— А где Лилли? — спросила я Бориса, по­скольку ждала их вместе, зная, что они вооб­ще-то пара.

Но Борис сказал, что не видел Лилли с само­го марша к «Хот Манже» сегодня днем.

— Она была впереди всей группы, — объяс­нил он мне, стоя у стола с закусками (обычно это наш обеденный стол) и запихивая «Читоз» в рот. Удивительное количество оранжевой пудры за­билось в его зубные скобы. Ну и зрелище... — Она шла с мегафоном и провозглашала лозун­ги. Тогда я видел ее в последний раз. Я прого­лодался и остановился, чтобы купить хот-дог, и все — она ушла вперед без меня.

Я сказала Борису, что в этом и состоит глав­ный смысл марша... Люди маршируют и не ждут тех, кто остановился купить хот-дог. Бо­рис явно удивился, это и понятно, ведь он же из России, где много лет вообще все демонстра­ции были запрещены законом, за исключени­ем тех, что специально прославляли Ленина или кого там еще.

Следующим пришел Майкл и принес кучу компакт-дисков. Сначала я хотела пригласить его группу поиграть на моем празднике, они ведь всегда ищут, где заработать, но мистер Дж. категорически возразил, сказал, что у него до­статочно проблем с нижним соседом Верлом из-за игры на ударной установке. А целый ансамбль может привести Верла в полное неис­товство. Верл ложится спать ровно в девять вечера, а встает до рассвета, чтобы следить за передвижениями соседей из дома напротив. Он верит, что их подослали пришельцы — на­блюдать за нами и посылать отчеты на родную планету, и все это для подготовки межпланет­ных боевых действий. Люди из дома напротив совсем не похожи на пришельцев, но они нем­цы, так что, если подумать, то станет понятно, почему Верл так ошибся.

Майкл, как обычно, выглядел невообрази­мо прекрасно. ПОЧЕМУ он всегда такой кра­сивый каждый раз, когда я смотрю на него? Пора бы, конечно, привыкнуть к нему, к его внешнему виду, так как вижу я его практичес­ки каждый день... ну, даже пару раз в день.

Но каждый-каждый раз, когда я вижу его, мое сердце так странно прыгает. Как будто бы он — подарок, который мне еще только пред­стоит развернуть. Так относиться к человеку просто нездорово. Это моя слабость, и это нездо­рово.

Майкл поставил музыку, стали подтягивать­ся остальные. Они ходили по комнате и рассказывали, как участвовали в марше протеста и в «Звездном марафоне» прошлым вечером. Все, кроме меня. Я ни на одном из этих ме­роприятий не была. Вместо того чтобы вести светские беседы, я бегала с куртками гостей (несмотря на май, на улице прохладно) и наде­ялась, что всем весело и никто не уйдет слиш­ком рано, не услышит жалобы моей мамы о страшно сплющенном мочевом пузыре...

Затем в очередной раз позвонили в дверь, я пошла открывать, и это была Лилли, она сто­яла, обняв обеими руками темноволосого моло­дого человека в кожаной куртке.

— Привет! — сказала Лилли, вся возбужден­ная и жизнерадостная. — Не думаю, что вы уже встречались. Миа, это Джангбу. Джангбу, это принцесса Амелия Дженовийская. Мы зовем ее Миа.

Я в полном шоке уставилась на Джангбу. Не потому, что Лилли привела его ко мне на празд­ник без спросу, это как раз не страшно. А пото­му, что Лилли обнимала его за талию. Она прак­тически висела на нем. И ее бойфренд Борис был тут же, в соседней комнате...

— Миа, — сказала Лилли, входя в квартиру с недовольным видом, — здороваться не обяза­тельно.

— Ой, прости. Привет, — сказала я. Джангбу поздоровался в ответ и улыбнулся.

Правда, оказалось, Джангбу ДЕЙСТВИТЕЛЬ­НО очень красивый, как Лилли и сказала.

Он выглядел во сто раз красивее, чем бедный Борис, и это был просто очевидный факт. Я ни­когда и не думала, что Лилли любит Бориса за внешний вид. Он же гений-музыкант, и, так как получилось, что мой парень тоже музыкант, я вам скажу, непросто найти такого.

К счастью, Лилли выпустила Джангбу, и он смог снять куртку, а я предложила отнести ее в комнату, где лежали все куртки. Поэтому ког­да Борис наконец вышел поздороваться, он не увидел ничего подозрительного. Я взяла курт­ки Лилли и Джангбу и пошла к себе в комнату. По дороге я столкнулась с Майклом, он посмот­рел на меня внимательно и спросил:

— Что, веселишься вовсю? Я помотала головой.

— Ты это видел? — спросила я. — Ну, твою сестру и Джангбу?

— Нет, — сказал Майкл и посмотрел в их сторону, — а что?

— Ничего, — сказала я.

Я не хотела, чтобы Майкл после моего рас­сказа пошел и наорал на Лилли, как это сделал Колин Хэнке, когда застал свою младшую сест­ру Кирстен Дунет в объятиях его лучшего друга в фильме «Преодолей это». К тому же Борис — один из друзей Майкла. А тут красивый, толь­ко что уволенный с работы шерп, тем не менее... Хотя это уже другая история.

По внешнему виду Майкла не скажешь, что он человек вспыльчивый. Но однажды я видела, как он грозно взглянул на каких-то ремонт­ных рабочих, которые свистели на нас с Лил­ли, когда мы шли по Шестой авеню из «Чарли Мам ». Меньше всего мне хочется драки на моем дне рождения.

Но Лилли как-то удалось следующие полча­са держать свои руки подальше от Джангбу. За это время я даже о своей депрессии как-то за­была, присоединилась к веселью, особенно ког­да все стали прыгать вокруг под «Макарену».

Жаль, что так мало танцев, которые все уме­ют танцевать, вроде «Макарены». Вот в филь­мах «Это все она» и «Свободный» все в одно и то же время начинают танцевать один и тот же танец. Здорово было бы, если бы такое случи­лось как-нибудь у нас в школьной столовой. Директриса Гупта читала бы какие-нибудь за­нудные объявления по школьному радио, и вдруг кто-нибудь поставил бы что-нибудь бод­рое, и вся школа начала бы в такт отплясывать на столах.

В старые времена все знали ряд танцев, все умели танцевать одно и то же. Ну, там, менуэт, вальс... Все было лучше в старые времена.

Хотя я, конечно, не хотела бы иметь дере­вянные зубы или пережить эпидемию чумы.

Все вроде бы стало налаживаться, и я нача­ла веселиться от души. Вдруг Тина крикнула:

— Мистер Джанини, у нас кока-кола закон­чилась!

Мистер Дж. обалдел.

— Как закончилась? Я семь упаковок по шесть бутылок купил сегодня утром.

Но Тина продолжала утверждать, что кока-кола закончилась. Я потом нашла ее в своей ком­нате. Ну да ладно. В конце концов мистер Дж. поверил, что всю кока-колу выпили.

— Тогда я сбегаю в «Гранд Юнион» и куплю еще, — сказал он, надел плащ и вышел.

А Линг Су в это время попросила маму по­казать ей слайды. Линг Су сама художница, и она точно знала, какие слова надо сказать маме, тоже художнице. Правда, из-за беремен­ности мама пока не может писать маслом. Ей пришлось перейти исключительно на яич­ную темперу.

Как только мама увела Линг Су в свою спаль­ню показывать слайды, Тина сделала музыку погромче и объявила начало игры «Семь минут в раю ».

Все страшно обрадовались, потому что на прошлом нашем общем празднике мы в «Семь минут в раю» не играли, так как это было в доме Шамики. Мистер Тэйлор, папа Шамики, не поверил бы вранью вроде «кока-кола закончи­лась» или «можно ваши слайды посмотреть?» Он очень строгий. Он специально держит дома на видном месте бейсбольную биту, которой он однажды чуть стену не пробил, в качестве «на­поминания» мальчикам, с которыми встречает­ся Шамика, на что он способен, если кто-нибудь начнет приставать к его дочери.

Так что к идее «Семи минут в раю » все отнес­лись восторженно. Все, кроме Майкла. Майкл не фанат подобных развлечений и совершенно не обрадовался тому, что его могут запереть вдвоем с его девушкой в шкафу. Тина с хихи­каньем заперла дверь шкафа, и мы оказались в окружении зимних пальто мамы и мистера Джанини, пылесоса, ящика с инструментами для моего велосипеда. Майкл сказал, что он не имеет ничего против того, чтобы побыть со мной вдвоем. Его немного раздражало то, что снару­жи все старались подслушать.

— Да никто не слушает, — сказала я, —• Слышишь? Вон, они музыку еще громче сде­лали.

А они и вправду сделали ее еще громче.

Но я совершенно согласна с Майклом. « Семь минут в раю» — дурацкая игра. Одно дело — целоваться со своим парнем. И совсем другое — делать это в шкафу, когда все остальные по ту сторону двери знают, что вы там делаете. Об­становка немного не та.

В шкафу было темно — так темно, что я даже свою руку не видела, уже не говоря о Майкле. К тому же еще как-то странно пахло. Это из-за пылесоса. Уже прошло некоторое время с тех пор, как кто-то (то есть я, потому что мама все­гда забывает, а мистер Джанини не умеет пользоваться нашим старым пылесосом) вытря­хивал мешок, и он до краев был наполнен ры­жей шерстью и кусочками наполнителя для кошачьего туалета, потому что к лапам Толсто­го Луи они всегда прилипают и валяются по всем углам. Словом, в шкафу стоял еще тот запах.

— Так мы что, вправду будем торчать здесь все семь минут? — спросил Майкл.

— Да, наверное, — ответила я.

— А что, если мистер Дж. вернется и обна­ружит нас здесь?

— Наверное, убьет тебя, — сказала я.

— А, — сказал Майкл, — тогда, пожалуй, я оставлю о себе хорошую память.

И он нежно обнял меня и начал целовать.

И, должна признать, я начала думать, что «Семь минут в раю» — не такая уж плохая игра. Мне даже стало нравиться. Здорово было — си­деть здесь, в темноте, тесно прижавшись к Майк­лу, ощущать его губы... Наверное, оттого что я ничего не могла разглядеть, мое обоняние рез­ко обострилось: запах его шеи я ощущала так отчетливо, как никогда. И она пахла супер-классно, гораздо лучше протухшего пылесосного мешка. От этого запаха мне захотелось на Майкла прямо запрыгнуть. Другими словами даже не знаю, как и объяснить. Но честно — мне хотелось прыгнуть на Майкла.

Вместо того чтобы на него прыгнуть, — ду­маю, ему бы понравилось, хоть и странный это был бы поступок... да еще и одежда в шкафу затрудняла передвижение... Так вот, вместо того чтобы прыгать на Майкла, я оторвалась от него и сказала, не думая ни о Тине, ни об Ули Дериксон, ни о том, что делаю (видимо, рассу­док помутился на минуту):

— Слушай, Майкл, так что там с выпуск­ным? Мы идем на него или как?

На что Майкл, сдавленно усмехнувшись, так как его губы были прижаты к моей шее, ответил:

— Выпускной? Ты что, с ума сошла? Выпуск­ной еще глупее, чем эта игра.

Тут я перестала его обнимать и отодвинулась. В спину вонзилась хоккейная клюшка мисте­ра Дж. В первый момент я даже не поняла, в чем дело. Я просто была в шоке.

— Что ты имеешь в виду? — по слогам про­говорила я.

Если бы не было так темно, я бы всматри­валась в лицо Майкла, думая, что он шутит. Но было темно, и мне приходилось полагаться только на слух.

— Миа, — сказал Майкл, ища меня. Для че­ловека, который думал, что «Семь минут в раю» — глупая игра, он слишком активно в нее включился. — Ты шутишь, наверное. Не люб­лю я эти выпускные.

Но я отбросила его руки от себя. Это было, конечно, нелегко, потому что в темноте ничего не было видно, но промахнуться было сложно. Кроме Майкла и пальто в шкафу, больше ниче­го не было.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что не лю­бишь выпускные? — спросила я. — Ты же старшеклассник. Выпускной класс. Тебе надо пой­ти на выпускной вечер. Все пойдут.

— Да, — ответил Майкл, — знаешь, все иногда делают странные вещи. Но это же не значит, что я тоже обязан! Ну, Миа! Все эти выпускные для таких, как Джош Рихтер.

— Да неужели? — ледяным голосом спро­сила я. Даже самой стало страшно. — Так. А что же такие, как Майкл Московитц, делают в ночь выпускного бала?

— Не знаю, — сказал Майкл, — можем по­делать еще это, если хочешь.

Под этим он, разумеется, подразумевал сидение в шкафу и... поцелуи, видимо. Я даже ответом это не удостоила.

— Майкл, — произнесла я самым принцессиным голосом, — я говорю серьезно. Если ты не собираешься идти на выпускной, то куда тогда пойдешь?

— Не знаю, — сказал Майкл, явно сбитый с толку моим вопросом, — может, в боулинг?

БОУЛИНГ!!!!!!!! МОЙ БОЙФРЕНД ПРЕДПО­ЧЕЛ БЫ ПОЙТИ В БОУЛИНГ В НОЧЬ СВОЕ­ГО ВЫПУСКНОГО БАЛА, А НЕ НА САМ ВЫ­ПУСКНОЙ БАЛ!!!!!!!!!!!!

Есть ли хоть капелька романтического чув­ства в этом теле? Должно быть, ведь он подарил мне ожерелье со снежинкой... Ожерелье, кото­рое я с тех пор не снимала ни разу. Как может человек, подаривший мне ожерелье, быть тем самым человеком, который предпочел бы пойти в боулинг в ночь выпускного бала, а не на сам выпускной?

Он, должно быть, почувствовал, что я выслу­шала его предложение без всякого удовольствия.

— Миа, — сказал он, — ну что ты? Согла­сись, выпускной вечер — самая банальная вещь в мире. Ты тратишь кучу денег на прокат фра­ка, в котором тебе все время неудобно, потом еще кучу денег на ужин в каком-нибудь пижонном месте, которое в сто раз хуже, чем «Макароны № 1», а потом должен до утра торчать в какой-то забегаловке...