Не обращая внимания на Флор, которой я не подарил и взгляда на прощание, расталкивая ребят, выбираюсь с трибуны и спускаюсь вниз. С меня довольно этой ужасной игры, да мой брат в разы лучше их делает пасы и забивает голы. Всё куплено. Всё, даже победа. Понятно, почему им больше стремиться не к чему, только как изводить нормальных людей, превращая их в сумасшедших. Им и так достаётся всё на блюдечке без особых усилий.

Не знаю, что меня больше злит – одиночество или то, что я до сих пор прокручиваю в голове наш первый и хреновый поцелуй. Я избегаю не только Миру, но и остальных. Стараюсь меньше общаться с Белчем, чтобы не слышать его давления о выдуманных чувствах Миры, когда всё катится к чертям. Ограничил встречи с Флор, а только беру и рисую эту суку. Не могу выбросить из головы. Не могу, и всё. Я как будто завис на ней, на той ночи и не в силах двигаться дальше. И я должен думать о другом, о том, что поможет мне выбраться из бедности. Но ничего. Так страшно мне ещё не было никогда в жизни. Мои ценности и желания изменились. Мне стыдно перед мамой и братом за то, что я подумал о себе и позволил поцеловать её, увидев в ней ту девушку, для которой хотел бы стать чем-то большим. Это пагубные мысли. Невозможные и болезненные. Слишком болезненные для такого, как я.

Вхожу в свою спальню, имея возможность нормально и не торопясь, помыться в душе. Игра будет продолжаться ещё час, вряд ли Мира вернётся раньше, значит, у меня достаточно времени, чтобы ещё больше разозлиться на себя. Меня тянет туда. Тянет в её спальню. Тянет вдохнуть аромат её духов, витающий там. Тянет снова причинить себе боль, вспоминая, как стоял на том месте и прижимал её к себе, ощущая неподдельную страсть, рождённую мной. Мной, чёрт возьми! Это был я! А потом за это ещё и получил. И не так силён был удар, как слова и отвращение на её лице.

Хватит думать о ней. Хватит считать, что когда-нибудь снова всё будет так, как в те две ночи. Хватит. Это бессмысленно. Это губительно. Это так сладко и требует продолжения. Хватит изводить себя. Той девушки никогда не будет существовать, обстоятельства и этот мир не потерпят честности. Но она есть… где-то там, внутри её, она живёт. И я бы хотел, чтобы она ждала меня.

Боже, я с ума схожу, да? Я полностью рехнулся, раз мечтаю об этом. Нельзя. Лучше забыть всё. Ага, очень легко сказать, забыть. Невозможно, даже если этого захочешь всей душой, как я. Иногда люди остаются намного глубже, чем в сознании. Они внутри. В сердце, хочешь ты этого или же нет. Просто так случилось. И сердце стучит, скрывая всю боль и отчаяние из-за того, что никогда не будет рядом второго, такого же одинокого и нуждающегося в аккомпанементе моей симфонии. Это никогда не оборвётся, даже если обида будет терзать душу, а жестокие слова повторятся раз за разом, напоминая о несбыточном. И я себя ненавижу за это. Ненавижу за то, что вляпался в такое дерьмо сам того, не планируя и не желая.

Распахиваю дверь своей спальни и замираю.

Господи, ты издеваешься надо мной? Неужели я не все круги ада прошёл, и ты заставляешь меня в очередной раз оказаться с ней наедине, чтобы вновь подставить меня?

В темноте небольшой гостиной у входной двери стоит Мира, бегло осматривая меня, и кривит нос.

– Почему ты считаешь, что твою вонь скроет одеколон, мон шер? Неужели, в тебе нет ни грамма знаний о правильном нанесении отдушек на тело? Придётся всю ночь проветривать, и вряд ли этот смрад, вообще, исчезнет, – язвительно бросает она и, хлопая дверью, направляется к себе.

Сжимаю руки в кулаки.

Держись, Рафаэль, молчи и просто иди на вечеринку, как и планировал. Не делай глупостей!

И у меня получается, практически получается достичь двери, как в спину летит ещё более издевательский тон Миры.

– На свидание к своей Джульетте бежишь? Поспеши, иначе её кто-то другой будет использовать всю ночь.

Ну вот и заканчивается терпение. Я не помню, чтобы раньше вспыхивал за секунду, да так ярко и злостно.

– Не волнуйся, в отличие от местных сук, Флор прекрасно умеет ждать и честно признаваться в своих слабостях. И да, я изменил своё мнение. Теперь же вижу, что лучше радоваться тому, кто рядом и всегда поймёт меня, не прикрываясь ядом, как одна законченная дрянь, – шиплю я и разворачиваюсь.

Ох, этот порочный наряд черлидерши: распущенные и завитые волосы, яркий макияж, хотя его в темноте не видно, но я запомнил. Запомнил и то, что под этой коротенькой юбочкой практически ничего нет.

– Запомни, мон шер, она рождена от отъявленной твари, и в ней есть её гены. Эх, какой ты идиот, раз считаешь глупость красотой, – фыркает она.

– Три грёбаных дня. Три, блять, дня ты меня игнорировала! Три дня прошло с той ночи, когда ты врезала мне и убежала к своему ублюдку! Три дня ты молчаливо изводила меня, а сейчас ревнуешь? Ты охренела, Мира?! – Кричу я, указывая на неё пальцем.

– Ревную? Я? Подумай ещё, мон шер, мне плевать, кто на тебе катается. У тебя завышенная на пустом месте самооценка, – девушка прикладывает руку к груди, наигранно удивляясь, а затем хихикает.

Не могу больше, меня она так бесит. Бесит, что стоит здесь и вновь приплетает Флор, когда я миллион раз говорил ей – нет между нами ничего. Да и за три дня она нашла только эти слова?!

– Тогда какого хрена ты лезешь ко мне? Какого хрена ты сейчас трогаешь меня, когда я срал на тебя и твои страхи все три дня?! Какого хрена ты, вообще, обращаешься ко мне и смеешь произносить своим дерьмовым ртом имя Флор? – Наступаю на неё. Стоит. Не двигается, только гордо приподнимает подбородок, сверкая лютой ненавистью в потемневших глазах.

– Мой рот тебе не казался таким дерьмовым, когда ты вздумал облизывать его, подобно леденцу. Я все эти три дня отмывалась от твоей вони, и, увы, теперь ещё больше травлю себя гадостью вроде твоего дешёвого одеколона, прожигающего слизистую моего носа. Но не волнуйся, эта дурочка оценит, как ты стараешься ради шанса воспользоваться хотя бы ей. И где твоя хвалёная совесть? Нет её, потому что со мной тебе ничего не светит, а вот она всегда готова принять тебя, ведь у неё нет чувства собственного достоинства, – Мира отходит назад и открывает свою дверь, когда во мне клокочет такая обида и разочарование. Почему я слушаю всё это? Почему, как больной идиот, не могу уйти, а позволяю ей продолжать сыпать оскорблениями, когда мне чётко было сказано, что я не её круга? Почему я извожу себя? Ради чего?

– Достоинство упомянула? В отличие от тебя она девственница, а ты шлюха, готова терпеть измены от парня, не уважающего тебя. И мне, Мира, так жаль тебя. Вот чего ты никогда не увидишь – такого уважения, какое я испытываю к Флор. Я уважаю её и её желание не лишаться невинности ради минутного и дешёвого авторитета. Я принимаю это решение, мне доставляет удовольствие общение с ней, потому что она сохранила в себе то, что ты продала за деньги. Ты ни на каплю не отличаешься от своей матери, которая именно тебе передала те самые сучьи гены, и слава богу, такая участь обошла Флор стороной. И, знаешь что, пошла ты на хер, принцесса недоразвитая, умойся своим ядом и отрави саму себя, потому что одиночество твой крест, как и рога, которыми ты всю крышу пробила, – с таким отвращением выплёвываю каждое слово, они как поток дерьма льются из меня, и я не могу остановиться. И даже в темноте я вижу моментально побледневшую Миру, её боль от моих лупящих фраз и нечестных приёмов, которые я позволил себе использовать против неё. Это низко, и я знаю, как некрасиво веду себя, но она не лучше. Она игнорировала меня, убежав, а перед этим тоже ранила, и я не в силах пережить это. Хочу, чтобы и она ощутила всё те терзания, изводящие меня с той ночи.

– И это говорит лжец, плавающий в болоте из бедности и воровства? Как это мило. Нет, мон шер, на самом деле ты настолько забылся, что позволяешь себе воевать со мной, отстаивая честь тупой Джульетты, когда в действительности ничего не можешь сделать. У тебя ничего нет, и не будет, и, да, именно гены моей мамочки даруют мне прекрасную броню против тебя и твоей обиды. Я понимаю. Правда, понимаю, как ты оскорблён, но это твоя участь – валяться всегда в ногах у таких, как я. Ты та самая грязь, и на неё редко обращают внимание. Смирись с этой правдой и продолжай играть роль богатого сыночка, но до поры до времени, мон шер, пока я терплю тебя, – она быстро берёт себя в руки, отвечая мне с нескрываемым омерзением, оглядывая меня с ног до головы. Вот только она умеет так смотреть, чтобы я, действительно, ощутил себя куском дерьма, отбросом, недостойным даже нормального отношения к себе. Это больно. От неё вдвойне.

Мира хватается за дверь, чтобы хлопнуть ей перед моим носом, но я выставляю руку, не позволяя в очередной раз так поступить со мной. И вот на кой чёрт я лезу снова? Не могу иначе. Не могу и точка. У меня затмение как в голове, так и внутри. Всё чёрное. Всё тёмное. Всё такое скулящее одинокое.

– А ну…

– Ты права, Мира. Полностью права, – перебивая её, удерживаю дверь, пока она пытается безуспешно оттолкнуть меня.

– Тоже мне сказал новость. Я всегда права, – шипит девушка, ударяя меня по руке. Вытерплю, но не остановлюсь.

– Я ничтожество, вырос на дне, но, знаешь, я рад, что именно там мои истоки. Я рад, что никогда не буду кем-то из вас, потому что вы растеряли всё человеческое и настолько пугливы, раз бежите от самих себя. Я безумно рад, что ты врезала мне, напомнив о том, кто я такой, и где моё место. Я его наизусть выучил. Только вот где твоё, Мира? Ты сама хотя бы в курсе того, в какую дрянь себя превращаешь? – Горько усмехаясь, с силой толкаю дверь, отчего девушка пятится назад и чуть ли не падает.

– Вряд ли, но раз тебе так удобно, вместо того, чтобы сказать мне правду и обсудить происходящее между нами и как-то принять это, то пусть. Это твой выбор. Твоя жизнь. И это я тоже уважаю. Я не против демонстрации твоего отвращения, но оно не ко мне, а к тебе самой. Разберись сама с собой, Мира, а потом уже обвиняй меня в том, что тебя не касается. Я тебя больше не касаюсь, как и мои поступки, как мои мысли, как мои отношения с Флор. Оставь меня в покое, потому что я устал от тебя и от перемен в твоём настроении. Ты лживая и жалкая маленькая девочка, не имеющая храбрости бороться за то, что ты хочешь. Всего хорошего, принцесса, только не плачь, когда окажешься в таком же дерьме, как и я, – бегло оглядываю её, чтобы поняла – я прощаюсь. Я готов сделать с собой что угодно, только бы больше не думать о ней. Я готов пойти на что угодно, только бы не считать её человеком, имеющим место в моём сердце. Я готов снова разрушить себя. В очередной раз пройти через ад, чтобы оборвать влечение и мои чувства к той, кто этого никогда не оценит.

– Беги к своему Оливеру, снова прячься за ним, иного тебе не дано. Но придёт время, и все узнают, что ваши отношения – фарс, а твои рога достигли неба. И вот тогда ты поймёшь, как бывает больно и унизительно оттого, что время не вернуть. Ошибки, увы, возвращаются особо изощрённо, и мои тоже вернутся. Я встречу их с достоинством. Один. А вот ты… не приходи ко мне, больше не приходи, потому что я не желаю видеть тебя и вспоминать о том, что это твоя игра против самой себя. Никто тебе не поможет, а всё из-за твоего страха быть той самой девушкой, которую я целовал. Но потом она неожиданно вспомнила, кто я такой, и испугалась своих эмоций. И даже не удар меня отвернул от тебя, а то, что я никогда не стану обычным человеком для тебя, даже после всего, что между нами возникло. Мне жаль, мне очень жаль, Мира, что ты так с собой поступаешь, – и пусть слышит, сколько боли в моём голосе. Пусть видит, как я раскаиваюсь во всех своих поступках. Пусть потешит своё самолюбие, но это последний раз, когда я был честен с ней.

Разворачиваясь, направляюсь к двери, чтобы навсегда закрыть её между нами. Она никуда не исчезала, была с первого дня в её и моей жизни. Я это понимаю, и прекрасно понимаю её чувства. Мне так горько. Мне так больно. Мне так стыдно. В моей груди дыра, новая, не затягивающаяся. Она будет со мной ещё долго, пока не остыну, пока сам не приму тот факт – мечты сбываются не так, как мы хотим. Это необходимо принять и жить дальше.

– А тебе и не нужна моя храбрость, Рафаэль. Тебе не нужна я, как человек, а только, как способ достижения низменных целей, – тихий голос Миры вызывает в сердце щемящую духоту. И я должен идти, должен…

– Не нужна? А то, что я сделал для тебя, это не в счёт? – Обида во мне просыпается и, не поворачиваясь, отвечаю ей.

– Для меня ты ничего не сделал, Рафаэль, только для себя. Ты тоже прикрываешься своей добродетелью, когда прожжён выгодой насквозь. Надеюсь, тебе стало легче оттого, что ты высказал мне. Но меня это не тронуло, свои пожелания оставь себе, ведь ты трус, не готовый воспринимать мой мир. Ты сам прячешься, бежишь и после всего того, что между нами возникло, оказываешься рядом с ней. С этой глупой дурочкой, которая никогда тебе не даст того, что ты ищешь. Вот тебя и жаль, я-то справлюсь, а вот ты не знаю. Но это твои проблемы, ты прав, меня они не касаются.