Мазарини сделал перерыв в переговорах и отправил короля, двор и всех, кто желал за ним последовать, в Шамбери под предлогом возможной женитьбы короля на сестре герцога Савойского. Передышка давала ему время для новых попыток повлиять на молодого короля. Вся беда была в том, что Людовик так яростно отказывался от женитьбы на Марии-Терезии, потому что был захвачен своей первой страстной любовью. Он безумно влюбился в одну из племянниц кардинала, прекрасную Марию Манчини, и клялся, что женится только на ней. Обсуждать свое решение он не желал.

Так же неуступчиво повел себя молодой король и по отношению к принцу де Конде. Отдавая должное его полководческому гению, Людовик был готов простить его и вернуть ему имущество, но не… Шантийи! Его Величество и сам полюбил чудесное имение. Как и его отец, Людовик XIII, он любил там охотиться. К тому же оно казалось ему идеальным местом, где он будет жить в мире и согласии с очаровательной Марией и растить многочисленных детей, которых она ему родит![27]

– Любопытно смотреть, как История опять все начинает сызнова, но как бы с другого конца, – заметила госпожа де Бриенн, которая часто приезжала к Изабель в Мелло. – На нашей памяти кардинал Ришелье принудил юного Людовика де Конде-Бурбона жениться на своей племяннице, потом его зять – принц де Конде – стал героем, которого обожала вся Франция. Теперь, наоборот, юный король Людовик XIV Бурбон принуждает кардинала Мазарини отдать ему в жены свою племянницу.

– И кто же в этом споре, по вашему мнению, возьмет верх? – поинтересовалась Изабель.

– Разумеется, победа будет не за любовью. Во-первых, Его Величество уже был страстно влюблен, и тоже в племянницу кардинала, но другую – Олимпию Манчини, которая стала графиней де Суассон. Во-вторых, Мазарини потратил слишком много сил, чтобы государственная машина вновь заработала без сбоев. Он не позволит двадцатилетнему мальчику растоптать каблуком кружево его дальновидных планов. Испания и Франция должны соединиться брачными узами.

Мнение госпожи де Бриенн оказалось совершенно справедливым. Но сначала Мазарини постарался уладить дело «бога войны». Он сумел внушить королю, что, будучи полновластным правителем, он может охотиться в Шантийи, сколько пожелает. Достаточно ему будет сообщить о своем желании поохотиться, как де Конде, его верный подданный, в чем он поклянется, преклонив колено, распахнет перед ним ворота и поблагодарит за честь, так как долгом принца отныне будет служить Его Величеству.

Дело было улажено, и принц де Конде покинул Брюссель, где находился уже семь лет, поступив на службу к испанскому королю. Он двинулся во Францию через земли Шампани. Двор, находившийся до этого времени в Савойе, переезжал теперь в Сен-Жан-де-Люз, и встреча с принцем де Конде должна была состояться в Экс-ан-Провансе. Если бы Изабель так и оставалась в Париже, принц непременно заехал бы туда. Но Изабель получила от него письмо, где он просил ее провести остаток года в Шатийоне.

После многочисленных судебных процессов Изабель перестала чувствовать себя в суровом замке хозяйкой и не слишком любила там бывать, предпочитая дорогой и любимый Мелло, который принадлежал ей и только ей. Но при мысли, что она вот-вот увидит того, кого не переставала любить, она чувствовала жар в сердце, хотя и спрашивала себя, приедет Конде один или со своей сестрой, которая подписывалась теперь «любящей кузиной».

Изабель бесконечно задавала себе вопросы, а принц де Конде не спешил. Он вновь наслаждался восторженными криками толпы, которая на них не скупилась, видя в нем по-прежнему «победителя при Рокруа», каким Конде остался для большей части населения Франции. Есть в истории образы, которым суждена долгая жизнь…

Принц уехал в декабре, и только восьмого января добрался до Куломье, где приложил немало усилий, чтобы наладить отношения супругов де Лонгвиль. Старый герцог не был рад приезду красавицы-супруги, но был вынужден почтительно ей поклониться, так как она явилась не кающейся грешницей, а почтенной ревнительницей веры и церкви, преданной всей душой небесным благам. Как можно было ей отказать, когда она предложила мужу, принять им вместе, держась за руки, святое причастие?

Успокоившись относительно судьбы сестры, Конде направил кортеж к Шатийону, предварительно отдав своим людям весьма строгие распоряжения. Герцогиня собиралась принимать их лично, и принцу не хотелось, чтобы она вспомнила, как недружественно он и его люди обходились с местными жителями после сражения при Блено.

Двенадцатого января они прибыли на место, люди де Конде рассеялись по городу, а он сам в сопровождении всего одного офицера направился в замок. На пороге Изабель приветствовала их глубоким реверансом, за которым последовало радостное восклицание.

– Франсуа!

Сестра узнала брата.

И вот она уже в его объятиях, смеясь и плача от радости, что видит его живым. А она-то не спала ночей, представляя, как он сидит в темнице и ждет суда, который непременно вынесет ему смертный приговор!

– О, монсеньор! Какую радость вы мне подарили! Как же вам это удалось?

– Если бы я знал, что ты украдешь у меня встречу, на какую я вправе был рассчитывать, я оставил бы тебя при дворе, – ворчливо произнес принц. – А теперь пусти меня на его место! – обратился он к Изабель.

– Простите меня, монсеньор, но я так боялась, что больше его не увижу! Вы сотворили настоящее чудо!

– Никакого чуда! Или вы могли подумать, что, оговаривая условия моего возвращения, я могу позабыть о судьбе моего лучшего офицера? Честно говоря, мне не пришлось особенно трудиться. Он стал пленником де Тюренна, который был когда-то его командиром и знает ему цену. Он вернул мне его даже без моей просьбы.

– Маршал по-настоящему храбрый и достойный человек, – со вздохом сказала Изабель. – Я непременно поблагодарю его.

– Он может подождать, я нет! Бутвиль, исчезни! Отправляйся и займись размещением людей. В замке сестры ты почти как у себя дома. Мы увидимся за ужином. А что касается вас, моя милая…

Не говоря больше ни слова, Конде подхватил ее на руки и бросился к лестнице. Остановился он только на втором этаже, в спальне Изабель, опустил ее на постель и стал торопливо раздеваться. Изабель раздевалась столь же торопливо. Он схватил ее в свои объятия и сказал:

– Господи, как же ты хороша! Ты еще красивее, чем в моих воспоминаниях! Но что я сказал такого смешного?

Изабель не могла удержаться от смеха.

– Любовь моя, вот уже много-много лет при каждой нашей встрече вы говорите мне одно и то же.

– Вы должны быть довольны этим, а не смеяться глупым смехом. Это значит, что время не имеет над вами власти!

Но принцу было не до дискуссий, и в комнате больше не слышалось ни единого слова. Тихо потрескивал огонь в камине, недовольно скрипела кровать под тяжестью тел страстных любовников. А Изабель? Она издавала что-то вроде удовлетворительного мурлыканья…


Гости пробыли в Шатийоне всего два дня, и герцогиня принимала их со свойственной ей веселой грациозностью, которая не покидала ее никогда. Или вернее, очень редко. Темные ночные часы принадлежали принцу де Конде, а днем Изабель всячески старалась, чтобы ее гости, возвращающиеся на родину, и их двойной эскорт – из прежних мятежников и гвардейцев кардинала, которых тот отрядил, чтобы обеспечить их безопасность, – увезли с собой самые лестные воспоминания о своем пребывании у Цирцеи. И в самом деле, все были очарованы. И первый – Франсуа, который охотно остался бы у сестры, избежав тягостного и неизбежного обряда раскаяния.

– Мне бы так хотелось поселиться здесь с вами, – сказал он. – Жить, как мы жили когда-то у нас в Преси. В погожие дни я выезжал бы на охоту, и за мной по пятам бежала бы длинноухая собака. Вечером мы сидели бы с вами у камина, поставив ноги на скамеечку, и болтали бы обо всем и ни о чем или читали книги. А в дождливые дни играли бы в шахматы…

– Не воспримите мои слова как упрек, братец, но вы сами выбрали стезю войны, а войны или выигрывают, или проигрывают. Разве вы не чувствуете себя счастливым от того, что обязаны произнести всего лишь несколько покаянных слов, а не…

– Ехать прямиком в заточение с перспективой подняться на эшафот, обтянутый черным крепом?

– Почему же вы не остались служить у маршала де Тюренна, который так высоко ценил ваши воинские доблести?

– А почему вы не стали возлюбленной де Тюренна, а хранили верность нашему принцу? – осведомился Франсуа по-солдатски грубовато. – Вопросов два, а ответ один: потому что и вы, и я любим принца, правда, каждый на свой лад. И я ни о чем не жалею. Если бы мне предложили начать все сначала, я поступил бы так же.

– По примеру нашего отца, который дрался на дуэлях вопреки всем запретам?

– Можно сказать и так.

Они замолчали и сидели, глядя на пылающий в камине огонь. Если судить по живому лицу Франсуа, мысли, в которые он погрузился, были совсем невеселыми. Изабель тихо спросила:

– Чего вы страшитесь, Франсуа?

– Бездействия! Ведь любой солдат, как только кончается война, остается не у дел. После Вестфальского мира нечего больше ждать от немецких принцев. А испанцы, которым все эти семь лет мне страшно хотелось надавать как следует, вот-вот станут нашими братьями. Женится король на инфанте и…

– Не танцуйте прежде, чем заиграет музыка! Он на ней еще не женился.

– Скоро женится.

– Неизвестно.

Франсуа удивленно взглянул на сестру.

– Почему вы так говорите?

– Говорю не я, братец, а такие при дворе ходят слухи. И хотя я живу в отдалении, они доходят и до меня. Говорят, что наш юный король не желает венчаться с той, которую ему предназначают в жены, потому что любит одну из племянниц кардинала.

– Племянница Мазарини на троне Франции?! А я помню, какой разразился скандал, когда было объявлено о браке принца из дома Конде и племянницы другого кардинала, который, что ни говорите, был не чета этому! Поверьте мне, Изабель, придворные сплетни останутся сплетнями, сквознячком и не больше, а король в самом скором времени женится на инфанте. Не один месяц Мазарини трудится над этим союзом, а он человек упорный, черт его побери! У нас есть этому подтверждение. И что же мы видим в итоге: пустоту! Полное отсутствие противников. Так что мне в самом скором времени придется повесить свою шпагу над камином в Преси!

– Мне кажется, вам не стоит рисовать свое будущее таким печальным. Я уверена, наш дорогой принц найдет для вас применение. Не думаю, что ошибусь, если предположу, что он не даст вам стать в тридцать лет захолустным провинциалом!

– Да услышит вас Господь Бог, Изабель!

И Франсуа поспешил к принцу, который уже звал его, будя эхо в отдаленных покоях замка.

Оставшись одна, Изабель погрузилась в размышления. И относительно будущего Франсуа в голову ей пришла совсем недурная мысль. Во всяком случае, ей так показалось. Ему нужно будет найти невесту. Не какую-нибудь, а блестящую партию! Тогда ее брат будет проводить свое время иначе, чем выслеживая куропаток на скудных землях Преси. Но где отыскать эту жар-птицу? Вкусы его относительно женщин самые утонченные, и, несмотря на горб, который изуродовал его спину, он одержал множество побед, благодаря своему обаянию, острому уму и беззаветной храбрости…

Хотя пока, пожалуй, преждевременно размышлять о его женитьбе, так как неизвестно еще, как примут Их Величества раскаяние мятежников…

Настал день отъезда. Сердце Изабель щемило, когда она ранним утром прощалась со своими гостями. Если бы принимать их должны были только Их Величества, она бы тревожилась меньше, но после происшедшего с ней по милости аббата Базиля Изабель стала сильно всерьез опасаться Мазарини, считая его настоящей чумой! Однако один из офицеров эскорта, специально задержавшись на несколько минут, взял на себя труд ее успокоить.

– Надеюсь, вы соизволите простить меня, госпожа герцогиня, если я осмелюсь дать вам совет: спите спокойно! Все пройдет самым наилучшим образом. Могу за это поручиться!

Изабель с удивлением взглянула на молодого человека, на которого за все эти дни не обратила внимания. А он заслуживал его: выше среднего роста, элегантный красавец, смуглый, с темными волосами, зелеными глазами, а очаровательная улыбка, на которую он не скупился, обнажила великолепные зубы.

– Я знаю, что в эти дни вы меня не замечали. Это так естественно, когда здесь присутствует господин принц и к тому же с ним рядом ваш обожаемый брат. Меня зовут маркиз де Вард, я капитан швейцарцев, и мне поручено наблюдать за спокойствием и безопасностью нашего путешествия до Экса.

Маркиз удостоился лучезарной улыбки. Он имел на нее полное право, во-первых, потому что успокоил Изабель, а во-вторых, потому что он ей понравился. Ей уже давно так не нравился ни один мужчина.