– Да. Да, я хочу исчезнуть из этого ада с тобой. Я хочу, мон шер. Хочу, – выдыхаю я.

Его глаза оживают и сверкают от радости серебристо-зелёным светом. Надо же, оказывается, боль можно немного притупить, на время вылечить и залатать раны на сердце, благодаря рукам одного человека. Это же так неправильно и странно. Такого не должно было случиться, но вот этот парень, из-за действий которого я абсолютно запуталась, улыбается мне. Словно я для него имею ценность. Словно для него, действительно, важно моё состояние. И что-то внутри мне подсказывает – наши отношения с Рафаэлем сегодня изменятся кардинально, и больше никогда я не смогу его ненавидеть. Я должна бежать от него, думать, как бы выйти из этой ситуации, не позволив ему рассказать о том, что случилось. Если кто-то узнает, что я умею плакать, что могу это делать, то я паду. Не могу… не могу и делаю ошибку, желая всем своим существом вырваться из этого ада.

Рафаэль по какой-то неведомой мне причине становится человеком, которого я боюсь, потому что в него так легко поверить. Легко позволить залечить самые кровавые порезы в моей душе.

Глава 34

Мира

Поглядываю краем глаза на Рафаэля, сидящего рядом со мной в отцовской машине, пока она везёт нас неизвестно куда. Первый раз я ни о чём не думала, а просто взяла и сделала это. Сбежала. Не одна, а с ним. С этим непонятным бедняком, который так чутко и странно относится ко мне, хотя я, действительно, этого не заслуживаю. Но кто поймёт меня, если я скажу – это тоже не я? Мои действия продиктованы желанием выжить, и только. Я заставляю себя мыслить так, как должна это делать богатая наследница вроде меня. Да, мне это очень легко удаётся… удавалось, пока всё не перевернулось вверх дном.

Возвращаю свой взгляд к окну и не нахожу ни единой причины, из-за которой согласилась на предложение Рафаэля. Мне бы скрыться одной, чтобы никто в душу не лез, не считал меня сумасшедшей дурой, любящей резать себя. Неужели, одна ошибка может навсегда поставить на мне клеймо самоубийцы? Я была глупой и наивной, верящей в красивое воссоединение и любовь до гроба. А ничего этого не существует. Никогда не было и не будет. Не у меня. Моё будущее расписано по дням и часам папой. Он продаст меня, чтобы укрепить свои позиции, даже не спросит, как обычно, а чего хочу я? Кем хочу быть или кем я вижу себя через десять лет? Никого это не волнует. Важно только то, какую выгоду можно получить с меня. Это отвратительно, и даже Рафаэль, наигранно улыбающийся с этими синяками на лице, не переубедит меня. Он выслуживается перед отцом, а не сам захотел провести со мной время. Это причиняет очередную боль, и даже минутная радость сменяется мрачным настроением и скрытой агрессией ко всему, что ещё мне предложат. Я никогда не была причиной, всегда способом. Меня не видят, как человека, а только мешок с деньгами и светлой дорогой к богатству.

– Подождите нас здесь, – произносит Рафаэль, когда машина останавливается у какого-то заросшего и заброшенного здания.

– Ты идёшь? – Парень весело подхватывает рюкзак и выбирается из автомобиля.

– Мне откроют дверь, или я сама должна выполнять твою работу, за которую ты получаешь деньги? – Недовольно обращаюсь к шофёру. Но не успевает он отреагировать на мой выпад, как меня уже резко вытаскивают на прохладный осенний воздух, отчего я испуганно вскрикиваю и недоумённо смотрю на Рафаэля.

– Ты совсем обалдел? – Зло шиплю я, отталкивая его и поправляя кожаную куртку.

– Совсем, раз привёз тебя сюда не для того, чтобы закопать, – усмехаясь, пожимает плечами и направляется в сторону полуразрушенного здания.

– А мне, наоборот, кажется, ты именно за этим и притащил меня сюда, – бубню я, осторожно двигаясь за ним, стараясь не испачкать свои любимые ботинки. Образ. От него слишком сложно отказаться. А, возможно, я сейчас защищаю свою изнурённую душу от новой демонстрации слабости Рафаэлю. Ведь как бы я ни хотела задрать нос повыше и фыркать, словно породистая лошадь, мне интересно – почему мы здесь?

Мы обходим разрушенную стену и останавливаемся. Нас никто не заметил, да и вряд ли кто-то, вообще, забредёт сюда, не считая наркоманов, алкоголиков и бездомных. Неприятная вонь мочи, разбросанная повсюду еда, и это всё никак не вяжется с идеальной Женевой. А всё потому, что человеку, владеющему этим местом, плевать на то, что происходит здесь. Он богат, значит, может легко заплатить за ужасающую площадь. На самом деле такого рода места практически не найти в Швейцарии, но, как оказалось, если потрудиться, то можно увидеть грязь легко и просто.

Рафаэль утаптывает траву и кладёт на неё рюкзак.

– Хм, ты понимаешь, что мы находимся на чужой территории? – Подаю я голос. Усмехается и передёргивает плечами, как будто это глупость. Нет, за такое могут выписать штраф и посадить на сутки в настоящую тюрьму.

– Я читал об этом месте. На разных форумах. Так что никто нас не поймает, Мира, – отвечает он, копаясь в рюкзаке.

Обнимая себя руками, оглядываю тихую местность и ёжусь от прохладного ветра. Я понятия не имею, что меня ждёт с этим парнем, и что, вообще, у него на уме, хотя это меня сейчас не волнует. Да, я заставляю себя думать о мотивах этого странного появления здесь, но в моей голове другое. Эти болезненные слова, сказанные так легко, но слишком глубоко вошедшие тонким и ржавым остриём лезвия в мою грудь, крутятся вокруг меня и ещё раз убеждают – я сделала верный вывод и рада, что не позволила Флор убедить меня в ином. Наверное, мне следовало бы пожалеть её, она не представляет, кем такая на самом деле является наша мать. Зато я знаю и делиться своими мыслями не буду, пусть сама открывает для себя все стороны роскоши и безобразной любви.

– Мира, – зовёт меня Рафаэль, и я поворачиваю к нему голову. Он стоит с двумя баллончиками краски. Чёрной и белой.

– Это что? – Недоумённо разглядываю баллончики в его руках.

– Это то, ради чего мы сюда приехали. К сожалению, я не знаю, где ещё можно попрактиковаться в таком развлечении, как не здесь. Никто не выставит штрафа за испорченную стену, так что держи, – он бросает мне один из баллончиков, и я ловлю его, приходя в абсолютно шоковое состояние.

– То есть ты… ты хочешь, чтобы мы изуродовали чьё-то имущество? Ты с ума сошёл? – Шепчу я, делая шаг к улыбающемуся парню.

– Не изуродовали, а внесли немного радости, – замечает он.

– И часто ты расплачиваешься за такого рода «радость»? – Кривлюсь я.

– Ни разу. Брось, Мира, это граффити, тоже определённый вид искусства. И меня, к слову, он немного расслабляет, – пожимает плечами Рафаэль.

– И при чём здесь я?

– Я решил, что тебе необходимо выплеснуть свои эмоции, переживания и справиться со случившимся. Ничего другого я не успел придумать, как это. Вообще, человека не следует оставлять, когда он сильно подавлен. Даже я себя чувствую разбитым, после «знакомства» с твоей матерью, а от её слов, так, вообще, офигеваю. Ну и как-то так, – он снова потирает шею. Я уже поняла, что он это делает, когда сильно нервничает или смущается. Но вот его выводы меня оскорбляют.

– Ясно, – резко говорю я и бросаю баллончик на траву, сжимая руки в кулаки.

– Какой ты приторно милый, что меня сейчас стошнит. Если ты думаешь, что я снова решусь порезать себе вены, то нет! Чёрт, нет, Рафаэль! Я не больная! Да, однажды я совершила неправильный поступок, начитавшись советов в интернете, но это не даёт тебе права считать меня полоумной психопаткой, которая будет калечить себя из-за того, что я знала всю свою жизнь. И не надо делать вид, что ты мой друг, лишь потому, что тебе платит за это мой папочка, – замолкаю, чтобы набрать в грудь больше воздуха. Так неприятно, что он видит во мне способ вылизать задницу моему отцу.

– Мира…

– Нет, не смей мне говорить о том, что всё это ты задумал ради меня. Мой папа не просто так прислал тебя сюда, да? Его никогда не волновали мои отметки или успеваемость, а вот эта шлюха и её отродье – очень! Он испугался, что потеряет свою единственную наследницу из-за одного проступка, о котором я раскаиваюсь! Если тебе будет легче, то в моей голове нет мыслей о суициде! Я люблю жизнь! Я обожаю её! И плевать, что я лгу, но ни за что на свете не лишусь возможности изводить всех! Так что жалость свою и всё это дерьмо подари глупой Джульетте, а меня оставь в покое! – Кричу я, толкая его в грудь, но он хватает меня одной рукой за талию, прижимая к себе.

– Отпусти, ты…

– Закрой рот, Мира! – Повышает голос, и я отчего-то повинуюсь. Эти стальные нотки обескураживают меня, и я во все глаза смотрю в злое лицо Рафаэля.

– Ты думаешь, я настолько мелочен? Даже если я и беден, но гордость и сопереживание не растерял. И мой поступок мне уже не кажется таким уж и правильным, потому что ты не воспринимаешь меня, как человека с собственным умением делать выводы. Я их сделал, чёрт возьми. Удивишься, но я тоже раскаиваюсь в том, что сказал тебе. Мне стыдно за это, ты не заслуживаешь постоянного напоминания о том, что совершила. Да, я импульсивен, но умею извиняться и таким образом хотел лишь наладить отношения с тобой. Показать, возможно, доказать тебе, что я не кусок дерьма, каким ты меня видишь, – он с силой отталкивает меня, и я, оступаясь, ударяюсь спиной о кирпичную стену.

– Чёрт, – парень бросает баллончик на землю и запускает руки в волосы, взъерошивая их.

– Я хотел помочь тебе, понимаешь, Мира? Хотел помочь тебе пережить такие жестокие слова, сказанные матерью. Я знаю, что ты чувствуешь. Подобное слышал от своего отца, пока он не сдох. Каждый день он упрекал меня в том, что я появился на свет, как и мой брат. Он ненавидел нас, мы для него были ничтожествами, которые не позволяли ему жить так, как он хотел! Я прекрасно представляю, насколько это больно, и хочется верить, что такое отношение когда-то изменится, но умом ты понимаешь – это ложь. Всё это ложь, чтобы хоть как-то обезопасить своё сердце от новых ран и терзаний. И когда я был на твоём месте, то сбегал из дома с братом и приходил к парням, которые рисовали на стенах. Потом я сам начал это делать, понемногу это позволяло мне абстрагироваться от происходящего, отдавать всю свою ненависть ни в чём не повинной стене, но зато я сохранял внутри себя желание жить. Это я и хотел тебе показать, глупо решив, что ты поймёшь меня и увидишь во мне нечто большее, чем просто дешёвый мешок с костями, – он замолкает, опуская с горечью взгляд.

Повисает молчание, пока я обдумываю его слова, и с каждой секундой, тлеющей в раскалённом воздухе между нами, до меня доходит смысл его выпада. Да, между нами очень много обидных слов и поступков, да между нами глубокая и огромная пропасть, но сейчас словно появляется тонкий и хрупкий мостик, на который я боюсь ступить. Я опасаюсь, что он лжёт ради своей выгоды. И зачем ему делать хоть что-то хорошее для меня? Я не вижу ни одной причины для этого, ведь ещё недавно он был другим.

– Меня не волнует то, как отреагирует твой отец на эту поездку. Он и так узнает, что твоя мать приходила к тебе, ему доложат, но это буду не я. Меня больше всего заботишь ты, Мира, и твои внутренние переживания. Да, возможно, я испугался, что найду тебя всю в крови, если оставлю одну. Но я услышал тебя и могу вздохнуть более или менее спокойно, поняв, что ты не совершишь такую глупость, за которую я бы себя никогда не простил. Я вижу просто девушку, нуждающуюся в поддержке, и хотел бы оказать её сегодня. Я знаю – мы с тобой разные, и сложно найти что-то общее, но оно есть. Ты… я понятия не имею, почему ты согласилась на моё предложение, когда так сильно ненавидишь меня. А я каким-то образом проникаюсь тобой и восхищаюсь, хотя не хочу этого, – Рафаэль опускается и собирает баллончики.

Не ожидала от него такого. Правда. Я считала, что его поступки продиктованы иными чувствами. А он тот парень, о котором я запрещаю себе думать. Он очень чуткий и, да, немного грубый, вспыльчивый и порой довольно неприятный, но сейчас хочу пройти по мостику и узнать – упаду ли я, или Рафаэль поймает меня. И что будет дальше, если я тоже ему кое-что покажу.

– Шофёр ждёт, ты можешь ехать, а я останусь здесь. Прости что…

– Ты занимаешься граффити? – Перебиваю его. Рафаэль удивлённо поднимает голову и медленно кивает, не ожидая, что моё настроение резко изменится. Но я хочу дать шанс. Ему. Себе. Чему-то необъяснимому, происходящему в эту минуту.

– А ты берёшь картинки из головы? Ты учился этому? – От моих вопросов он обескураженно поднимается на ноги и слабо улыбается.

– Ты это спрашиваешь, потому что тебе интересно или ищешь повод унизить меня?

– Первое, – быстро отвечаю я. Его глаза теплеют и насыщаются зелёными бликами. Перемирие. Негласное и не озвученное, но он не требует от меня словесного подтверждения, а только издаёт нервный смешок и вновь потирает шею.

– Меня учила улица, есть очень много ребят, которые занимаются этим незаконно. Парни моего круга и живут так же хреново, как я. Но я смотрел на них, наблюдал, а потом попробовал сам, используя то, что они бросили, когда убегали от полиции. Такого рода искусство называется вандализмом, но я вижу всё иначе. Так потихоньку я развивался, затем читал книги, смотрел различные обучающие видео. У меня не было возможности ходить на курсы, поэтому я самоучка, – осторожно, словно боится, что я всё же высмею его, делится со мной.