— Но почему это обязательно нужно делать в Японии? Разве на Манхэттене нет инженеров-механиков? Наверняка есть. Мне кажется, папа Линг Су — как раз такой инженер.

— Миа, — стал объяснять Майкл, — эта японская группа исследователей — самая пе­редовая в мире. Они работают в Тсукубе, это для Японии примерно то же самое, что для США — Силиконовая долина. Именно там находятся их лаборатории, все оборудование, которое понадо­бится, чтобы превратить мой прототип в дей­ствующую модель. Мне нужно ехать туда.

— Но ты же вернешься. — Мой мозг, кажет­ся, вернул контроль над языком. Слава богу! — Например, на День благодарения, на Рожде­ство, на весенние каникулы...

Колесики у меня в мозгу завертелись, и я по­думала: «А что, это не так уж плохо. Конечно, мой парень уедет в Японию, но на каникулах я все равно смогу с ним видеться. Это будет не так уж сильно отличаться от нашей обычной жизни в течение учебного года. Зато у меня бу­дет больше времени на учебу, глядишь, может, я еще пойму, о чем толкует мистер Хипскин на уроке химии, и что вообще происходит на осно­вах высшей математики и, может, даже улучшу свои показатели Р8АТ по математике. Может, я даже останусь в студенческом правительстве и закончу, наконец, сценарий, да еще и роман напишу...

И тут Майкл наклонился ко мне над столом и сказал:

— Миа, с этим проектом у нас напряженка со временем. Чтобы как можно скорее выйти на рынок, нужно работать без перерывов. Так что я не приеду домой на День благодарения или на Рождество. Наверное, я не вернусь до сле­дующего лета — к тому времени мы должны продемонстрировать прибор в настоящей опера­ционной.

Я слышала слова, которые слетали с языка Майкла. Я знала, что он говорит на английском. Но то, что он говорил, не имело для меня ни­какого смысла — как будто я сидела на химии и слушала Хипскина. Если коротко, то Майкл говорил, что он уезжает на целый год. Мы це­лый год с ним не увидимся.

Конечно, я могла бы слетать к нему в Япо­нию. Но только во сне. Потому что в реальной жизни мне НИ ЗА ЧТО не уговорить папу от­править меня на королевском реактивном само­лете в Японию. А лететь коммерческим рейсом мне никто не позволит. Никто никогда не убе­дит мою бабушку, не говоря уже о папе, что члену королевской семьи безопасно лететь ком­мерческим рейсом.

Тут-то я и сказала, что мне нужно выйти. Вот почему я сижу здесь. Потому что все это у меня просто не укладывается в голове.

Мне все равно, что ему представилась ред­костная возможность.

Мне все равно, сколько денег он на этом за­работает и сколько тысяч жизней он может спасти.

Как может парень, который любит свою де­вушку так, как Майкл, по его заверениям, лю­бит меня, добровольно расстаться с ней на це­лый год?

В этом вопросе Кевин Янг мне не помощник. Когда я его об этом спросила, он только плеча­ми пожал и сказал:

— Я Майкла никогда не понимал, еще тог­да, когда он впервые к нам пришел в возрасте десяти лет. Он попросил к моим клецкам горя­чее масло чили. Как будто клецки и без того недостаточно острые!

А Ларс, который заглянул сюда минуту на­зад, чтобы посмотреть, куда я пропала, только сказал:

— Ну, знаешь, иногда парни так поступают, чтобы самоутвердиться.

Перед кем? Разве мое мнение не должно быть для него самым важным? А я не хочу, что­бы Майкл на год уезжал в Японию,

И извините меня, но это же не то, что по­ехать в пустыню Гоби подтягиваться на турни­ке или стрелять по картонным силуэтам терро­ристов, как делал Ларс, когда ЕМУ нужно было самоутвердиться. Он просто собирается в ка­кую-то компьютерную лабораторию в Японию.

Ну да, я понимаю, эта автоматическая шту­ка может спасти тысячи жизней.

Но как же моя жизнь?

Ох, что-то мне ничего не помогает.

А еще меня очень напрягает психологиче­ски вид всех этих утиных голов.

Ну, может, не так сильно, как то, что мой парень на целый год уезжает в Японию.

Но почти так же.

Я сейчас выйду. И постараюсь проявить по­нимание. Я буду счастлива за Майкла. Я ни сло­ва не скажу о том, что если бы он меня любил, он бы не уехал. Нельзя быть эгоисткой. Майкл был в моем распоряжении почти два года, не могу же я жадничать и скрывать его от всего остального человечества, которому Майкл ну­жен и которое нуждается в его таланте.

Вот только...

Что же мне делать, когда я больше не смогу нюхать его шею???

Пожалуй, я могу умереть.


7 сентября, вторник, 22.00, мансарда

Не надо было мне это делать.

Я знаю, что не надо было мне это делать.

Не знаю, почему я не могу держать язык за зубами. Не понимаю, почему я не могла заста­вить свой рот произнести то, что я хотела, на­пример: «Майкл, я тобой очень горжусь» и «Это и правда редкостная возможность».

Я все это сказала, правда, сказала.

Потом мы вышли прогуляться по велосипед­ной дорожке вдоль Гудзона (Ларс за нами еле поспевал — мы шли очень быстро... ну, еще, может, потому, что он по дороге обменивался с кем-то текстовыми сообщениями через свой карманный компьютер, но это неважно), пото­му что был прекрасный вечер и мне не хотелось уходить домой, — я хотела использовать по мак­симуму, до последней минутки, те несколько дней, которые мне осталось провести с Майк­лом. Майкл говорил о том, как он рад, что по­едет в Японию, что там он будет есть на завтрак лапшу, и что шумай, который продается на ули­цах, даже лучше, чем шумай в Саппоро-Ист, Тут у меня сами собой, против моей воли вырвались слова:

— Майкл, а как же мы?

Для девушки в моем положении это, навер­ное, самое глупое, что можно было сделать, та­кое могла бы ляпнуть, к примеру, Лана Уайнбергер. Честное слово. Этак скоро я начну сама себя дергать за бюстгальтер и говорить: «Миа, зачем тебе бюстгальтер, у тебя и грудей-то нет, он тебе не нужен».

Но Майкл даже не запнулся, он как говорил, так и продолжал говорить:

— Уверен, у нас все будет хорошо. Конечно, мне будет тебя не хватать, но, признаюсь, в пос­леднее время мне стало так тяжело находиться рядом с тобой, что уж лучше я буду по тебе ску­чать.

Я так и застыла посреди дорожки.

— ЧТОООООООООО???

Я знала, я так и знала! Я спрашивала, не уез­жает ли он отчасти из-за меня. И оказалось, я была права.

— Дело в том, — сказал Майкл, — что я не уверен, долго ли я смогу это терпеть.

На что я спросила:

— Терпеть ЧТО?

Потому что я понятия не имела, о чем он го­ворит.

— Все время быть рядом с тобой, — сказал Майкл, — без... в общем, ты знаешь.

Я все еще не понимала, о чем речь. И в кон­це концов Майклу пришлось сказать открытым текстом:

— Без секса.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Да-да, именно так. Выходит, мой парень не возражает против переезда в Японию, потому что это легче, чем быть рядом со мной и не за­ниматься сексом.

Наверное, я должна считать, что я везучая, потому что, судя по всему, мой парень — сек­суальный маньяк, и мне, видимо, очень повез­ло, что я от него избавляюсь.

Но, конечно, в тот момент мне ничего тако­го в голову не пришло. В тот момент я была так потрясена его словами, что мне срочно понадо­билось присесть.

А ближайшим сиденьем оказались качели на детской площадке парка Гудзон-Ривер. И вот я села и уставилась на собственные коленки. Тем временем Майкл говорил:

— Миа, в прошлом году я тебе сказал, что готов подождать. — Он сел на качели рядом со мной. — И я действительно готов ждать. Хотя если честно, я не очень понимаю, как ты себе представляешь, что мы займемся этим после выпускного. Я ведь уже закончил школу, так что мой выпускной позади, и я не собираюсь идти на твой, по-моему, это выглядит глупо когда девочки приводят на выпускной парней из колледжа. Но неважно. Суть в том, что до твоего выпускного все равно еще два года, а это очень большой срок, чтобы мы сохраняли в общем, продолжали такие отношения, какие у нас с тобой сейчас. Мне уже надоело то и дело принимать холодный душ.

После этих слов я вообще не могла на него взглянуть. Я почувствовала, что краснею, но вряд ли Майкл это заметил, потому что, на мое счастье, уже темнело. В парке загорались фо­нари. На качелях мы с Майклом были одни так что подслушать нас никто не мог. Ларс делал вид, что его страшно заинтересовал вид на реку которая протекала далеко внизу, хотя на самом деле он наблюдал за симпатичными девушка­ми на роликах, поэтому можно было не опасать­ся, что он нас подслушивает.

Но все равно, мне было ужасно неловко.

Я догадывалась, что Майкл имеет в виду. Я всегда удивлялась, что он делает после ну знаете, после того, как мы особенно страстно обнимаемся и целуемся... то есть, как он потом решает проблему с тем, что происходит у него в брюках.

Ну, теперь я, кажется, знаю. — Дело в том...

Дети, игравшие в песочнице, стали бегать друг за дружкой и бросаться песком, их мама­ши спокойно болтали на скамейке.

— Понимаешь, Миа, — продолжал Майкл, — это нелегко. Тебе, кажется, это не трудно...

Я его перебила:

— Мне нелегко.

Мне и правда было нелегко. Бывали момен­ты, и не раз, когда я думала, как было бы здо­рово... ну, знаете, сорвать с Майкла одежду и сделать с ним то, что я хочу. Порой мне даже казалась привлекательной идея, что Майкл со­рвет одежду с меня, хотя раньше при мысли, что Майкл увидит меня обнаженной, у меня пересыхало во рту.

Вот только где могли бы происходить все эти замечательные вещи? В моей комнате, когда в соседней комнате — мама? В комнате Майк­ла, когда в соседней комнате — ЕГО мама? Б комнате его общежития, когда в коридоре де­журит мой телохранитель, а в комнату может в любой момент ворваться сосед Майкла?

И как насчет предохранения от беременно­сти? И как насчет того, что как только вы ЭТО сделаете, в следующий раз, когда вы встрети­тесь, вам НИЧЕГО другого делать и не захочет­ся? Я хочу сказать, с киномарафонами можно попрощаться. Прощайте, «Звездные войны», здравствуй, съедобная краска для тела.

Я читала «Космополитен», и знаю, как это бывает.

— Хорошо, — сказал Майкл. — В любом слу­чае, учитывая все это, будет не так уж плохо, если я проведу год за границей.

Мне не верится, что у нас дошло до этого. Честное слово. Я вдруг... в общем, я не удер­жалась и заплакала.

Я не могла остановиться. Это было ужасно. Конечно, хорошо, что Майкл едет в Японию, то есть, если эта штука, которую он сконструировал, и правда может спасти столько народу, как он думает. И если колледж Колумбийского университета отпу­скает его в Японию, чтобы он работал на какую-то компанию, и на это время выплачивает сти­пендию, и он числится студентом, то с моей стороны как-то не по-принцессовски реветь по этому поводу, правда?

Но с другой стороны, я никогда не говори­ла, что я очень хорошая принцесса. — Миа!

Майкл встал с качелей, опустился на колени передо мной и взял мои руки в свои. Он улы­бался. Наверное, я бы тоже смеялась, если бы какая-то девчонка плакала бы так же громко, как я. Честное слово. Я ревела, как маленькая девочка из песочницы, которая упала и ободра­ла коленки. Мамаши на скамейке с тревогой посмотрели в мою сторону — они подумали, что плачет кто-то из их детей. А когда поняли, что это реву я, стали перешептываться — наверное, узнали меня по фотографиям в выпуске «Ин­сайд Эдишн». (Вчера вечером личная жизнь Миа, принцессы Дженовии, дала трещину, по­тому что ее давний бойфренд, Майкл Московитц, студент колледжа Колумбийского уни­верситета, объявил, что переезжает в Японию, и принцесса ответила на это сообщение плачем на качелях в парке.)

— Миа, это хорошая новость, — сказал Майкл. — И не только для меня, но и для нас. Это мой шанс доказать твоей бабушке и всем остальным, что я вовсе не пустое место, а кое-что значу, и возможно, в один прекрасный день окажется, что я тебя достоин.

— Ты и так меня достоин, — провыла я. На самом деле, конечно, это я его недостой­на, но об этом я не стала говорить вслух.

— Многие считают, что я тебе не пара, — сказал Майкл.

Против этого я не могла возразить, потому что Майкл был прав. В «Ю.Эс. Уикли» чуть ли не каждую неделю появляется какая-нибудь статейка на тему, с кем мне стоило бы встре­чаться вместо Майкла. На прошлой неделе их список возглавлял принц Уильям, но обычно они не реже раза в месяц упоминают Уилмера Валдеррама. К примеру, они помещают фото­графию Майкла, выходящего из класса или еще откуда-нибудь, а рядом с ним — фотографию Джеймса Франко или еще кого-то, и поверх фотографии Майкла печатают цифру 2 — как будто за Майкла проголосовали только 2 процен­та читателей, а на фотографии Джеймса Фран­ко — 98. Так они заявляют, что 98 процентов читателей считают, что мне лучше быть с каким-то парнем, который в жизни своей ничего другого не делал, кроме как стоял перед каме­рой и произносил слова, написанные другими. Ну, еще, может, изображал схватку на мечах, поставленную для него каким-то хореографом. Ну, а что касается взглядов моей бабушки в этом вопросе, то они настолько широко извест­ны, что стали почти легендарными.