, стоящую напротив меня и волнующуюся только за положение Флор.

– Эрнест может купить любого человека, дорогая…

– Вряд ли папа занимался бы этой ерундой, чтобы обелить себя в моих глазах. Он во всём сознался, а вот ты появляешься здесь после стольких лет, когда я из-за тебя чуть не совершила страшную глупость, и требуешь у меня место для Флор?! Нет. Да и если твоя любимая дочь хочет выжить здесь, то быстро забудет об этом. Иначе я с удовольствием покажу всем твои фотографии и аудиозаписи с оргиями дружков, которых ты пыталась поймать на крючок, но они сорвались. И сделаю это, не сомневайся, я достаточно глубоко ненавижу тебя, чтобы не пожалеть о содеянном. Не испытывай моего ангельского терпения, убирайся отсюда, – складывая руки на груди, указываю на дверь и ловлю задумчивый взгляд Рафаэля.

– Как жаль, что мне не дали завершить дело до конца. Я не хотела тебя и сейчас не желаю видеть, как и помнить, какую ошибку совершила, согласившись на обещания твоего ублюдка-отца. Я должна была убить тебя ещё там, в роддоме, но мне не дали, – её слова так резко и грубо врываются в моё сознание, отчего я возвращаю своё внимание на лицо матери и отшатываюсь.

– Что? – Шёпотом переспрашиваю её.

– Да, наверное, этого твой любимый папочка не рассказал тебе, опасаясь твоей своеобразной реакции на меня, верно? А я хочу, чтобы ты сдохла. Хочу, чтобы меня ничего больше не связывало с этим подонком, чуть не разрушившим мою семью! Я пыталась избавиться от тебя всё время, пока со мной все носились. Это было прописано в контракте. Если бы ребёнок умер, то мне всё равно бы выплатили гонорар, но ты, наглая стерва, выжила. И там, в роддоме я душила тебя подушкой, пока меня не оттащили от тебя. Мне жаль, что тогда я не ударила тебя о пол, чтобы ты захлебнулась своей кровью и не портила мою жизнь. Ты мне никогда не была нужна. Ты лишь способ, благодаря которому я вернула себе своё место под солнцем, – она наступает на меня, а я стою, не имея возможности двинуться. Дыхания не хватает. Я не видела… господи, мне так больно. Боже, словно кто-то бьёт меня чем-то очень острым прямо в грудную клетку и разрывает лёгкие, сердце, оставшиеся надежды.

– Флоренс единственный ребёнок, которого я желала иметь. Она безупречна, в отличие от тебя, – добивает, вонзая мне нож прямо в затылок, отчего я даже глотать не могу. Но нет… я не позволю ей увидеть, как она ранила меня. Смертельно. Невыносимо. Эта женщина не насладится моими слезами. Не сейчас!

– Безупречная шлюха, ты это хотела сказать, мама? О, да, я согласна с этим. Она уже прекрасно обсуживает всех, как делала это ты. Только вот есть ещё и я, не забывай об этом. Рядом со мной не выживет грязь, рождённая от тебя. Я так рада, что мне достались гены моего замечательного и умного папы, выбросившего тебя на улицу. И ничто теперь не поможет тебе, я уничтожу Флор, а потом и тебя вместе с ней. Вы обе будете гореть в аду, а я посмеюсь последней. Ты права, лучше бы мне не рождаться, потому что я твой кошмар и сделаю всё, чтобы каждый на этой планете узнал, какая ты мразь, – оставшиеся моральные силы уходят на то, чтобы сказать всё хриплым и клокочущим от злости голосом.

– Ах ты, сука! Отец тебя ничему не научил, кроме как, убивать людей! Но я твоя мать и имею право показать тебе, что ты лишь неуравновешенная самоубийца, ненужная никому, даже твоему папочке! И только тронь мою дочь, я убью тебя! – Кричит она, и я вижу, словно в замедленной съёмке, как её рука замахивается, но гордо приподнимаю подбородок, готовясь к тому, что должно последовать за этим плевком в мою душу.

Но неожиданно меня обхватывают за талию, и я оказываюсь за широкой спиной Рафаэля, а он успевает поймать руку этой отвратительной женщины.

– Мэм, я считаю, что вы достаточно сказали и вам пора на выход, – он произносит всё с такой ненавистью, а я шокировано цепляюсь за футболку парня. Он же не мог всё понять, да? Он же… он защищает меня? Ту, которая сделала с ним ужасное? Он заступается за меня?

– Не смей…

– Это вы не смеете поднимать руку на эту девушку, иначе я сам вам так врежу, что не понадобится самолёт, вы и так долетите до Парижа с ветерком, – Рафаэль с силой отталкивает её, и она кривится, оглядывая нас.

– Кто же шлюха, а, Эмира? Позарилась на эту ошибку природы, прямо как твой папочка, который подбирал всяких недоразвитых и изменял мне с ними, – шипит она по-французски.

– Возможно, я и ошибка природы, но легко могу сообщить мистеру Райзу о том, что вы здесь устроили. Вряд ли ему понравится ваше приближение к Мире, как и то, что вы хотели ударить её. Вам было ясно сказано – вон отсюда, и больше не появляйтесь здесь, а то я не сдержусь в следующий раз, – отвечает за меня Рафаэль, и это ещё больше ужасает. Он всё понимает. То есть наша ссора и жестокие нападки друг на друга дали ему понимание общей картины. О, господи… боже мой.

Дверь хлопает, и я вздрагиваю. Она меня хотела убить? Она… почему дышать нечем? Почему всё так ярко и так больно?

Рафаэль поворачивается ко мне, поднимаю голову и смотрю на его синяки, на корочку в уголке губ, отшатываясь от него.

– Мира, я…

– Ты понимаешь французский? – Шепчу я, сглатывая, рвущийся ком из слёз наружу.

– Да, плохо говорю на нём, точнее, безобразно, но хорошо понимаю. И я… чёрт, всё это… я не думал, что она ваша мать. Я бы не разрешил ей войти, – он потирает шею, опуская взгляд.

Худшего я не могла бы придумать для себя. О чём я там мечтала втайне? О том, чтобы встретиться вновь с этой женщиной? Так я встретилась и услышала о том, как, действительно, она относится ко мне. Я где-то глубоко внутри знала об этом, но пережить это… не могу. Просто не могу, у меня сил нет смириться с тем, что она сказала. Папа не поделился со мной этим, боясь, что я вновь сотворю глупость. А я же… я лишь желала быть любимой ими обоими. Всего-то получить хотя бы когда-то немного ласки… немного… капельку… чуть-чуть. А стёрла в порошок саму себя.

Мои глаза непроизвольно слезятся, и я, быстро огибая Рафаэля, вхожу в свою спальню.

– Мира…

– Оставь меня, – голос предательски дрожит, и я стираю слезу, выкатившуюся из глаз.

– Я не могу, понимаешь? Плевать на то, что между нами было, но сейчас я…

– Что ты хочешь сейчас? – Кричу я, а по щекам текут эти гадкие слёзы. Поворачиваюсь к нему, застывшему в паре шагов от меня.

– Что ты хочешь, Рафаэль? Увидеть меня, плачущую? Смотри! Увидеть, что мне тоже бывает больно? Да пожалуйста! Хочешь посмотреть на вот это? – Остервенело закатываю рукава и срываю браслеты, уничтожая хрупкие ювелирные украшения, летящие на пол.

– Вот! Да, я резала себе вены! Да, я самоубийца! Что ты хочешь? Посмеяться сейчас? Так вперёд! Вот она я! Доставай свой мобильный и фотографируй, снимай, выкладывай, ты уже научился! Давай, чего ты ждёшь? – Подлетаю к нему и толкаю в грудь.

– Что ты хочешь от меня ещё? Признаний, что я никому не нужна и что хочу сдохнуть? Да! Хочу! Хочу! Я не заслуживаю ничего? А Флор заслужила? Чем, мать твою?! Чем? – Ударяю его снова по груди. Перехватывает мои руки, и рывком прижимает к себе.

– Не трогай! Не смей обнимать меня! Не прикасайся ко мне! – Кричу я, разрывая свою речь рыданиями, которых не помнила так давно.

– Мира, не надо… не надо так со мной. Я был не прав. Прости меня за то, что я сказал, – тихо шепчет он. Дёргаюсь снова и снова в его руках, а он так крепко держит, что я сдаюсь. Мои дрожащие пальцы цепляются за его шею, и он стискивает меня в своих руках. До боли. Меня никто так не обнимал. Никто. Никогда. А он может. Меня это пугает, и в то же время я не знаю человека, в присутствии которого позволила бы себе такую истерику, как сейчас. Но мне так паршиво.

– Поплачь, это останется между нами. Останется в этой комнате и только сейчас. Это поможет тебе справиться с потрясением. Тебе станет легче. Ничего, поплачь. Я рядом, Мира, и не отпущу тебя. Прости меня за всё, что я сказал и сделал. Не важно. Для меня сейчас важнее ты, – приговаривая, он целует меня в волосы, позволяя драть ногтями его шею из-за той боли, от которой снова и снова разрывается моё сердце. А слова этой стервы продолжают крутиться в голове.

Мужские руки вроде бы грубые, но такие нежные сейчас. Они ласкают меня лучше любых слов, они словно закрывают меня от всего мира и защищают собой, отчего я ещё больше разрушаюсь изнутри. Этого я и боялась. Рафаэль что-то делает со мной, от его близости мой разум превращается в податливое месиво. Не помню, чтобы Оливер вот так стоял со мной и качал в своих руках, чтобы шептал мне не глупости, не о том, как хочет меня, как соскучился, а о том, что я нужна ему. Я никогда не слышала об этом от Оливера, а вот от Рафаэля словно прочувствовала. И мне бы оттолкнуть его, но я, понемногу успокаиваясь, прижимаюсь к его шее и втягиваю в себя аромат металлических прутьев и борьбы до крови.

Мы слишком долго стоим, обнявшись, и это может быть крайне неприятным для нас обоих. Если кто-то войдёт или вновь ворвётся бешеная и разъярённая моя сука-мать, то потом будет хуже.

– Всё нормально. Можешь отпустить меня, – шепчу я, прочищая горло.

– Уверена? – Рафаэль отклоняется назад и пытается улыбнуться, но выходит крайне ужасно, особенно вкупе с его синяками на лице.

– Да, – киваю я. Он разжимает руки, и я отхожу на шаг, делая глубокий вдох и вытирая лицо.

– Мира…

– Я согласна оставить тебя и Флор в покое, не трогать вас и забыть о том, что назвала вас своими жертвами, если ты обещаешь сохранить в тайне всё услышанное. Мне-то плевать, вряд ли кто-то удивится, только не хочу, чтобы папа знал об этом, – перебивая его, избегаю взгляда потеплевших серо-зелёных глаз. Подхожу к кровати и опускаюсь на неё.

– Мира, я бы не сделал этого. Мне не нужно…

– Ты меня не понял, – упрямо повторяю я и прочищаю горло. – Я готова смириться с вашими отношениями и позволить им развиваться, забыть о вас с Флор взамен на твоё уверение, что до ушей моего отца не дойдёт случившееся.

– Хорошо, только между мной и Флор ничего нет, – усмехаюсь от его слов и смотрю на Рафаэля исподлобья.

– А фотоотчёт на сайте?

– Это… в общем, я идиот. Думал, что правильно так, пойти против себя и своих принципов, но это не я. Натворил всякой фигни, а когда остыл, то одурел от совершённого. Настоящий я другой. Я бы никогда так жестоко не поступил с тобой и оправдывать себя не буду. Я виноват перед тобой и перед собой, поэтому прошу прощения за свою вспыльчивость. Никогда меня это не приводило ни к чему хорошему, вот и подтверждение, – наигранно улыбается и садится рядом со мной.

– Тебе не за что извиняться, мы на разных полюсах, и ты защищался, – пожимая плечами, поворачиваю голову, рассматривая разорванные звенья и камни от браслетов на полу.

– Есть за что, принцесса, есть. И я признаю это.

– Ладно, это твоё решение. Я бы хотела остаться одна, мне нужно привести себя в порядок.

– Понял, если что, то я через стенку буду, – Рафаэль поднимается с кровати, краем глаза наблюдаю, как он, прихрамывая, идёт к двери, но неожиданно останавливается, и я перевожу взгляд снова на пол.

– Не хочешь исчезнуть, Мира?

– Что? – Удивлённо выдыхаю я, поднимая к нему лицо.

– Не хочешь исчезнуть со мной отсюда на несколько часов? Просто взять и исчезнуть? – Быстро повторяет он.

Он это только что выдумал, нашёл причину, чтобы не уходить или же боится из-за того, что я вновь решусь на попытку и порежу себе вены и докажу всем – я больная дура. Нет. Больше такого не будет.

– Рафаэль, с моим состоянием всё хорошо. И я не думала о том, чтобы…

– Так я не об этом, Мира, – качая головой, он подходит ко мне и опускается на корточки.

– Я бы хотел тебе кое-что показать, а для этого нужно на некоторое время сбежать из этой тюрьмы. Хочешь сделать это со мной? – Парень бегает глазами по моему лицу.

– Ты что, серьёзно?

– Абсолютно, – он сглатывает, и его пальцы дотрагиваются до моих. Они такие горячие, по сравнению с моими. И мне так хорошо. Странно. Страшно. Но хорошо.

Недоумённо разглядываю его лицо и то, как он кусает нижнюю губу и смотрит на меня с невероятной надеждой, которую я не видела в глазах Оливера.

– Понял, я безродный и… – только он убирает руку, как я хватаюсь за неё, заставляя его замолкнуть. Наши взгляды встречаются, и, кажется, я сейчас совершу самый безумный поступок в моей жизни, по моему мнению.