10 сентября, пятница, лестница у входа в «Четыре сезона»

Какая же я дура!

Папа пытался мне сказать. ВСЕ пытались мне сказать. Но я была такой ДУРОЙ, что...

Но я еще могу все исправить, уверена, что могу. Нужно только повидаться с Майклом до того, как он сядет в самолет, и сказать...

Вообще-то я не знаю, что ему сказать, но когда я его увижу, то придумаю что. Если мне только еще разочек удастся вдохнуть запах его шеи, все будет хорошо. И я буду знать, что ска­зать, когда увижу его.

Если я смогу добраться до него до того, как он сядет в самолет. Сейчас середина дня, на лимузине папа поехал в ООН, значит, нам с Ларсом придется взять такси. Только мы не можем поймать такси, потому что они все куда-то исчезли. Как бывает ВСЕГДА, когда тебе действительно нужно такси. Вот почему сери­ал «Секс в большом городе» временами ужасно неправдоподобен: в нем героини всегда запросто ловят такси. На самом деле людей, которым нужно такси, намного больше самих такси, и...

ЧТО Я ЕМУ СКАЖУ????

Господи, какой же я была дурой! Я была глу­пой, слепой, тупой, бестолковой и предвзятой. НО КАКАЯ ТЕПЕРЬ РАЗНИЦА????? Честное слово, какое все это имеет значение, ведь я его люблю и никогда не полюблю никого другого, и он, если разобраться, мне не изменял! Ну ПОЧЕМУ НЕТ НИ ОДНОГО ТАКСИ?????

Я вылетела из бабушкиного номера, даже не попрощавшись, только крикнула Ларсу: «Мы уходим!», и бегом. Он побежал за мной, не по­нимая, в чем дело, Я смогла дозвониться по мо­бильному до Лилли, только когда мы были уже в вестибюле. Я ей:

— Какая авиакомпания? А Лилли:

— О чем ты?

— КАКОЙ АВИАКОМПАНИЕЙ ЛЕТИТ МАЙКЛ? — заорала я.

— «Континентал», — сказала Лилли немно­го растерянно. — Минуточку, Миа, ты где? У нас общее собрание, тебе нужно выступить с речью! С речью президента студенческого со­вета!

— Не могу! — прокричала я. — Лилли, это важнее, я должна с ним увидеться...

Я снова заплакала, но мне было все равно. В последнее время я так много плачу — это ста­ло практически моим обычным состоянием. А это значит, я все-таки не нигилистка. Пото­му что нигилистки не плачут,

— Лилли, я только хочу ему сказать… я только хочу... — Вот только я до сих пор не ЗНАЛА, что я ему скажу. — Лилли, пожалуй­ста, скажи, во сколько у него самолет.

Что-то в моем голосе заставило Лилли пове­рить в мою искренность.

— В пять. — Голос Лилли немого смягчил­ся. — Только Майкл, наверное уже уехал в аэропорт. На международные рейсы регистрация начинается за три часа, Я понимаю, тот, кто летает только дженовийским королевским самолетом, этого не знает.

Значит, Майкл уже в аэропорту. Но это меняне остановит! Я повесила трубку, выбежала на улицу и велела Ларсу ловить такси.

Потом я позвонила папе по телефону для экстренных случаев.

— Миа? — спросил он шепотом. — В чем дело? Что случилось?

— ничего не случилось, — сказала я. — Это была мама?

— Ничего не случилось? Миа для экстренных случаев, я нахожусь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН, сейчас выступает представитель комитета по разоружению и международной безопасности. Я понимаю, у тебя трудный период, ты рассталась с бойфрендом, но если ты не истекаешь кровью, я вешаю трубку.

— Папа, не вешай трубку! Мне нужно это знать! — закричала я, — Тот человек, которого ты любил и отпустил без борьбы, это была мама?

— О чем ты говоришь?

— ЭТО БЫЛА МАМА? Это моя мама была тем человеком, которого ты любил и отпустил без борьбы? Скажи, это была она? Мама говорила мне, что не хотела выходить замуж, а ты обязательно ДОЛЖЕН был жениться, чтобы произвести на свет наследника престола. Ты не знал, что у тебя будет рак и я останусь твоим единственным ребенком. И ты не знал, что не встретишь никого, кого бы полюбил так же сильно, как ее. И ты отпустил ее без борьбы, правда? Это ВСЕГДА была она!

В трубке повисло молчание, потом папа очень тихо сказал:

— Не рассказывай ей.

— Не буду, папа. — Из-за слез я с трудом видела Ларса и швейцара из «Четырех сезонов», они стояли у края тротуара и напару отчаянно махали руками, пытаясь поймать такси, которые абсолютно все были заняты. — Обещаю. Только скажи мне одну вещь.

— Право, Миа, мне нужно…

— Ты когда-нибудь нюхал ее шею?

— Что-о?

— Мамину шею. Папа, мне важно это знать. ТЫ когда-нибудь чувствовал ее запах? Он ка­зался тебе невероятно приятным?

— Как фрезии, — еле слышно сказал папа. — Откуда ты знаешь? Об этом я никогда никому не рассказывал.

Шея моей мамы совершенно точно не пах­нет фрезиями. Мамина шея пахнет мылом «Дав» и скипидаром, И еще кофе, потому что мама пьет его в большом количестве.

Для всех, кроме папы. Папа этих запахов не чувствует. Потому что для него мама — это ОНА.

Точь-в-точь как Майкл для меня — ОН.

— Папа, — сказала я, — мне надо идти. Пока.

Я повесила трубку, и в ту же секунду Ларс закричал:

— Принцесса, сюда!

Такси! Наконец-то! Я спасена!


10 сентября, пятница, такси на пути в международный аэропорт ДЖ.Ф.К.

Невероятное совпадение: мы сидим в такси Эфраина Клайншмидта.

Да, того самого Эфраина Клайншмидта, чье такси я заливала горькими слезами вчера ночью.

Эфраин только взглянул на меня в зеркало заднего вида и говорит:

— Ты!

И снова попытался передать мне «Клинекс».

— Не надо мне никакого «Клинекса»! — зак­ричала я. — Гоните в Дж.Ф.К., мне нужно как можно быстрее попасть туда!

— В аэропорт Дж.Ф.К.? У меня уже смена заканчивается.

И тут Ларс показал свой пистолет, который висел у него на поясе. Вообще-то он просто по­лез за бумажником, сказав, что если мы добе­ремся до аэропорта за двадцать минут, он заплатит Эфраину еще двадцатку. Но я уверена, что вид пистолета «глок» подействовал сильнее, чем двадцатка.

Эфраин больше не колебался. Он до упора нажал педаль газа. Во всяком случае, он нажи­мал ее до тех пор, пока нам не пришлось затор­мозить у первого светофора.

Это ужасно, так мы ни за что не доберемся вовремя.

Но мы ДОЛЖНЫ добраться. Я не могу от­пустить Майкла без борьбы. Я не хочу упустить того, кого люблю, и кончить, как папа, у кото­рого нет по-настоящему близкого человека. По­этому он и встречается то с одной топ-моделью, то с другой.

Конечно, не исключено, что, когда я приеду в аэропорт, Майкл скажет: «Убирайся!» Пото­му что, давайте смотреть правде в глаза, я все испортила. Не то, чтобы я не имела права оби­жаться на Майкла за то, что он сделал. Но, на­верное, я могла бы проявить чуть больше пони­мания ы меньше предвзятости.

Об этом мне твердили все: мама, Тина, Лилли, папа.

Но я никого не желала слушать.

Ну почему я их не послушала?

И почему я поцеловала Джея Пи??? ПОЧЕ­МУ????? ПОЧЕМУ????? ПОЧЕМУ?????

Я попытаюсь объяснить Майклу, что это ничего не значит, что мы с Джеем Пи просто друзья, что у меня ужасный, просто ужасный характер, и я заслуживаю наказания. Но толь­ко не надо наказывать меня тем, что Майкл никогда больше не будет со мной разговаривать! Чем угодно, только не этим!

И даже если Майкл скажет что-нибудь типа «Убирайся», может быть, я, по крайней мере, смогу сегодня ночью заснуть. Потому что я хотя бы попыталась. Попыталась все исправить.

Я должна это сделать!

Ларс только что сказал:

— Принцесса, думаю, мы не успеем.

Это потому что мы застряли на мосту позади трактора с прицепом, который еле ползет,

— Не говори так, Ларс, мы успеем. ДОЛЖ­НЫ успеть.

— Может, вам лучше ему позвонить? Пусть он знает, что мы в пути, тогда он подождет, а не пойдет прямиком на предпосадочный кон­троль.

— Я не могу ему звонить.

— Почему?

— Потому что он ни за что не ответит, если увидит, что звоню я. После того, что он видел перед дверью кабинета химии?

Ларс поднял брови.

— Ах да, я и забыл. Но вдруг Майкл уже прошел контроль? — предположил Ларс. Тогда вы не сможете к нему подойти, не имея билета.

— Тогда я куплю билет.

— В Японию? Право, принцесса, не думаю...

— Ларс, я не собираюсь на самом деле ЛЕ­ТЕТЬ в Японию, — заверила я. — Я только пройду через терминал, чтобы найти Майкла.

— Вы же знаете, что я не могу отпустить вас одну.

— Я и для тебя куплю билет.

К счастью, у меня была черная королевская карточка «Американ экспресс», предназначен­ная только для экстренных случаев. Я еще ни разу ею не пользовалась. Но ведь папа мне и выдал ее для экстренных случаев.

А сейчас как раз экстренный случай.

— Мне кажется, вам все-таки стоит ему по­звонить, — сказал Ларс. — Вдруг он возьмет трубку?

Я в упор посмотрела Ларсу в глаза.

— А ты бы взял? Если бы был на его месте?

— Э... о. пожалуй, нет, не взял бы.

— Эй! — Эфраин Клайншмидт сердито по­смотрел на нас в зеркало заднего вида. Он су­мел обогнать трактор с прицепом и теперь на­жимал на газ. — Я не собираюсь поворачивать обратно, мы почти приехали,

— Ларс, я не буду ему звонить, — сказала я, — Арвин не стала бы звонить Арагорну.

— Кто?

— Принцесса Арвин. Она бы не стала звонить Арагорну, Ларс, в такой ситуации нужен поступок. Я не Арвин, я не спасла своих хоббитов от опасности, не обогнала гномов кольца. Я уже столько всего натворила… поцеловала другого парня, и к тому же я не внесла никако­го весомого вклада в жизнь общества, не то что Майкл — он внесет, когда создаст своего хирур­гического робота-манипулятора, который совершит революцию в кардиохирургии и полно­стью ее изменит. Я просто принцесса.

— А эта Арвин разве не была принцессой? — поинтересовался Ларс.

— Была. Но ее прическа не выглядела так по-идиотски, как моя сейчас.

Ларс посмотрел на мои волосы.

— Точно.

Я даже обидеться не могла. Ведь если ты пала на самое дно, тебя уже ничто не может ра­нить.

— Кроме того, — добавила я, — Арвин ни­когда не пыталась удержать Арагорна от выпол­нения его миссии, а я пыталась удержать Майкла от выполнения его миссии. Арвин сыг­рала решающую роль в уничтожении одного кольца. А что я сделала?

— Бы построили дома для бездомных, — напомнил Ларс.

— Да, Майкл тоже.

— Вы установили в Дженовии парковочные счетчики.

— Это ерунда.

— Вы спасли Дженовийский залив от ядо­витых водорослей.

— До этого никому нет дела, кроме рыбаков.

— Вы установили по всей школе контейне­ры для перерабатываемых отходов.

— Ну да, и из-за этого студенческое прави­тельство обанкротилось. Ларс, давай смотреть правде в глаза, я — не Мелинда Гейтс, которая жертвует миллионы долларов на борьбу с маля­рией, опаснейшей болезнью, поразившей зем­ной шар. Каждый год больше миллиона детей умирает от этой болезни только потому, что у них нет противомоскитной сетки, которая стоит всего три доллара. Если я хочу удержать Майкла, мне определенно нужно стать чем-то особенным. Конечно, если он вообще примет меня обратно после того, что случилось.

— По-моему, вы нравитесь Майклу такая, какая есть, — сказал Ларс.

Эфраин Клайншмидт резко повернул, и Ларс схватился за ручку двери, чтобы не съехать но сиденью и не раздавить меня.

— Нравилась — в прошедшем времени, — сказала я. — Пока я сама все не испортила тем, что бросила его, И что поцеловала у него на гла­зах бывшего бойфренда его сестры.

— Это верно, — сказал Ларс.

За это я и люблю Ларса. Можно не волновать­ся, что он скажет что-нибудь только для того, чтобы доставить мне удовольствие. Он всегда говорит правду.

— Какая авиакомпания? — спросил Эфраин Клайншмидт.

— «Континентал», — сказала я. Чтобы меня не швыряло туда-сюда по заднему сиденью, пришлось схватиться за ремень безопасности. — Терминал отлетов!

боюсь за свою

Все, больше не могу писать — боюсь за свою жизнь.


10 сентября, пятница, международный аэропорт Дж.Ф.К., под навесом для лимузинов

Ну вот, все вышло совсем не так, как я рас­считывала.

Я надеялась, что войду в здание аэропорта и увижу Майкла, стоящего в очереди на конт­роль. Я бы его окликнула, он бы оглянулся, увидел меня, поднырнул под веревочное ограж­дение и подошел бы ко мне, и я ему сказала, как жалею, что была такой врединой. Он бы меня сразу простил, обнял, поцеловал, и я бы вдохнула запах его шеи. Он был бы так тронут, что решил бы остаться в Нью-Йорке.

Ну, вообще-то на последнее я не очень наде­ялась. Конечно, если честно, НАДЕЯЛАСЬ, но всерьез не рассчитывала, что это может про­изойти. Меня бы устроило, если бы он только меня простил.