Замираю от сказанного, и затем из груди вырывается хохот. Он это всё сказал с активной жестикуляцией одной рукой, продолжая облизывать бокал, и при этом выглядел довольно серьёзно и сосредоточенно, отчего у меня неожиданно и вызвало приступ смеха. Он идиот. Нет, правда, он полный придурок, но я не помню, чтобы с кем-то ещё из парней от веселья у меня выступали слёзы из глаз. Ему удаётся сделать со мной нечто невероятное, и это меня притягивает.

Успокаиваясь, отпиваю шампанского, пока Рафаэль довольно улыбается от произведённого на меня эффекта.

– Знаешь, я не понимаю, почему ты здесь? Ведь ты королева вечеринок, и сейчас одна из суперкрутых тусовок проходит прямо под нами, а ты прячешься в спальне. Почему? – Неожиданно спрашивает он.

– Я не прячусь. Я пережидаю, – уклончиво отвечаю, допивая шампанское, и протягивая бокал, чтобы он его обновил.

– Хорошо, почему ты не внизу вместе со своим парнем и друзьями? – Допытывается Рафаэль, уже медленно и аккуратно наполняя мой бокал алкоголем.

– Сегодня «Ночь Свободы». И все мои друзья, как и Оли, свободны, – дожидаюсь, когда он уберёт горлышко бутылки, тут же подношу бокал к губам и выпиваю довольно большую порцию, отчего в глазах появляются яркие искры, а кровь начинает вскипать, согревая сердце.

– Белч говорил, что якобы пары имеют право забыть о том, что они вместе. Но я считал это невероятным, ведь это просто… даже слов подобрать не могу, кроме матерных, – Рафаэль поднимает ногу и сгибает её, поворачиваясь ко мне. Облокачивается локтем на неё, взмахивая в воздухе рукой.

– Кстати, о Белче. Надеюсь, у тебя недлинный язык и ты не из тех, кто хвалится количеством информации, чтобы потешить своё эго и возвысить его? – Вспоминаю я, недовольно высказывая ему.

– Что? Ты думаешь, что я выложу ему то, о чём мы разговариваем? С ума сошла? Нет, конечно, я не болтун. Я лишь сказал ему, что видел фонтан, и он произвёл на меня впечатление, как и парк. Ну и, возможно, упомянул о том, как был голоден, и что ты купила мне хот-дог, – оправдывается он.

– Не болтун, – цокаю я.

– Но я не сказал ему, что мы были ещё и в кафе, как ссорились, и что ты умеешь плакать. Я… надо было ему хоть что-то выложить, иначе он бы не отстал, понимаешь? Он поймал меня, и Сиен следила за нами, отметив, во сколько мы вернулись вместе. В свою защиту скажу, что я выстоял против его напора и дал ему лишь смазанную и неточную информацию, из которой понятно, что ты не превратилась в человека с сердцем. Правда, – Рафаэль жарко доказывает мне, уверяя в том, что ему можно доверять. Не могу. Как бы хотела, но не могу, даже ему.

– Если честно, то дурдом какой-то. Такое чувство, словно, – он замолкает. Хмурится и делает глоток шампанского.

– Словно?

– Это будет очень смешно, потому что это нереальная глупость, но я вижу это всё, как будто они специально устраивают тебе и мне западню, чтобы мы… ну мы как-то сблизились, что ли. Такая фигня, да? – Нервно поясняет он.

Если бы, мон шер. Если бы. Но ты точно подметил, всё именно так. Они же не представляют, кто ты такой на самом деле. Они считают тебя своим, таким же богатым, как и мы все, но нет… если бы только они знали…

– Согласна, – киваю я, алкоголем помогая себе найти силы снова уколоть его тем, что не даёт мне покоя.

– К тому же ты был на свидании с Джульеттой, такое невозможно не заметить. Так что я абсолютно с тобой согласна – тебе показалось это, ведь ты так глубоко увлечён маленькой глупышкой, – и хотелось бы сказать всё равнодушно, но злость и язвительное замечание, которым я желаю ударить его изнутри, причинив хотя бы какую-то боль, буквально разъедает меня изнутри. Даже рука сильнее сжимает ножку бокала, когда я делаю глоток, насыщая кровь допингом для продолжения разговора.

– Если бы я не знал тебя, то принял бы это за ревность, Мира, – нагло усмехается он.

– Ты меня и не знаешь, – фыркаю я.

– Прекрасно научился понимать, когда ты борешься с собой. В такие моменты ты приплетаешь моментально Флор, чтобы меня уязвить или уличить в преступлении. Я понимаю, прекрасно понимаю тебя, потому что тоже до сих пор не верю в происходящее и боролся с собой весь день.

– Ты рехнулся. Нет, ты, правда, рехнулся. Взял на себя слишком много, Рафаэль. Это ты пришёл сюда ко мне, нарушил моё уединение, оскорбил роскошное шампанское, и делаешь вид, словно изучил меня досконально! – Возмущённо шиплю я.

– Я не делаю вид, я…

– Мне плевать. Что ты здесь сидишь, раз так сильно волнуешься за неподобающее употребление имени твоей Джульетты? Зачем ты пришёл в мою спальню, раз так прекрасно развлекался с ней? Ты… ты просто невозможный лжец, но ничего от меня не добьёшься. Ничего, понял? Ты…

Замолкаю, когда до меня доносится его смех. Нет, серьёзно, Рафаэль смеётся, и не издевательски, а слишком радостно, когда я…я же уже была готова выплеснуть ему в лицо шампанское, ударить его и ещё что-то, только не помню. Мысли вылетают из головы, одна за другой, пока мои губы непроизвольно приоткрываются от такой реакции. Я даже не понимаю, что говорю и что творю сейчас. Мне так хочется выцарапать его глаза, заставив раскаяться в том, что он был с ней! С этой сукой! После того как вчера желал поцеловать меня, мне именно так показалось! И сейчас он ржёт, как придурок, над тем, что я возмущаюсь его поведению и отношению ко мне! Меня это так обижает… и я, наверное, ревную его, хотя не должна… не должна, но моя грудь горит, а руки трясутся от злости.

– Мира, ты взрываешь мой мозг, и мне это чертовски нравится. Боже, да я тащусь от тебя. Оттого, как ты оживаешь рядом со мной. Тебе идёт, – подавляя смешки, подхватывает бутылку и щедро наливает себе в бокал шампанское, а затем, подползая ко мне со счастливым взглядом, добавляет и мне.

– За тебя. Оставайся такой же, как сейчас. Борись, потому что это меня невероятно заводит, – Рафаэль чокается со мной, такой же потрясённой, раздражённой и до сих пор не угомонившей внутри неприятную желчь.

– И, к слову, у меня не было свидания с Флор. Я сбежал отсюда. От тебя сбежал и от того послевкусия, который остался у меня в груди после прошедшей ночи. Обедал, и появилась она, хотела извиниться, но мне плевать. Знаешь, сначала я относился к ней, как к сестре, ну вроде как оберегал её. А сегодня она меня жутко раздражала всем своим видом, потому что так боится сказать мне слово поперёк, что это меня выводит себя. Но ты, – его странная и очень порочная ухмылка, вкупе с красноречивым взглядом, от которого у меня резко вспыхивают щёки, а сердце резво скачет, не позволяет мне даже слово вставить.

– Ты другое дело. От тебя так и летят искры во все стороны. Если прикоснусь, то разорвёшь к чёртовой матери, или я окажусь снова с маникюром. Никогда не скучно, – завершает он.

– Да ты… ты просто сумасшедший, – выдыхаю я, запивая шампанским странную реакцию моего тела и сознания на его слова. Мне понравилось. Нет, не только понравилось, я счастлива от того, как он относится к Флор. Я буквально готова довольно улыбнуться и ещё раз словесно доказать – со мной никто не сравнится, ведь я Эмира Райз.

– Разве это плохо? Я так не думаю, и такой я лишь с тобой, – пожимает плечами, словно это не подтверждает его некой симпатии ко мне. Верно? Это же… ну вроде как признание в том, что я ему более чем нравлюсь даже после всего, через что заставила его пройти? Да? Алкоголь притупляет мой мозг. Не могу даже быстро переварить сказанное, а он так легко всё говорит.

– «Ночь Свободы», никогда о таком не слышал, да ещё и целый праздник. Откуда он, вообще, взялся? – Рафаэль меняет тему или же уже забыл обо всём, что сказал мне, когда я не могу здраво соображать, но быстро хватаюсь за новый виток диалога, который не приведёт меня в ещё больший шок или же во что-то очень плохое.

– Хм, с первого дня жизни сестринства. Но раньше эта ночь была более глубокой, – медленно и тщательно подбираю слова, запивая их шампанским.

– То есть оргии?

– Нет, – усмехаясь, качаю головой. – Извращенец ты, мон шер.

– Не извращенец, а имею расширенные границы познания аспектов сексуальных развлечений, – громогласно поясняет он, отчего я издаю смешок.

– «Ночь Свободы», действительно, означала свободу во всём. В своих мыслях, в разговорах, в общении, в знакомствах, в дебатах. Ведь раньше девушкам было не принято высказываться свободно о том, что они думают о правительстве, о законах, о притеснении в разных сферах жизни. Кто-то признавался в своей нетрадиционной ориентации, кто-то признавался в том, что любит. Устраивались творческие вечера, на которых каждый мог выступить или с докладом, или со стихами. Всё было более возвышенно и открывало людей с разных сторон. А сейчас эту ночь превратили в разрешение на измену, за которую ничего не будет. Развратили настоящее предназначение завершения «Адской недели». Ведь последний день должен показать, кто есть кто, и, возможно, после этого некоторым улыбнулась бы удача войти в число сестёр или братьев. Но из-за того, что праздник стал порнографичным сюжетом для сплетен, мы вешаем списки вступивших на официальной церемонии, потому что ничего не изменится после этой ночи, наоборот, каждый продемонстрирует самое плохое, что в нём есть, – смачиваю горло, допивая до дна шампанское.

– Мда, действительно, раньше всё было более существенным, а сейчас мелочное разрешение на измену. И что, никто не возмущается, если парень или девушка изменяет? Ну, ведь это же вроде грязи, которую они внесли в свои отношения? – Задумчиво спрашивает он.

– Нормы морали давно уже пали, мон шер. Да и измена тоже стала обычным стечением обстоятельств, – горько отвечаю я.

– А Оливер, он…

– Нет, – резко перебиваю его, понимая, на что он намекает. – Нет, я уверена, что он себе такого не позволит. Обычно он напивается, курит с Белчем, затем они идут к себе в братство и продолжают пить, пока их не будет тошнить. Тем более ему не следует выходить в таком состоянии, он и так превысил нормы пребывания в карцере.

– В карцере? Я что-то слышал, но не помню.

– Это место, где запирают нарушителей спокойствия. Что-то вроде тюрьмы с привилегиями. Там есть кровать, ванная и трёхразовое питание. Но студента ограничивают в общении и якобы таким образом наказывают. Забирают все вещи, фотографируют, и он висит на «доске почёта» в главном корпусе университета на потеху другим.

– Но я дрался, и меня не посадили туда, – напоминает Рафаэль.

– Тебя не поймали. Если охрана замечает, то да, твой путь точно будет лежать в карцер. Там определяют на сколько: на двенадцать часов, на двадцать четыре или на сорок восемь. Обычно за такого рода потасовки дают двадцать четыре, но никого не поймали, значит, ничего не было. Хотя охрана получает свой процент от поимки преступников.

– Понятно. Не пойман – не вор.

– Точно. Шампанское закончилось? – Интересуюсь я, указывая взглядом на бутылку.

– Увы. Вот так быстро можно просрать двести евро, – смеётся Рафаэль. А мне мало, я бы ещё выпила, чтобы разум не работал, и мягкие волны опьянения несли меня в неизвестном направлении.

– А вот ты, Мира. Ты собираешься воспользоваться «Ночью Свободы»? – Неожиданно спрашивает он.

– Нет, конечно, нет, поэтому я нахожусь здесь.

– Понятно, – парень хмурится и отставляет пустой бокал на пол.

– Значит, комиксы, да? Уже успел нарисовать что-то новенькое? – Радуясь тому, что удалось вспомнить об этом, опускаю бокал к пустой бутылке.

– Ах вот зачем ты решила меня споить, чтобы выпытать, где их купить, да? – Журит он меня, и я, смеясь, быстро киваю.

– Я не настолько пьян, чтобы выдавать себя, Мира. Не прокатит.

– Да ладно тебе, мон шер. В моей голове сейчас одуванчики играют с пузырьками, так что они очень хотят узнать, как там обстоят дела в нарисованной жизни. Видишь, я призналась, что у меня в голове одуванчики, и ты должен тоже в чём-то признаться.

– Нет, ни за что, – растягивая слова, Рафаэль качает головой.

– У тебя есть девушка? То есть у твоего героя, прототипом которого являешься ты, есть кто-то? – Интересуюсь я.

– Мира, я не буду с тобой говорить об этом.

– Ты боишься? – Прищуриваюсь я.

– Чего? – Изумляется он.

– Того, что твои комиксы – это порнокомиксы, и они напугают меня, – серьёзно отвечаю я.

– Боже, нет. Они… чёрт, да не могу я с тобой об этом говорить, – Рафаэль странно смеётся, нервно, словно я попала в цель. Да, именно так, он снова трёт шею и избегает смотреть на меня.

– Да, есть. Он с ней не встречается, точнее, они не пара, но он… в общем, да, есть. Довольна? – Наконец-то выдаёт он тайну.

– И у неё тоже есть прототип. Если ты пишешь о нашем университете, то, значит, она одна из тех, с кем ты общался. Верно?

– Мира…

– Мон шер, брось, не стесняйся, меня невозможно обескуражить таким, – обиженно выпячиваю губы, и остановиться бы вести себя, как полной идиотке, но я придвигаюсь к нему и дотрагиваюсь до его руки.