Так, надо бы вспомнить, что делают в таких ситуациях. Но ничего, я не могу вспомнить, ни единой страницы из теоретических учебников первой помощи. Паникую. Меня трясёт от страха, когда я слабо ударяю кончиками пальцев по щекам парня.

– Рафаэль, – шепчу я, – мон шер, открой глаза. Прошу тебя, открой глаза.

– Это я виновата… я виновата, мне следовало смотреть за тобой, а думала о глупостях. Боже, Рафаэль, боже… прости меня, это только моя вина. Вдруг у тебя переломы… господи, внутреннее кровотечение, – скулю над ним, не зная, что проверять сначала. Я никогда не чувствовала себя настолько беспомощной, как сейчас.

Его ресницы вздрагивают, и глаза распахиваются, тихий и хриплый стон боли срывается с его губ, а из моей груди вырывается облегчённый вздох вместе со всхлипом.

– Слава богу, ты как? Где у тебя болит? Не двигайся, сейчас тебя положат на носилки и доставят в больницу, – быстро шепчу я, оглядывая его в который раз.

– Нормально… я… нормально… голова болит… шумит так… блять, как больно, – сипит он, кривясь из-за своих ощущений.

– Прости меня, прости меня, Рафаэль, я не хотела этого… прости меня, – из глаз текут слёзы из-за пережитого страха за него, кажется, что минутой ранее я чувствовала меньше угрозы, чем сейчас. В эти секунды, пока он моргает и дёргается, пытаясь встать, понимаю, что из-за моих ужасных мыслей я допустила ошибку. Я отвлеклась на себя и не заметила, как его лошадь понесла, но из-за гордости и упрямства он не сказал мне об этом, а попытался утихомирить её без моей помощи. Идиот. Боже, я идиотка, раз подумала, что это хорошая идея учить его конному спорту, когда ни черта не умею этого делать.

– Мира, всё нормально, – Рафаэль пытается сесть, и я боюсь даже дотронуться до него, отползая назад.

– Как же кости болят и голова. Ни хрена эта защита не помогает, я затылком ударился. Меня тошнит… сейчас вырвет, – Рафаэль снимает с себя каску и отбрасывает её в сторону, ощупывая голову.

– Прости… прости меня, – как в бреду шепчу я. Отчего всё вокруг становится таким ярким, таким ужасно ослепляющим меня, а сердце рвётся куда-то из груди, наполняя меня слишком мизерным количеством кислорода.

– Эй, со мной всё хорошо, ударился головой и немного спиной, не сильно… Мира, всё хорошо, – тихий голос Рафаэля доносится до меня. Господи, его же могла убить лошадь! Могла убить его!

– Я… прости меня. Господи, Рафаэль, прости меня. Это я виновата, я… должна была смотреть за тобой, – шепчу, подползая к нему, и дрожащими руками тянусь до его лица.

– Мира, принцесса моя, я жив, это случайность. Не из таких передряг выкарабкивался, – слабо улыбаясь, заверяет меня Рафаэль, но я же знаю, что ему плохо. Так плохо из-за меня. Он бледный. Губы сухие. Зрачки сильно расширены, поглотили практически всю серо-зелёную радужку.

– Я так испугалась… я… боже, я так испугалась, – веду пальцами по его лицу и жмурюсь, мотая головой.

– Всё хорошо, Мира. Всё хорошо, – его руки обнимают меня, притягивая к себе, и я вдыхаю знакомый мне аромат, такой близкий, такой необходимый. Утыкаюсь в его куртку носом и сжимаю пальцами плечи, переживая внутри себя тайфун из облегчения и ужаса, до сих пор держащего меня в напряжении.

– Недоразумение, и только. Голова заживёт, были бы мозги в ней, то да, обидно, так что волноваться не о чем, – ещё и шутить пытается в такой ситуации, когда я готова разрыдаться и просить его не уходить, не отпускать меня, потому что мне страшно без него. Страшно двигаться. Страшно думать. Страшно жить. Страшно, просто страшно, если я не увижу его и не буду уверена, что с Рафаэлем всё в порядке.

– Мисс Райз! – Громкий крик раздаётся рядом с нами, и я поднимаю голову, радуясь тому, что пришёл врач с рабочими, ещё и преподаватель, да и Марджори.

– Он… упал… помогите ему, – отталкивая парня от себя, поднимаюсь на ноги, указывая на Рафаэля.

– У него… его тошнит, и у него было повреждено ребро ранее, там снова, может быть, трещина или что-то ещё. Упал с лошади, она его скинула, я…я не уследила, привязала её там, – сумбурно объясняя, отхожу в сторону, пока ему помогают подняться на ноги, а он возмущается, снова убеждая, что в порядке. Только вот его ведёт в сторону, Рафаэль бледнеет ещё сильнее и жмурится. Господи, что я наделала?

– Мисс Райз, вы забыли о технике безопасности? Вы не первый год занимаетесь верховой ездой! Вы хоть понимаете, что подходить спереди к раздражённому животному нельзя?! Она могла лягнуть вас, укусить, защищая себя! – Ругает меня мужчина.

– Я…я…

– Боже мой, мисс Райз, этому молодому человеку угрожал минимум опасности! Мне уже рассказали, как вы подбежали к лошади, и схватили её за поводья, когда она чуть не затоптала вас! Это запрещено! Если ваш отец узнает, то он убьёт всех нас! А если бы не обошлось, мисс Райз, если бы вы в рубашке не родились, то были бы уже трупом! Отстраняю вас от практических занятий на месяц, мисс Райз, пока вы не сдадите теорию вместе с вашим горе-учеником. Вам всё ясно?

– Да, – тихо отвечаю я, виновато опуская голову.

– Возможно, сотрясение. Мы его заберём в медицинский кабинет, он там побудет…

– Нет, я не согласен. Нет, – подаёт голос Рафаэль, брыкаясь в руках двух крепких мужчин.

– Пожалуйста, иди с ними, мон шер, пожалуйста, – шепчу я, когда наши глаза встречаются.

Он едва кивает мне и соглашается лечь на носилки. А я остаюсь одна, смотря, как Марджори причитает и бежит рядом с ними, как преподаватель отчитывает его, тоже ругая, как и меня. Они что, ослепли? Они не понимают, что ему плохо, и он чуть не погиб из-за меня? Это только моя вина. Моя!

Срываюсь на бег и несусь к сестринству. Никогда так быстро не бегала, даже нормативы по физкультуре ненавижу, а сейчас лёгкие горят, во рту собирается вязкая и горькая слюна, когда влетаю в дом, пугая оставшихся девушек в гостиной.

– Мира.

Не слыша зовущую меня Сиен, поднимаюсь к себе, и, кажется, сейчас упаду. Рухну прямо на пол. Как всё дрожит. Боже, он мог умереть… умереть из-за меня! Я бы могла потерять его навсегда!

– Мира, что случилось? – За мной следом в спальню влетает Сиен, и я поворачиваюсь к ней, трясущимися руками срывая с головы каску.

– Я… он… упал… он чуть не разбился… он… моя вина… – шепчу, а в глазах мутнеет от пережитого страха. Всё мутнеет, даже причины, по которым я отказала ему. Моя жизнь и без того мутная, а сейчас её, вообще, не видно. Ничего не видно, кроме повторяющихся картинок, в которых он летит назад, спиной.

– Что? Ни черта не понимаю! Мира, ты чего? Ты что, плачешь? Ты… о, боже, что произошло? – Подруга, приближаясь, мягко обнимает меня, и я даю волю слезам, хватаясь за её плечи.

– Он упал, Сиен, из-за меня упал. Лошадь сбросила Рафаэля, когда я думала о том, как было бы хорошо, если бы его отношения с той девушкой разрушились. Меня наказали за эти мысли, я чуть… он чуть… господи, он такой бледный, – реву, захлёбываясь солью, отравляющей мою кожу, моё сердце, мою душу. Я не думала, что так страшно терять людей. Хотя я уже это проходила. Я мечтала о маме и не обрела её. Я мечтала об отце, как в фильмах, который всегда поддерживал бы меня и занимался бы со мной глупостями, и этого не получила. Я фантазировала о том, как мне хорошо с Рафаэлем, о его словах, губах, руках, и вот чём это закончилось. Я неудачница в мире отношений, мне они не даны.

– Моя вина… только моя вина… мне плохо, так плохо, Сиен. Я… это я, понимаешь? – Отклоняюсь назад, хлюпая носом.

– Успокойся, Мира, не надо. Дыши, ты сейчас в обморок упадёшь, сама такая бледная, практически белая, – шепчет она, вытирая пальцами мои щёки.

– Он просто ехал, ехал, и было всё нормально. А потом… я…я подумала о его настроении и обрадовалась, что оно у него плохое. И увидела, как он поскакал быстрее, практически готовый перепрыгнуть загон, и я кричала ему. Он… упал… ударился, его тошнит. Он был таким бледным, потерял сознание. Я думала, что он умирает прямо на моих глазах. Такого страха за другого человека я ещё в жизни не испытывала. Боже, Сиен, что я наделала?! Нельзя мне сближаться с людьми! Нельзя! Из-за меня им плохо! Я приношу только боль! – Истерически вою, падая на пол, и закрываю лицо руками.

– Он сильно ударился? – Тихо спрашивает Сиен, опускаясь рядом со мной.

– Головой и спиной, я видела только это, ему даже каска не помогла, не спасла его от ран. Но ещё у него может быть внутренне кровотечение, переломы и гематомы в голове…

– Прекрати выдумывать ерунду, Мира. Успокойся. Он встал на ноги?

– Да, но его шатало. Он пошёл в медицинский кабинет, а оттуда поедут в больницу, – всхлипывая, отвечаю я.

– Если он может ходить, то ничего опасного для его жизни не произошло. Идиот, – зло шипит Сиен, и я удивлённо приподнимаю брови.

– Что? Да нет, он же не умеет управлять лошадью, а я взялась его учить. Но и я не умею это делать, я…

– Какой же идиот, Господи, откуда в нём столько глупости и идиотизма?! – Сиен возмущённо подскакивает на ноги, расхаживая передо мной.

– О, я убью его. Просто убью его, когда увижу. Придушу своими руками и надаю по черепушке, чтобы больше такого не вытворял! Идиот! – Вскрикивает девушка, а я ещё больше изумляюсь. Наверное, она меня не поняла и решила, что Рафаэль виноват во всём, ну и в моих слезах тоже. Отчасти да, виноват, потому что я испугалась за него, и вот теперь последствия стресса. Но за что его убивать?

– Сиен, это я виновата, что не дала Рафаэлю чётких указаний. Не надо его бить, ему и так сейчас несладко. Нас обоих отстранили от практических занятий. А ещё я получила выговор за то, что ринулась к взбесившейся лошади. Но я не думала ни о чём другом, как только не дать ей причинить ему боль. Я… боже, это я идиотка, раз снова мечтала, и мои мечты вышли Рафаэлю боком, – вытираю нос и поднимаюсь на ноги.

Девушка хмуро смотрит на меня, а затем цокает.

– И ты за него волновалась так сильно, что забыла о своей безопасности? – Заключает подруга.

– Да мне плевать было на себя, я почти с рождения обучаюсь конному спорту, а Рафаэль нет. Он лежал и не двигался. Ну что мне оставалось делать? Если бы она немного шагнула назад, то выдавила ему бы все внутренности! И я была уверена, что у меня получится её успокоить.

– Мда, ужасно, конечно. Нельзя так издеваться над человеком, нельзя, – качает головой она.

– Издеваться? Ты думаешь, что я хотела убить его? Господи, нет, Сиен! Ты что? Я…

– Нет, Мира, нет, прости, думаю о своём и нечаянно высказалась вслух. Умойся, а затем я принесу тебе горячий и сладкий чай. У тебя глубокое потрясение, – перебивает меня Сиен, мягко улыбаясь.

– Он тоже подумает, что я хотела его убить, да? – Тихо спрашиваю её.

– Если он мудак, то да, подумает. Надеюсь, что сегодняшний случай Рафаэлю многое покажет, потому что никто в здравом уме не побежит под копыта лошади из-за его никчёмной жизни. Всё, не плачь, с ним всё хорошо, его подлатают, и будет, как новенький. Успокаивайся и не вини себя, ты сделала всё, что было в твоих силах. Ты не имеешь навыков преподавания, и, вообще, это вина твоего руководителя, что допустил делать подобное без присмотра. Если твой отец узнает, то его уволят мигом. Но не думай об этом, ты ни при чём, а только один урод, который считает, что имеет право издеваться над людьми, – последние слова она произносит с невероятной яростью, приводя меня в ступор.

– Нет, я попрошу, чтобы отцу ни о чём не докладывали. Мне нравится наш учитель, у него и так много проблем, а здесь и моя вина есть. Я взяла на себя ответственность и готова ответить за всё. Вот одна из причин моих отказов, не хочу нести крест заботы о другом, потому что… просто не хочу, – горько приподнимаю уголок губ, отпуская руки подруги.

– Ты знаешь, что делать, Мира, но, пожалуйста, не кори себя за этот случай. Давай умойся, и я принесу тебе чай, больше половины студентов разъехались на уик-энд, так что тишина гарантирована, да и вечеринок не будет. Слава богу, Оливер свалил вместе с другим придурком.

– Вы поругались с Белчем? – Интересуюсь я, снова вытирая нос и мокрые глаза.

– Нет, но поругаемся, когда он вернётся. Что-то мне очень хочется на него поорать, – задумчиво отвечает Сиен.

– Не бери в голову, сейчас принесу чай, – она бросает мне улыбку и выбегает из спальни.

Почему она не понимает, что всё это намного серьёзнее? Сиен так легко относится к падению Рафаэля и последствиям, вызывая у меня странное удивление? Она обычно волнуется за других намного больше, чем за себя. Она добрая и отзывчивая, но не по отношению к Рафаэлю, видимо. И что у них случилось с Белчем? Может быть, она вчера тоже последовала моему совету, а он ей отказал в официальных отношениях? Вот, вот об этом я и говорю – мне нельзя лезть в жизнь людей. Я приношу только проблемы и боль.

Тяжело вздыхая, вхожу в ванную и умываюсь холодной водой. А если бы на месте Рафаэля был Оливер? Что бы я чувствовала? Чувствовала бы что-то, вообще, или просто позвала на помощь, не подходя к лошади? Я не могу себя представить в похожей ситуации с Оливером, потому что он, вообще, далёк от этого вида спорта, предпочитая футбол и лыжи. Он бы никогда не пришёл ко мне и не попросил помощи. Никогда не спросил бы у меня: как прошёл мой день? Никогда бы не обнял просто так… хорошо, я должна сознаться самой себе – между нами нет отношений, а только тянущийся с прошлого года долг. И ему комфортно, когда мне было всё равно. Но не сейчас. Всё изменилось очень быстро и резко, мои желания обрели физическую оболочку, и ей стал Рафаэль. Так странно и страшно, теперь я ещё больше уверена – забыть всё, что было между нами, лучший выход уберечь его от проблем, которые возникнут вновь из-за меня.