– Мне пришла в голову одна мысль, Изабель! Я пришлю к вам одного молодого художника. Мне его рекомендовали, и я оценил его талант. Его зовут… Жюст, мне кажется…

– Вы хотите иметь мой портрет? Оригинала вам недостаточно?

– Но не для того, чтобы повесить его у себя, как мне бы того ни хотелось! Я не хочу нежелательных толков. Мы повесим его у вас. Например, в спальне.

– А почему не в гостиной?

– Потому что мне бы хотелось всегда быть с вами рядом…

– Двойной портрет? Вы, наверное, шутите!

– Никогда еще не был так серьезен. Я хочу присутствовать на портрете в виде некой аллегории. Например, в виде льва, который имел бы со мной некоторое сходство, а вы бы положили ему на голову вашу прелестную ручку! Что вы на это скажете?

– Что и сказать не могу, как была бы счастлива!

И она обвила его шею руками, а он приник к ней…

Поутру Конде отправил Мадемуазель записку с извинениями. Время, к сожалению, бежит так быстро…


Изабель приезжала в Сен-Жермен еще два раза, и оба раза ее принимали там с живейшей радостью. Мазарини, не говоря ничего определенного, всякий раз рисовал радужные перспективы ближайшего будущего. Мерцающие посулы подкупали и смягчали сердце. Предубеждения заклятых врагов кардинала понемногу таяли в теплой обволакивающей атмосфере. И, возможно, растаяли бы, если бы на следующий день после очередной поездки Изабель в Сен-Жермен не вернулся Бастий. Изабель отправила его в тайную разведывательную экспедицию, и сведения, которые он привез, были, мягко говоря, не лишены интереса. Пока герцогиню убаюкивали лукавые речи кардинала, пока он усыплял бдительность врагов, маршал де Тюренн осадил Этамп, из-за чего со дня на день мятежники могли лишиться большей части своего войска.

Изабель тут же передала новости Конде, который пришел в страшную ярость.

– Мне с самого начала не нужно было доверять старой лисе! Нечего было отправлять вас к ним в западню!

– Нет, это я должна была бежать со всех ног, как только увидела этого… этого…

Изабель не могла найти точного слова, которое передавало бы всю горечь ее разочарования. В то время, как она искренне надеялась помочь установить мир в несчастном, раздираемом распрями королевстве, жалкий итальянишка с кошачьими ужимками и ласковыми улыбками старался выиграть время и посмеяться над ней? Как же это подло! Низко и подло!

Изабель готова была расплакаться от стыда и негодования.

– Не стоит так огорчаться, – сказал ей Конде, неожиданно преисполнившись на этот раз сочувствия. – Ваши посещения дворца, куда вас приглашали – заметим, приглашали! – доказывают одно: в вас нуждались, потому что в Сен-Жермене не чувствуют себя в безопасности. Это во-первых. А во-вторых, правду мы узнали благодаря вашей предусмотрительности и вашему верному слуге. Однако теперь мне нужно мчаться на помощь в Этамп.

Однако принц не успел выйти за порог и отправиться в Сен-Мор собирать войска, которые он держал вокруг Парижа. Не успели и высохнуть чернила в письме, которое написала Изабель Их Величествам, извиняясь, но не указывая причину, – что было верхом дерзости, – по какой она не сможет воспользоваться их приглашением. А все потому, что к Изабель влетела, словно молния, Мадемуазель, которую, похоже, ничуть не смутило присутствие принца де Конде в такой ранний час.

– Мы спасены, кузен! – радостно провозгласила она. – Помощь, которую мы так ждали, наконец-то пришла!

И она объяснила, что Карл IV, герцог Лотарингский, брат ее мачехи[8], только что прибыл со своей армией и расположился неподалеку от Парижа. Как он сообщает в письме, отправленном Месье, он встал лагерем неподалеку от Вильнёв-Сен-Жорж, заняв выгодную позицию, так как «не дурно разбирается во всем, что касается войны».

Скажем несколько слов об этом весьма своеобразного нрава принце, который избрал себе ремесло «кондотьера», как называют наемных воинов по ту сторону Альп. Он содержал великолепную армию, которую предоставлял своим попавшим в беду собратьям. Разумеется, тем, кто мог заплатить за услуги. Может быть, занятие было не слишком благородным, зато приносило немалый доход. Сейчас герцог откликнулся на призыв принца де Конде, а также и Месье. К тому же он находился в родстве еще и с герцогом де Бофором, так как его мать была принцессой Лотарингской. С прибытием этой армии принцы расцвели и сочли ее дарованной небесами поддержкой. Де Тюренн немедленно снял осаду с Этампа и поспешил к столице, расположившись лагерем на холмах напротив лагеря лотарингцев. После чего все стали ждать переговоров.

Любопытные парижане отправлялись поглазеть, что за такой лотарингский лагерь, считая его своим, и устроили там что-то вроде ярмарки. Они назначали там друг другу встречи, словно на Кур-ля-Рен или на Королевской площади. Войско герцога производило большое впечатление: оно состояло из шести тысяч пятисот всадников, трех тысяч фузилёров[9] и восьми пушек, не считая сорока тысяч слуг, подручных и маркитантов, которые сопровождали войско. Все восхищались Карлом и его солдатами. Карл IV в свою очередь время от времени навещал Париж, ухаживал за Мадемуазель – он был вдовцом, – и Мадемуазель не скрывала своего удовольствия. Но затем он объявил себя обожателем герцогини де Шатийон и на Кур-ля-Рен даже выпряг из ее кареты лошадей и сам повез ее карету. После чего в карете мадемуазель де Шеврез отправился вместе с ней к принцессе де Гемене на Королевскую площадь. Переоделся монахиней и прогуливался по площади до часу ночи. Заметив де Конде, спрятался от него под аркадой. Словом, он развлекал парижан как мог, доставив им немало веселых минут, и они стали обожать его, видя в нем будущего победителя «проклятого» кардинала. В общем, что бы там ни говорили, а личность была яркая!

Но и де Тюренн в это время не сидел сложа руки. Он расположился в Гробуа и был готов обрушиться на лотарингцев, так как по слухам, они явились в Париж, чтобы поддержать принца де Конде. И вот уже Карл IV, пришедший, чтобы покончить с Мазарини и его сторонниками, вынужден был сам звать на помощь, потому что его собираются атаковать! Де Конде удивился просьбе, но поспешил отправить обещание, что немедленно придет на помощь. И собрался выехать к той небольшой армии, что двигалась от Этампа, чтобы взять ее под свое начало. На это должно было уйти несколько дней, и принц пока отправил к Карлу IV войско под началом де Бофора, желая вдобавок точно узнать, что творится в лагере лотарингцев.

Молодой герцог был истинным внуком Генриха IV, у него было мало способностей к дипломатии, зато бесстрашия не занимать. Он мигом примчался к лотарингцу, и ему не понадобились долгие объяснения, когда он обнаружил, что лагерь свернут! Догорали последние головешки под кухонными котлами, а сам Карл IV был уже далеко. Бофору удалось, однако, поймать сержанта, который явился поторопить отстающих, и ему не стоило больших усилий заставить его заговорить.

Сержант был простым человеком и выложил все без обиняков:

– Не стоит на нас сердиться, господин. Мазарини заплатил дороже, чем вы. Вот мы и возвращаемся к себе обратно. А чего вы хотите? Жить-то надо!

Любой, кроме де Бофора, вздернул бы, скорее всего, бесстыжего правдолюбца на первом дереве, но у Бофора было доброе сердце и он жалел простых людей, что не раз ему ставили в вину. Он посчитал низким вымещать гнев на недостойного лотарингца на одном из его подданных. Герцог отпустил сержанта догонять своих, а сам поскакал к де Конде и нашел у принца Мадемуазель, которая приехала к нему за новостями.

Как только Мадемуазель узнала новости, она бросилась к своей карете и приказала везти себя в Люксембургский дворец, отцовскую резиденцию[10]. Прибыв туда, она ворвалась к мачехе, разнесла ее в пух и прах, заявив прежде, чем громко хлопнуть дверью, что «братца ее повесить мало, точно так же, как всех лотарингцев!». Отца своего ей не удалось увидеть, потому что он снова исчез и снова неизвестно куда. На этом Мадемуазель не успокоилась. Она отправилась прямиком к герцогине де Шатийон, чтобы высказать ей без прикрас все, что она думает о «ее переговорах с проклятым кардиналом. Шуры-муры эти только запутали все дело и дали негодяю Мазарини время подготовить свои подлости!»

Однако Изабель была не из тех, кто позволил бы у себя в доме наступать себе на ноги, пусть бы даже и принцессе королевской крови! Она посоветовала Мадемуазель отправляться со своими претензиями куда подальше, имея в виду: первое – и без Мадемуазель всем стало ясно, что Мазарини ведет нечистую игру, и второе – как только все это поняли, Изабель отказалась от приглашения и не поехала во дворец, и третье – лучше бы Мадемуазель разобралась с делами своих близких родственников, потому что Месье, ее отца, никогда не бывает на месте, когда нужна его помощь, а уж помощью своей лотарингской родни, о которой было сообщено с такой помпой, и вовсе не стоит гордиться! Карл сбежал тайком, как говорится, на цыпочках, унося в карманах золото, заплаченное за измену! И непонятно, почему сама Мадемуазель не перекупила этого корыстолюбца?!

– Я? Но скажите, с какой стати?

– Как самая богатая женщина Франции, вот с какой!

Возразить на это было трудно. От свой матери де Монпансье Мадемуазель унаследовала княжества Домб и де ла Рош-сюр-Ион, герцогства Монпансье и Шательро, графство д’О и другие графства, виконтства и имения. К тому же Месье рано или поздно должен был покинуть эту юдоль слез, переселившись в лучший мир и оставив своей единственной наследнице все, что имеет.

В двадцать шесть лет Анна Мария Луиза Орлеанская отличалась завидным здоровьем, величественной осанкой и великолепными волосами, отливающими рыжиной, однако красотой не блистала. Она выслушала не одно предложение замужества, но ни одно не приняла. Мадемуазель вела добродетельную жизнь амазонки и заявляла, что любовь – «порок несовершенных душ». Сама она желала выйти замуж только за короля, имея в виду при этом короля Франции, который был моложе ее на добрый десяток лет. По настоянию королевы Мазарини сделал все возможное, чтобы развеять эту надежду принцессы. С тех пор она возненавидела кардинала лютой ненавистью. Она не отказалась бы и от короля Англии, но для этого король должен был стать настоящим королем и воцариться на своем троне, тогда как несчастный Карл II продолжал скитаться по королевским дворам в поисках союзников, способных вернуть ему трон и Англию.

С недавнего времени Мадемуазель стала посылать нежные взгляды своему родственнику принцу де Конде. Произошло это после того, как до Парижа донеслись слухи, что супруга принца Клер-Клеманс чрезвычайно слаба, уже давно никуда не выезжает из Монтрона. Похоже было, что принц в самое ближайшее время мог остаться вдовцом. Конечно, де Конде королем не был, но зато он был прославленным во всей Европе героем, а слава стоила трона.

Однако вернемся к печальному дню постыдного бегства лотарингцев. Мадемуазель и герцогиня де Шатийон еще не закончили бурного объяснения, когда им доложили о приходе де Немура и де Ларошфуко. Господа приехали умолять Изабель продолжить переговоры с королевским двором. Извечные противники на этот раз были в полном согласии.

– Нет-нет, – запротестовала Изабель. – Я отказалась от последнего приглашения, туманно сославшись непонятно на что, а теперь буду вынуждена смиренно – да-да именно смиренно – умолять, чтобы меня приняли? Ни за что!

– Герцогиня достаточно усердствовала в переговорах, – подхватила Мадемуазель, – и вы сами видите последствия. Обольщая ее медовыми речами, Мазарини тайком обделал все свои делишки!

– Все это мы прекрасно знаем, – нетерпеливо согласился Ларошфуко. – Но и мы тоже можем действовать совершенно по-другому. Монсеньору нужно время, чтобы набрать новое войско. Вообразите, у него всего лишь шесть тысяч солдат, тогда как у Тюренна их по крайней мере вдвое больше!

– А откуда он возьмет это новое войско?

– Нам он не открывал этой тайны, но мы уверены, что он обратится за помощью к своей сестре, госпоже де Лонгвиль.

– И она с высокомерным видом королевы будет царить, попирая всех вокруг, а я с веревкой на шее и в смертной рубахе буду припадать к стопам Мазарини?! Вы этого хотите? – возмущенно спросила Изабель.

– Нет! Нет! – простонал де Немур, больно уязвленный воспоминаниями. – При чем тут смертная рубашка? Если хотите, я поеду вместе с вами, Изабель. Мысль отправить вас одну в логово к чудовищам для меня мучительна, поверьте!

– Вашими переговорами вы все испортите! – заявила Мадемуазель. – Сейчас самое время поднять на ноги весь Париж! Он уже показал, на что способен!

– Тогда нужно ехать не к кардиналу Мазарини, а к кардиналу де Рецу и президенту Виоле, – подсказала Изабель.

– Мы съездим к ним непременно, – уверил ее Ларошфуко. – Но пока мы просим вас, дорогая герцогиня, оказать нам услугу и поехать побеседовать с итальянцем!