И тут вдруг все как будто резко захотели сесть за мой столик – для разнообразия. Только сесть они не могли, потому что к нашей обычной компашке присоединилась Перин, и свободных мест не осталось.

Сегодня за нашим столом была особенно праздничная атмосфера – а все из-за парочки хороших новостей, по крайней мере, я лично считала их хорошими. Одна из новостей такая: после того, как я выбежала из зала, Лана попыталась выступить с ответным словом, ее освистали и она даже не смогла вставить ни словечка. Директрисе пришлось прибавить звук в динамиках, она прибавляла его до тех пор, пока шум в зале не стал невыносимым, и тогда все наконец стали успокаиваться. Потом Лана в слезах покинула зал. (Так ей и надо. Я не представляю, как мне теперь прикрепить обратно школьную эмблему, которую она оторвала. Мама шить не умеет. Наверное, придется попросить бабушкину горничную.)

Но это не единственная хорошая новость. После того как Лилли все-таки сумела вытащить меня из туалета, я наткнулась в коридоре на маму, папу и бабушку. Мама меня обняла – Рокки мне улыбался – и сказала, что гордится мной.

Но самая потрясающая новость была у папы. С ним связался командир отряда аквалангистов Королевских военно-морских сил Дженовии и сообщил, что мои улитки Aplysia depilans наконец-то начали поедать ядовитые водоросли! Честное слово! За одну ночь они уже практически очистили площадь в тридцать семь акров и наверняка успеют уничтожить их до октября, когда вода в Средиземном море станет слишком холодной для них и они умрут.

– Но насчет этого не волнуйся, – сказал папа, улыбаясь. – Я уже представил парламенту законопроект, по которому в случае, если кто-либо из наших соседей допустит проникновение на нашу территорию ядовитых водорослей, будущей весной в залив будет доставлено еще десять тысяч улиток. Я просто ушам своим не верила.

– Значит, нас не исключат из Евросоюза?

Папа был в шоке.

– Миа, – сказал он, – об этом не могло быть и речи. То есть, я хочу сказать, несколько стран были бы не против вытолкнуть нас из Евросоюза, но, думаю, это были те самые страны, которые ответственны за возникновение этой экологической катастрофы. Так что никто не воспринял всерьез их призывы нас исключить.

И он говорит мне об этом только сейчас! Очень мило, папа. Как будто это не я не смыкала глаз всю ночь, переживая из-за этих улиток. Ну, может, не только из-за них, из-за разного другого тоже.

Примерно в то же время я заметила, что неподалеку стоит мисс Мартинез. Она выглядела… я бы сказала робко, по-другому ее вид не опишешь.

– Миа, – сказала она, когда я закончила обниматься с папой (я бросилась ему на шею от радости, что мои улитки спасли залив). – Я только хотела сказать, что ты произнесла замечательную речь. И ты права. Популярная культура не обязательно пустая и лишена каких бы то ни было достоинств. У нее есть свое место в мире, так же как и у высокой культуры. Мне очень жаль, если у тебя сложилось впечатление, что вещи, о которых тебе нравится писать, менее ценны, чем более серьезные предметы. Это не так.

Вот это да!!!!!

Правда, радость от моей победы была несколько омрачена тем, что все это время папа на нее вроде как пялился. Но все равно. Думаю, вряд ли папа станет встречаться с женщиной, которая на самом деле знает, что такое герундий. Его предыдущая подружка думала, что герундии – это такие злобные вонючие грызуны.

Кстати, сразу после этого ко мне подошла бабушка, она взяла меня под руку и отвела в сторонку.

– Вот видишь, Амелия, – прошептала она своим скрипучим шепотом, отдающим «сайдкаром». – Я тебе говорила, что ты справишься. На тебя снизошло вдохновение, это совершенно точно, я почти чувствовала, как между нами витает дух святой Амелии.

Самое странное, что я тоже вроде как чувствовала то же самое. Но я не стала об этом говорить. Вместо этого я сказала:

– И что же, бабушка, где то секретное оружие, о котором вы с Лилли говорили? И когда вы собираетесь пустить его в ход?

Вместо ответа бабушка взяла двумя пальцами мою почти оторванную эмблему СШАЭ и спросила:

– Что с твоим пиджаком? Честное слово, Амелия, тебе бы следовало получше заботиться о своих вещах. Принцесса не должна выглядеть как оборванка.

Но все равно. Все это было здорово. Особенно мне понравилась та часть, когда бабушка сказала, что вынуждена отменить мои уроки принцессы на один день, потому что ей нужно побывать у косметолога. Наверное, от перенесенного стресса, когда она помогала Лилли с выборами, у нее расширились поры.

Короче говоря, всего этого почти хватило, чтобы я решила, что в жизни наконец-то хоть что-то получается по-моему. Но тут я вспомнила про Майкла, который, кстати, сегодня ни разу не позвонил, даже сообщение не прислал, чтобы пожелать мне удачи в дебатах, не поинтересовался, как я себя чувствую, – ничего. Если разобраться, после нашего разговора насчет Этого Дела я с ним больше ни разу не пообщалась.

А тот разговор, должна признать, прошел не совсем так, как я надеялась. Но все равно, Майкл мог бы и позвонить. Даже если я не отвечаю на его звонки или письма по электронной почте.

Борис играет на скрипке «Боже, храни королеву» в честь меня. Голосование состоялось во время ланча, но голоса все еще подсчитывают. На последнем уроке директриса Гупта должна объявить результаты по школьному радио. Только что подошла Лилли и мягко так говорит:

– А когда ты выиграешь, на следующей неделе можешь сама сделать заявление. Ну, ты знаешь, насчет того, что ты уходишь с поста и передаешь президентские полномочия мне.

Ха. Это, наверное, смешно, но до этой минуты я вроде как забыла про эту часть нашего плана.


14 сентября, понедельник, управление США

Миссис Холланд поздравила меня с удачной речью и сказала, что гордится мной. ГОРДИТСЯ!!! МНОЙ!!! Мной гордится учитель!!!


МНОЙ!!!!!


14 сентября, понедельник наука о Земле

Только что Кенни сказал мне нечто очень странное. Просто взял и выпалил напрямик, когда мы строили диаграммы поясов радиации Ван Аллена.

– Миа, – сказал он, – я хочу тебе кое-что сказать. Помнишь мою девушку, Хидер?

– Ну, помню, – ответила я нехотя. Понимаете, я подумала, что он собирается поведать мне очередной длинный скучный рассказ о необыкновенных способностях Хидер к гимнастике. Кении покраснел, как пояс радиации, который я как раз раскрашивала.

– Понимаешь, – пробормотал он, – я ее выдумал.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Да-да. Последние пять дней Кенни только и делал, что рассказывал мне ПРИДУМАННЫЕ истории о его ПРИДУМАННОЙ подружке Хидер. О подружке, которая, честно говоря, стала меня немного пугать. А все потому, что слишком уж она совершенная. Вы понимаете, блондинка, спортсменка и к тому же учится на одни пятерки. На самом деле сейчас, когда я об этом думаю, я понимаю, что мне надо радоваться, что эта Хидер оказалась не настоящей. А то по сравнению с ней я чувствовала себя какой-то недоделанной.

Короче, я посмотрела на Кенни и говорю:

– Кенни, зачем ты это делал?

И он признался, весь такой пристыженный:

– Знаешь, я просто не мог это вынести. У тебя все так замечательно, ты принцесса, у тебя есть Майкл, твой прекрасный принц… Ну, не знаю, короче, меня это достало.

Ну да, конечно. Моя замечательная жизнь. Идеальная жизнь принцессы. И Майкл – мой прекрасный принц. Я бы тебе сказала, Кенни. Хочешь знать, НАСКОЛЬКО в моей жизни все далеко от совершенства? Мой прекрасный принц готов меня бросить, потому что я не хочу заниматься Этим Делом. Ну что, Кенни, это похоже на совершенство?

Но, естественно, я не могла это сказать, потому что Кенни это не касается, не его это дело. А еще потому, что мне не очень-то хотелось, чтобы слухи о том, что Майкл хочет заниматься Этим Делом, распространились по всей школе. Благодаря фильмам, которые сняли про мою жизнь (хотя в этих фильмах обходятся с фактами очень вольно), и без того наберется достаточно людей, которые считают, что знают обо мне абсолютно все. Мне вовсе ни к чему, чтобы просочилась ЕЩЕ какая-то информация.

Короче говоря, я просто заверила Кении, что моя жизнь не так безупречна, как ему могло показаться. Что на самом деле у меня ПОЛНО проблем, в их числе тот факт что я – младенцелизательница и что мою страну чуть было не вышвырнули из Евросоюза. Как ни странно, от моих слов у Кенни заметно улучшилось настроение. Это было так заметно, что мне даже стало неприятно.

Что…

О, нет! В классе затрещал громкоговоритель. Директриса Гупта собирается объявлять результаты голосования.

О господи, о господи, о господи!

Вот они, результаты:

Лана Уайнбергер набрала триста пятьдесят девять голосов.

Миа Термополис шестьсот сорок один голос.

О господи.

О ГОСПОДИ!

МЕНЯ ИЗБРАЛИ НОВЫМ ПРЕЗИДЕНТОМ СТУДЕНЧЕСКОГО СОВЕТА СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ ИМЕНИ АЛЬБЕРТА ЭЙНШТЕЙНА!


14 сентября, понедельник, 17.00,

«Рейз пицца»

Все это было как-то… это было абсолютно нереально.

Даже не знаю, как еще описать. Я в полном тумане. До сих пор. А ведь с тех пор, как директриса Гупта объявила меня победительницей, прошло два часа. И с тех пор я съела половину сырной пиццы и выпила три «кока-колы».

И все-таки я до сих пор в шоке.

Может быть, дело не столько в выборах, сколько в том, что произошло ПОСЛЕ того, как я узнала про свою победу. А произошло… много чего.

Во-первых, на науке о Земле все, включая Кенни, стали прыгать по всему классу, поздравлять меня и спрашивать, могу ли я попросить попечителей, чтобы они купили для биологической лаборатории набор для электрофореза, о котором они безуспешно просили предыдущего президента. Так что я и глазом моргнуть не успела, как мне пришлось осознать всю полноту ответственности, которую накладывает на меня должность президента. И, знаете что… мне это понравилось.

Я знаю. Я ЗНАЮ.

Я хочу сказать, можно подумать, мне мало того, что я:


• принцесса Дженовии,

• сестра беззащитного младенца, чьи мать и отец не слишком хорошо знают, в чем состоят их родительские обязанности, если вы понимаете, что я имею в виду.

• начинающий писатель, которому еще предстоит выдержать годовой экзамен по геометрии.

• подросток со всеми вытекающими последствиями, например, перепадами настроения, неуверенностью и время от времени выскакивающими прыщами.

• влюблена в парня из колледжа.


И я всерьез подумываю о том, что я могу быть всем этим, а кроме того еще президентом студенческого совета школы???

Тем не менее. Ну-у… Да.

Да, подумываю. Потому что я же как-никак победила на выборах Лану? Это просто потрясающе. Но это еще не все, пока я рассказала только про самое первое, что случилось. А дальше было вот что. Когда прозвенел звонок, и мы все могли идти по домам, я стала спускаться в раздевалку. Я шла медленно, даже очень медленно, потому что меня то и дело кто-нибудь останавливал, чтобы поздравить с победой. По дороге я наткнулась на Лилли, она прыгнула прямо мне в руки. Она тяжелее меня, даже при том, что я ее намного выше, так что ей повезло, что я ее не уронила. Но у меня, наверное, был повышенный уровень адреналина или как еще называется то, что бывает, когда твой ребенок застрял под машиной или ты выиграл выборы президента студенческого совета или еще что-нибудь в этом роде, потому что я смогла удержать ее до тех пор, пока она не слезла обратно.

Короче говоря, Лилли затараторила: «МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!!! МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ!!!» Тут появились Тина с Борисом, Шамика, Линг Су и Перин и начали вокруг нас скакать. Потом мы все пошли к моему шкафчику, распевая по дороге песню «Мы – чемпионы». Потом, пока все остальные возбужденно болтали, а я открывала кодовый замок на своем шкафчике, я заметила, что возле соседнего шкафчика происходит нечто очень странное. А происходило вот что: Рамон Риверас в сопровождении директрисы Гупты и, представьте себе, не кого-нибудь, а отца Ланы Уайнбергер забирал из шкафчика все свои вещи. Серьезно, абсолютно все вещи. Забирал и с мрачным видом убирал их в спортивную сумку. А немного позади них стояла Лана, она была вся в слезах и то и дело топала ногой, повторяя:

– Папа, ну почему? Ну почему, папа, почему?

Только доктор Уайнбергер ей не отвечал. Он просто стоял с очень серьезным видом и ждал, пока Рамон не заберет из шкафчика последние вещи. Когда он все забрал, директриса Гупта сказала:

– Очень хорошо, пойдемте.

И все четверо – директриса, Рамон, доктор Уайнбергер и Лана пошли в сторону директорского кабинета. Но перед тем, как уйти, Лана оглянулась, бросила на меня через плечо злобный взгляд и прошипела: