.

Тина, это КНИГИ.


Но Тина не собиралась сдаваться.


«Твоё Драгоценное Сокровище» - тоже книга. Как может быть, что в ней написано все правильно, а в книжках про шейхов – нет?


Тина! Ни один шейх из твоих книг не зани­мался Этим Делом с Джудит Гершнер и не врал об этом! Ни один из этих шейхов не изобрел хирургического робота-манипулятора и не со­бирался уехать а Японию на год или больше. А если бы они и собирались, то взяли бы своих девственниц, секретаршу и принцессу, С СОБОЙ


Да, я знаю, просто я подумала, что, может, тебе стоит дать Майклу еще один шанс.


Как я могу? Теперь всякий раз, когда я о нем думаю, я тут же представляю как он целуется по-французски с Джудит Гершнер. И это еще не самая мерзкая картина с их участием, кото­рую я себе представляю.


Да, когда я узнала про Лилли и Бориса, я чувствовала себя так же. Но через какое-то время это прошло. Честное слово, Миа, прой­дет несколько дней, и ты уже не будешь каж­дый раз, как подумаешь о Майкле, видеть пе­ред глазами Джудит Гершнер.


Спасибо, Тина, я понимаю, что ты хочешь сказать, правда. Но беда в том, что через несколько дней, даже через несколько ЧАСОВ, Майкл уже уедет. И, возможно, навсегда.


Ой, Миа, прости ради бога, я не хотела до­водить тебя до слез!


Тина, ты тут ни при чем, дело во мне. Про­сто я... просто...


Все нормально, Миа, можешь ничего боль­ше не писать. Я умолкаю.


Боже, как я дошла до такого — сижу на уро­ке английского и плачу???

Отчасти я бы даже хотела, чтобы Майкл был шейхом, а я его девственницей-секретаршей или невестой-принцессой. Я знаю, что это не очень-то феминистские мысли. Но если бы он вместо того, чтобы уезжать в Японию, схватил бы меня и утащил в свой шатер, я бы, по край­ней мере, знала, что я ему небезразлична.


10 сентября, пятница, урок французского

Миа, это правда?


Да, Перин, это правда. Майкл признался, что занимался сексом с Джудит Гершнер, он уезжает в Японию, и мы с ним порвали. Из-за этого я чувствую себя просто ужасно, и я бы не хотела заплакать на французском, так что, если можно, давай не будем об этом говорить.


Гм, нет. Я другое имела в виду. Ты правда знаешь, что делать, если на Нью-Йорк обру­шится цунами?


А... да. Это тоже правда.


Мне жаль, что у вас с Майклом так получи­лось. Я не знала. Так что, теперь ты одинокая?


Как-то еще не задумывалась об этом. Но, наверное, да, я одинокая.


Хочешь пойти ко мне в гости с ночевкой?


Перин, спасибо за приглашение, но я луч­ше пойду домой и лягу спать. Честно говоря, я не очень хорошо себя чувствую.


Ладно, желаю тебе поскорее прийти в себя.


Спасибо.


Qu’est-ce que c’est que le merite incroyable d’une femme vous demandez? Selon la chaine douz, le merite incroyable d’une femme est sa capacite de nourrir ses enfants. Une femme avec une carriere? Ca c’est une femme qui n’adore pas ses enfants, ou son mari. Ce n’est pa un chretienne! C’est une serveuse de diable!

Mes camarades et moi nous nous somme regardes les unes les autres. Nous avon change de chaine. Et juste a l’heure!


116 + 75 = получается только 191!!!!! Мне нуж­но еще 9 слов!


Ой, постойте, а заголовок! И МОЕ ИМЯ:

Une Emission Pleine d’Action

Par

Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо

ЕСТЬ!!!!!

Хоть ЧТО-ТО сегодня получилось по-моему!


10 сентября, пятница,

между французским и обеденным перерывом

Только что звонил мой мобильный. Майкл прислал вот такое сообщение:


Скиннербкс: Позволь мне хотя бы прийти и попытаться все объяснить. Хотя и это бу­дет нелегко, потому что я до сих пор не пони­маю толком, что я такого сделал.


О чем он говорит, «прийти и попытаться все объяснить»? Как он может прийти и попытать­ся объяснить? Я же в школе,

И как он может до сих пор не понимать, что он такого сделал?????


10 сентября, пятница, ланч

Знаете, что? Мне все равно. Ну и пусть они на меня пялятся. Это самое вкусное, что я ког­да-либо ела в этом кафе. На самом деле, если бы я знала, что чизбургеры такие вкусные, я бы давно начала их есть.

И совесть меня вовсе не мучит. Мне, конеч­но, по-прежнему жалко животных и все такое. Но в том смысле, что они... ну, как будто им не повезло. Наш мир несправедлив. Иногда ты — ветровое стекло, а иногда — мошка,

Это из песни, которую любит моя мама.

Если реинкарнация существует, я, навер­ное, в следующем воплощении буду коровой и проведу всю жизнь в крошечном стойле, где еле-еле хватает места нежного подвигаться, и в конце концов кто-нибудь придет, оглушит меня, сдерет шкуру и сошьет из нее кожаную мини-юбку, а из остальной части меня сделает гамбургер, и меня съест девочка, парень кото­рой отдал свое Драгоценное Сокровище Джудит Гершнер. Тем хуже для меня. Ну и что? Тако­ва жизнь, детка.

Ох, кажется, я стала нигилисткой.

Похоже, Лилли тоже так думает. И ей не верится.

— Бургер? — Она все таращилась на мою тарелку. — Ты ешь ЧИЗБУРГЕР?

— Мне уже все равно, — сказала я, потому что так оно и было. Мне все стало безразлично. Я стала нигилисткой и все такое.

— Ты один раз поссорилась с моим бра­том, — сказала Лилли, — и из-за этого ты его бросила и начала есть мясо? Он прав, ты ДЕЙ­СТВИТЕЛЬНО сошла с ума.

Тут я не выдержала и отложила чизбургер.

— Он так и сказал? — Мне было все равно, что наш разговор слышит вся наша обеденная компания: Джей Пи, Борис, Линг Су, Тина, Перин. Да и с чего мне об этом волноваться? Меня больше ничто не волновало. — Майкл ска­зал, что я сошла с ума?

— По сути, да, — сказала Лилли. — И тот факт, что ты сидишь тут и ешь чизбургер, лиш­ний раз это доказывает. Ты не ела мяса с шес­тилетнего возраста!

— Что ж, может, давно пора начать, — ска­зала я. — Может быть, если бы я потребляла больше белка, то не напринимала бы столько необдуманных решений.

— Какое из многих своих необдуманных решений ты имеешь в виду? — язвительно по­интересовалась Лилли.

— Послушай, Лилли, — сказал Джей Пи тихо, но твердо, — Прекрати.

Лилли, казалось, испугалась. Она не при­выкла, чтобы Джей Пи вмешивался в ее разго­воры со мной. Такого еще не бывало.

Но было поздно, потому что мои глаза уже наполнились слезами. Снова.

Наверное, я все-таки никакая не нигилис­тка.

— Если он считает, что я сошла с ума, — сказала я Лилли, еле сдерживая рыдания, — тогда он ВООБЩЕ ничего не понял. Я НЕ со­шла с ума, я просто больше не в состоянии с этим справляться.

— Справляться с чем? — полюбопытствова­ла Лилли. — С тем, что у тебя есть парень, кото­рый так сильно тебя любит, что пока ты этим летом была в Дженовии, он изобрел фантасти­ческую вещь, которая способна изменить исто­рию медицины? Изобрел только для того, чтобы доказать — он достоин быть с тобой. А когда он попытался объяснить, что для того, чтобы до­вести это дело до конца, ему нужно на какое-то время уехать, ты дала ему пощечину?

Я только сердито посмотрела на нее, хотя сквозь слезы было довольно трудно что-нибудь увидеть.

— Все не так, — сказала я, — и ты это знаешь.

— Ну да, я знаю. Это все из-за того, что он не рассказывал тебе о том, чего, он точно знал, ты не поймешь, и из-за чего взбесишься, пото­му что беситься из-за мелочей — в твоем ха­рактере, и он хотел тебя от этого избавить. Не так ли?

— То, что он сделал, — сказала я сдавлен­ным голосом, — не было МЕЛОЧЬЮ.

— Ой, не надо! — прошипела Лилли. — Тина мне рассказала про идиотскую книжку, кото­рую ей дала тетя. Ты на самом деле не знаешь, что вся эта хренотень с «Драгоценным Сокровищем» придумана мужчинами? А все для того, чтобы управлять женщинами, ограничить чис­ло их сексуальных партнеров и, следовательно, обеспечить легитимность их собственных по­томков.

— Подожди, — я бросила на нее свирепый взгляд, хотя это было нелегко сделать, потому что от слез у меня чесалось в носу. — В том, чтобы подождать с сексом до тех пор, когда смо­жешь заняться им с человеком, которого лю­бишь, нет НИЧЕГО плохого.

— Конечно, нет, — согласилась Лилли. — Ты имеешь право так считать. Но ПРЕЗИРАТЬ того, кто не на сто процентов РАЗДЕЛЯЕТ твое мнение? Это не лучше, чем быть одним из иран­ских судей-фундаменталистов, которые приго­варивают женщин к закапыванию в землю по шею и избиению камнями. Ведь как на это ни посмотри, по сути это ТЫ наказываешь Майк­ла за то, что он не разделяет ТВОЮ мораль.

Тут я уж совсем расплакалась. Ничего себе! Сравнить МЕНЯ со злобными судьями-фунда­менталистами?

Но Лилли не унималась.

— Миа, почему бы тебе не сказать честно, из-за чего НА САМОМ ДЕЛЕ произошла ссора с Майклом? — прошипела Лилли. — Ты взбе­силась, потому что Майкл отказался сделать по-твоему и остаться в Нью-Йорке твоей комнат­ной собачонкой. Потому что у него есть своя голова на плечах и он хочет ее использовать, чтобы построить СОБСТВЕННУЮ жизнь. Вот в чем дело. И не пытайся возражать.

И тут встал Джей Пи Он схватил Лилли за руку и сказал:

— Пошли, нам надо прогуляться.

И чуть ли не силой вытащил ее из кафете­рия,

И в то же самое время я расплакалась по-на­стоящему, Я, конечно, не рыдала, просто тихо заливала слезами остатки чизбургера.

Да, я теперь — жалкая ревущая мясоедка.

Борис похлопал меня по плечу и сказал:

— Миа, не плачь, мне кажется, ты поступа­ешь правильно. Из отношений на расстоянии ничего хорошего не получается. Лучше уж вот так, порвать сразу.

— Борис! — возмущенно воскликнула Тина.

— Не надо, — сказала я. — Он прав. Потому что он на самом деле был прав. Только мне не хотелось, чтобы он был прав. И еще мне хотелось умереть. Я пошла и взя­ла ломтик бекона, чтобы положить сверху на чизбургер.


10 сентября, пятница, класс ТО

Этот урок я чуть было не прогуляла. Отчас­ти потому, что после бургера мне стало плохо. Явно не стоило добавлять еще и бекон.

Но отчасти и потому, что мне не хотелось опять видеть Лилли. Особенно когда рядом не будет Джея Пи, чтобы держать ее в узде.

Но я не стала прогуливать — рассудила, что нарвусь на неприятности. Не хватало еще, что­бы меня вызвали в кабинет директрисы Гупты.

Ну и еще медсестра дала мне какие-то таб­летки от желудка, и это вроде бы помогло.

Когда я вошла в класс, я обрадовалась, что не прогуляла. Потому что первое, что я увиде­ла, была Лилли — ПЛАЧУЩАЯ,

Я не тому обрадовалась, что она плачет, я обрадовалась, поскольку стало совершенно ясно, что она во мне нуждается. Ведь случилось нечто особенное. Нечто действительно СЕРЬЕЗ­НОЕ.

Рядом с Лилли стоял Борис, и вид у него был встревоженный. Я предположила, что Лилли плачет из-за чего-то, что ей сказал Борис, По­хоже, догадка была верной, потому что как толь­ко я вошла, Борис бросил на меня панический взгляд.

— Что ты с ней сделал? — спросила я по­трясенная. Иногда Борис бывает довольно про­тивным. Но в душе он не хочет быть таким. И с тех пор, как с ним встречается Тина, он стал немножко менее противным.

— Когда я пришел, она уже была такая, — возразил Борис, — Я не виноват!

— Лилли, — Боже, что же с ней случилось? Явно это не из-за меня с Майклом, Уж из-за этого Лилли бы не расплакалась. Ее вообще мало что может довести до слез. Разве что... я ахнула. — Неужели Лана Уайнбергер все-таки решила баллотироваться в президенты сту­денческого совета?

— Нет! — презрительно бросила Лилли в промежутках между всхлипами. — Господи, неужели ты думаешь, что из-за этого я бы стала плакать?

— Ладно. — Я уставилась на нее, ничего не понимая. — Тогда в чем дело?

— Не хочу об этом говорить, — сказала Лилли.

Но я заметила, что она быстро покосилась на Бориса. Что еще важнее, Борис это тоже за­метил.

И вот, проявляя тактичность, которую ему так старательно прививала Тина, Борис сказал:

— Думаю, мне надо пойти порепетировать. Он пошел и закрылся в кладовке.

Я сказала:

— Ну вот, он ушел, теперь рассказывай.

Лилли глубоко и прерывисто вздохнула. Окинув взглядом всех остальных — все в клас­се быстренько опустили головы и сделали вид, что поглощены своими проектами, чего на са­мом деле НИКОГДА не бывает, если только миссис Хилл не в классе, а тогда ее как раз не было, — Лилли прошептала: